Иоанна Хмелевская - Флоренция — дочь Дьявола

— С ней только одна проблема, — продолжала Моника, явно переполненная только мыслями о своей лошади. — Она упрямо рвётся прыгать. Сперва-то не хотела прыгать ни за что на свете, но потом вдруг пришла к выводу, что ей это очень нравится. Первый же прыжок привёл её в восторг, и мы теперь боимся, что она попробует тут прыгать через ограду. Но в стартовый бокс она входит без колебаний. И Агату Вонгровскую сразу полюбила, а это очень важно. Я бы её привезла ещё в начале недели, но Флоренция мне такой фейерверк устроила, что пришлось брать другой фургон…

Меня это страшно заинтриговало, но именно в этот момент дали старт.

Ясное дело, выиграл Калиф, Эффенди был вторым, выигрыш оказался весьма небольшим, но Мария закончила триплет, я тоже, к тому же квинта моя пока сбывалась. Я решила, что проиграю её в пятой скачке, и заранее на это настроилась, чтобы потом не отчаиваться. За триплет дали больше полумиллиона, Мария обнаглела и помчалась ставить на пятую скачку самостоятельно. Моника высмотрела в паддоке Амати и поставила на него и ещё на трех лошадей, а потом вернулась к рассказу о Флоренции.

— Она напала на конюха из этого фургончика, — призналась Моника со вздохом. — Непонятно почему. Ведь я её знаю, но такого не ожидала и не успела его предупредить. Я сама повела лошадь, и слава Богу. Я-то боялась, что она плохо отреагирует на запах машины, потому что у неё очень капризный нюх… Он подошёл, а она вдруг встала на дыбы и ударила его передними копытами. Заржала, а уж её ржание я знаю не хуже родного языка: она была смертельно оскорблена и полна отвращения. Ей очень хотелось уничтожить, оттолкнуть от себя эту мерзость. Слава Богу, что парень успел отпрыгнуть назад, а я се удержала, так что ничего такого не случилось…

Я не один раз видела, как лошадь атакует человека, поэтому прекрасно представляла себе эту сцену. Меня страшно заинтересовали причины поведения лошади, которые явно были совершенно понятны Монике.

Она снова вздохнула.

— Вам-то я признаюсь, хотя мне и стыдно, да и глупо это как-то, — сказала Моника, понизив голос. Тогда нам в голову не пришло, что мы спасли жизнь Флоренции, перейдя на шёпот. — Она ни в каком виде не переносит мяты. Мне кажется, в детстве в каком-нибудь пучке мяты ей попалось что-то страшное: может, пчела укусила или шмель… И она это навеки запомнила. А этот парень, конюх этот, жрал мятные конфеты, даже до меня запах донёсся. Если Флоренция находит мяту в сене, то фыркает, ржёт и сено не ест… Там я для неё специально косила сено, а тут корм в шариках, может, не почувствует…

Мой восторг от Флоренции решительно возрос. К мятным конфетам я питала аналогичное отвращение, хотя никого ещё не била за них передними копытами. Зато некогда вышла из автобуса на полпути, поскольку за самой моей спиной бабушка с внучком лакомились этим деликатесом.

— Потрясающая кобыла! — сказала я умилённо. — И что?

— А потом она вообще отказалась входить в этот фургон. Как оказалось, этот чёртов парень ехал внутри и всю дорогу лопал конфету за конфетой. Весь фургон пропах мятой, никакими силами лошадь нельзя было ввести, да я и не собиралась её уговаривать. Поэтому я её в результате привезла сюда на день позже, вчера… Зато она обожает петрушку.

— Зелень или корешки?

— И то и другое.

— Ей-богу, мы могли бы с ней вместе обедать…

— Самое скверное с этими её прыжками…

— Нет, — возразила я. — Самое скверное это то, что тут делается. Вы уже знаете, что всякие мафии выделывают тут свои штуки? Если Осика не станет слушаться, они могут сотворить что-нибудь нехорошее. Вонгровская в этих махинациях, как мне кажется, участия не принимает, но ведь время от времени и она должна чему-то подчиниться.

— Вонгровская, может, и подчинится, но я сомневаюсь, чтобы подчинилась Флоренция. Я уже сейчас волнуюсь. Вы только зайдите на конюшню как-нибудь после скачек, я вам её покажу. Она просто чудесная!

— Наверняка загляну, может, не в пять утра, но уж после двенадцати дня — обязательно, — обещала я. — Сегодня не могу, потому что у меня деловая встреча, уж так получилось, и придётся спешить…

Дали очередной старт. Мы перестали конспиративно шептаться под барьерчиком с круглым окошком. Скачка стартовала, и мои предсказания исполнились. Бялас действительно скакал так, чтобы повысить класс своей лошади.

После Амати сумма выигрыша триплета сильно снизилась. Последовательность оказалась неплохой, потому что вторая лошадь была сюрпризом для всего ипподрома. Моника с места выиграла. Я потребовала, чтобы она оценила лошадей в пятой скачке, поскольку была уверена, что придёт любая лошадь, кроме той, на которую поставлю я сама. Не могу же я выигрывать до такой степени!

Однако это счастье на меня все-таки обрушилось и придавило суммой около восьми миллионов. К собственному смертельному изумлению, я угадала квинту. Наконец я отправилась в кассу забрать все, что выиграла, и тем самым сглазила остаток дня. Больше я ничего не выиграла. Зато Моника гладко выиграла все триплеты.

Пани Ада вернулась из разведки.

— Не нашла его, — сказала она. — Может быть, ему надоело и он больше не пришёл. Но я его найду, позвоню ему вечером или завтра и дипломатично выспрошу. А потом вам все расскажу.

Осика по второму разу не выиграл, и для получения звания кандидата в жокеи ему по-прежнему не хватало одной победы. Пан Собеслав поклялся, что больше сюда не придёт. «Серебряный колокольчик», злоупотребив коньячком до той степени, что ступеньки показались ей очень крутыми и неудобными, пропала с горизонта. Я преисполнилась надежды, что добрых пару недель се не будет ни видно, ни слышно, так что день показался мне необыкновенно удачным. Никаких скверных предчувствий у меня больше не было, поэтому мне даже в голову не пришло, как будут выглядеть следующие дни. Ожидание дебюта Флоренции приятно щекотало сердце — и все…

Я приехала на час раньше, усердно поставила в пустой кассе на все скачки, уселась в кресло и попробовала обдумать ставки на воскресенье. Из буфета, который начинал потихоньку расцветать, доносился запах лука, невыносимо аппетитный. За столиком изысканное общество обменивалось информацией: что сказал Глебовский, Войцеховский и Капуляс, кого подсказал Скорек, а кого — Ровкович, кто не считается, а кого надо учесть. Я изо всех сил пыталась не слушать всего этого, но в конце концов оба фактора — дурацкий трёп и дразнящий лучок — оказались сильнее меня. Я оставила воскресенье в покое и резво помчалась к буфету, отчётливо чувствуя, что кишка кишке пишет протоколы.

На меня немедленно наткнулся Метя и прицепился, как банный лист.

— Ты что делаешь?! — патетически вопросил он, вместо того чтобы поздороваться. — Торопишься покончить жизнь самоубийством? Не ешь здешних котлет, умоляю — козлёночком станешь! По крайней мере хоть рубленые не ешь! Если уж захотелось — дома сделай, а тут не смей!

Я страшно на него рассердилась, потому что уж очень проголодалась.

— Ага, разбежалась! Делать мне, что ли, нечего дома, как только рубленые котлеты? — искренне возмутилась я, чуть не подавившись горячим мясом. — Рубленые котлеты мне нравится есть, а не делать. Почему бы не есть их там, где их подают?!

— А ты знаешь, что у них в серёдке?!

— Так ведь не цианистый калий! Очень даже хорошие! Тухлятиной не пахнут!

— Ну и что, что не пахнут…

— Кроме того, я уже в своё время съела котлету с червяком, и со мной ничего не случилось! Отстань!

Метя что-то укоризненно и встревоженно заболботал и подозрительно на меня посмотрел.

— С червяком, с червяком… А откуда ты знаешь, что с червяком?

— А он на самом верху извивался, — хладнокровно ответила я. — Живёхонький, как огурчик. На зубах не скрипел.

Метя на миг застыл и прекратил размахивать руками возле самой моей тарелки, так что я могла не бояться, что он у меня её силком вырвет. Он тяжело уселся в кресло.

— Ну конечно, — горько заметил он. — Даже песок на зубах скрипит, даже стекло, а такая кроха разве что пискнет — и все…

— Этот не пищал, даже когда я его выплюнула.

— Так ты его все-таки выплюнула?

— Выплюнула. Вот такая уж я привередливая. А на салате тли водятся.

— Ну и что, что тли?

— А это тоже червяки. Салат ешь? Значит, и тлей ешь. И не морочь мне голову!

— Какие тли? — поинтересовалась Мария, возвращаясь из кассы. — Почему это он тлями питается?

Уже стал собираться народ, вот-вот должна была начаться первая скачка. Мария приехала исключительно рано и успела сделать в кассе ставки.

— Да не я, а она! — невероятно возмутился Метя. — Я салат, прежде чем есть, под проточной водой промываю, правда из-под крана, но с фильтром, а она посмотри, что делает… Да нет, теперь уже ничего не увидишь — все слопала подчистую! Я ей как человеку говорю: рубленых котлет в забегаловках есть нельзя! Их делают из объедков! Объясни ты ей!