Гарольд Денвер - Невезучие
— Побойтесь Бога, Компана! — Франсуа был оскорблен до глубины души. — Вы же не будете отрицать, что Арваля нашел я. Если бы не тот случай в аэропорту, мы бы не узнали, что Жюли похитил именно он. Если бы я не потерял свои деньги, мы бы не вышли на этот игорный дом. И, в конце концов, это ведь я опознал Арваля на фотографии!
Выслушивать упреки Перена было тем более невыносимо, что на них было нечего возразить. Но и согласиться с ними Компана не мог. Ведь каждый из них лил воду на мельницу теории Мийярда, а не лежала к ней душа Компаны. Не лежала и все!
— Я — обыкновенный человек, Перен. Я всего-навсего сыщик. Но сыщиком я работаю уже больше пяти лет. Я всякого в жизни повидал. И жизнь научила меня трезво смотреть на вещи. Ну не верю я во все эти теории о невезучести, что хотите со мной делайте!
— Компана, я проваливаюсь! — попытался вставить слово Франсуа.
— Я — человек рациональный. Я — картезианец, — продолжал развивать свое кредо Компана, несмотря на то, что голова Перена была уже на уровне его груди.
Картезианец Жерар Компана предпочитал не верить собственным глазам, чем признать, что его слова сбудутся столь буквально.
— Компана, я погружаюсь! — продолжал взывать Перен.
Он погрузился в почву уже по колено.
— Почему? — сыщик никак не мог спуститься с высот картезианства на грешную землю.
— Откуда я знаю, почему, — Франсуа продолжал погружаться.
— А почему я не погружаюсь?
— Потому что вы стоите на твердой земле, а я на зыбучих песках.
— Но на карте штата нет никаких зыбучих песков! — для пущей убедительности Компана потряс в воздухе картой, предполагая, вероятно, что Перен немедленно признает свою неправоту и окажется на поверхности.
Между тем Франсуа погрузился уже по пояс.
— Если вас интересует мое мнение, то их давно пора туда нанести!
— И вы ничего не пытаетесь предпринять?
— Если я начну трепыхаться, то буду погружаться еще быстрее.
«Сейчас Перен исчезнет, и весь этот кошмар кончится — подумал Компана. — Я проснусь у себя дома, в Париже, выпью кофе, отправлюсь к себе в контору, и не будет никакого Мортана, никакого Перена, никакого Мийярда!»
Сыщик преодолел искушение. Нет, он никогда не бросал товарища в беде. Он спасет этого бедолагу.
А если, не дай Бог, этот сукин сын Мийярд окажется прав? Что тогда? Рыть землю и извлекать на свет божий тело мадемуазель Мортан, которое должно быть где-то поблизости от Перена? Или организовывать раскопки во всех зыбучих песках Мексики? К тому же не все они, как выяснилось, нанесены на карту.
— Нет, этого нельзя допустить!
Компана огляделся по сторонам. Ничего! Одни кактусы! Франсуа тем временем погрузился уже по грудь.
К счастью, метрах в пятидесяти сыщик заметил доску, брошенную, очевидно, мафиозными строителями дороги. Сбегать за ней не заняло и минуты, но, когда Компана вернулся, из песка торчала только голова и правая рука его компаньона.
— Держите! — детектив протянул Перену конец доски.
Не прошло и пяти минут, и Франсуа уже сидел на твердой земле рядом со своим спасителем.
— Один ботинок все-таки утонул. Вместе с носком, — констатировал он, глядя на свою босую ногу.
«Босиком он не дойдет до города, — подумал Компана. — Хоть на закорки его сажай!»
Редкое удовольствие — тащиться десять километров пешком в жару по бездорожью. Но оно становится особенно изысканным, если проделывать это с полной выкладкой. «Килограммов семьдесят — прикинул детектив в уме. — А что делать»?
— Послушайте, Перен! — вдруг встрепенулся Компана. — Слышите? Кажется, нам повезло!
Действительно, со стороны гор доносилось слабое урчание автомобильного мотора.
Бедняга Компана! Он так и не сделал выводов из печальной судьбы Арваля. А ведь жизненный опыт и инстинкт самосохранения должны были подсказать ему, что невезучесть — болезнь заразная и, к тому же, при отсутствии иммунитета, чреватая осложнениями.
Урчание становилось все громче, и, наконец, на дороге показался джип, набитый полицейскими, как стручок горошинами.
— Эй! Стойте! Сюда! Мы здесь! — Компана бросился обратно к дороге наперерез машине. За ним, переваливаясь, как хромая утка, заковылял Перен.
Каково же было удивление французов, когда полицейские, высыпав из джипа, навели на них стволы автоматов.
— Стоять! Ни с места! Руки за голову! — скомандовал полицейский с нашивками сержанта, который, по-видимому, был у них за командира. — Вы арестованы по подозрению в убийстве!
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Арестованных французов поместили в деревенскую кутузку, приземистое каменное строение с решетками на окнах. Назвать тюрьмой это строение было нельзя, следственным изолятором тоже. Собственно, вся каталажка состояла из единственной камеры и предбанника, где двое осовевших от безделья полицейских вяло резались в карты.
Вдоль боковых стен камеры в два этажа размещались нары. Таким образом, камера была рассчитана на четверых арестантов. Но в настоящее время в ней был единственный постоялец — заросший щетиной мексиканец неопределенного возраста. На его лице застыло выражение какой-то напряженности и, вместе с тем, безнадежности.
Впрочем, оно тут же исчезло, едва полицейские, втолкнувшие Перена и Компану, закрыли дверь и ключ щелкнул в замке.
— Добро пожаловать! — приветствовал абориген новоселов. — Располагайтесь, выбирайте себе места по вкусу!
— Добрый день, мсье! Меня зовут Франсуа Перен, а это — Жерар Компана, мой партнер. Я думаю, мы здесь ненадолго. Нас арестовали по недоразумению.
Компана переводил. Перену с большим трудом удавалось сохранять одновременно изящество манер и равновесие — он старался не наступать босой ногой на холодный цементный пол.
— Конечно, конечно, сеньоры! Меня тоже задержали по недоразумению. Два года назад. А за что вас?
— По подозрению в убийстве, — в голосе Франсуа звучала даже некоторая гордость.
— О, за убийство? — с уважением переспросил любезный хозяин. — Тогда, возможно, действительно ненадолго.
Вконец обессилевшие после бессонной ночи и утренних приключений, компаньоны рухнули на нары и моментально заснули.
Мигель, первопоселенец камеры, разбудил их через пару часов:
— Вставайте, вставайте, сеньоры! Вы слышите? Они идут! Днем в камере спать запрещено.
Действительно, в коридоре послышались шаги, тяжелые и неотвратимые, как шаги командора. Лицо Мигеля снова приобрело то напряженно-безнадежное выражение, которое удивило французов при первом знакомстве.
— С вами все в порядке, мсье? — поинтересовался Перен. — Что вас так напугало?
— Они идут, они идут! — как заклинание повторял Мигель.
В его голосе слышался неподдельный ужас.
— Они тут совсем одурели от скуки. Они выбирают одного и отделывают его по-черному!
— Кто «они»? — не понял Перен. — Что он говорит?
— Здешние полицейские, — перевел Компана. — Он говорит, что они выбирают кого-либо из заключенных и здорово его избивают. Просто так, для развлечения.
— Не может быть! — не поверил Франсуа. — Мы же в цивилизованной стране. Это же не Гаити, не Чили! И, кроме того, мы — иностранные подданные!
«Бедняга Перен! — подумал Компана. — Сейчас жизнь развеет твои иллюзии. Может, кому другому и удалось бы избежать экзекуции, но тебе…»
Он с грустью и состраданием посмотрел на своего напарника.
— Что это вы так на меня смотрите? — заволновался Франсуа. — Не хотите же вы сказать…
Компана сочувственно пожал плечами, как бы говоря: «Против судьбы не попрешь!»
Ключ лязгнул в замке. Дверь отворилась, впустив двух горилл в полицейской форме с уже закатанными рукавами.
Мигель в страхе забился в угол. Франсуа нервно заерзал на нарах. Компана внимательно изучал ногти на своих руках, делая вид, что все происходящее его совершенно не касается.
Гориллы внимательно рассматривали присутствующих, выбирая жертву. Тот, на ком задерживался их тяжелый взгляд, стремился сжаться, стать незаметнее. Гориллы это чувствовали и не торопились с выбором, растягивая удовольствие. Ожидание становилось невыносимым.
Наконец, они приняли решение.
— Ты! — полицейский ткнул пальцем в Компану.
— Я? — детектив не поверил своим ушам.
«А как же Перен?! — чуть не сорвалось у него с языка.
— Мне что, надо повторить? А ну, быстро! — горилла схватил Компану за шиворот и вытолкал его из камеры. Дверь закрылась.
— Не повезло сеньору! — с жалостью сказал Мигель.
— Что верно, то верно! Не повезло, — согласился Франсуа. — А ведь любой из нас мог оказаться на его месте.
Когда Компану втолкнули обратно в камеру, на него было страшно смотреть. Лицо представляло собой один сплошной синяк. Правой рукой он держался за бок — по-видимому, при допросе с пристрастием ему задели печень.
