Наталья Александрова - Свидетели живут недолго
«Понятно, – подумал Вячеслав, – дошло до Сущенко, а он той тетке не простил и уволил».
Галина Петровна продолжала:
– Ну, узнала я все, стала думать, как быть. Сейчас у меня сыну тридцать, они здесь живут с женой, двое внуков уже, дочке двадцать семь, а тогда соответственно сын в институте, дочка школу кончает, в университет собиралась, ну куда я с ними одна? А Аркадий Ильич детей очень любил, заботился о них, всегда детям все самое лучшее, опорой семьи был. Потом, думаю, пройдет это все у него, несколько месяцев, ну, год, а оно вон как обернулось.
– А с ним вы об этом не говорили?
– Да что вы, зачем бы я его стала в неудобное положение ставить.
Вячеслав посмотрел подозрительно: издевается! Но нет: смотрит спокойно, говорит вежливо. Да, незаурядная женщина, выдержке сам Штирлиц может позавидовать!
– А его, я так понимаю, это положение вполне устраивало?
– Вы знаете, – она обвела рукой комнату, – он ведь очень ценил все это, я даже не материальный фактор имею в виду, хотя комфорт он тоже любил. А вот сын с невесткой тут, внуки, дочка с мужем часто приходят – семья, а как уж теперь будет, я не знаю. – Она отвернулась к окну.
«Все ясно, – подумал Вячеслав, – дом, милый дом. Умеют же люди устраиваться! И любовница у него красотка, и жена замечательная, вон какой дом сделала!»
Тут он вспомнил, чем все закончилось, и перестал завидовать Аркадию Ильичу Сущенко. В коридоре раздался телефонный звонок. Хозяйка, извинившись, вышла. Звонила, очевидно, дочка, судя по репликам Галины Петровны.
– Да, дорогая, все более-менее. Да я уже прибрала все. Ну что ты, милая, что же это я днем буду лежать? Так, за делами, и время незаметно пройдет. Послушай, там еды осталось много после поминок, может быть, вы ужинать придете? Ну вот и хорошо, будем ждать к семи.
«Понятно, – подумал Вячеслав, – это не Аркадий Ильич опорой семьи был, а вы, Галина Петровна. На вас все держалось и будет держаться, и зря вы беспокоитесь, ничего не изменится».
Хозяйка вернулась, предложила ему чаю или кофе. От кофе капитан Беленький отказался, потом задал вопрос: чем же сама Галина Петровна занимается, работает ли?
– Да я, вы знаете, работала начальником машбюро в одном КБ. А машинистки-то теперь кому нужны, теперь все на компьютеры перешли, вот нас всех и сократили два года назад.
– Так вы ведь тоже могли бы на компьютере?
– Нет, не могу, глаза болят. Так что я дома сижу, с внуками занимаюсь. До пенсии мне еще два года осталось, раньше нам денег хватало, а теперь уж и не знаю.
«Это она меня деликатно подводит к мысли, что муж ее содержал и что убивать его не было у нее никаких причин». С этой мыслью капитан Беленький откланялся и, только выйдя на улицу, понял, что за двухчасовую беседу не выяснил абсолютно ничего по интересующему его делу.
Вот это женщина! Ей бы в разведке работать, читать молодым агентам курс «Как правильно вести себя на допросах»!
Вячеслав позвонил по телефону матери Ларисы Черниковой, не дозвонился, но все-таки решил ехать наудачу, уж очень не хотелось терять полдня. Он позвонил в нужную квартиру, потом еще раз, и хотел уже уходить, когда дверь вдруг открылась без вопроса. На пороге стояла пожилая женщина, растрепанная, с опухшими глазами, в наскоро накинутом халате.
– Вам кого?
– Я из милиции, по поводу убийства. – Он протянул удостоверение.
Она махнула рукой:
– Все равно не вижу без очков, проходите.
Он прошел за ней в тесную кухню. Огромный серо-дымчатый кот спрыгнул со стола с голодным мявом. Женщина сгребла со стола грязную посуду, открыла холодильник, нашла там кастрюльку с рыбой, вывалила коту в миску. Кот с утробным урчанием кинулся есть. Хозяйка оглядела себя, вышла на минутку, но не переоделась, а только слегка причесалась и накинула поверх халата большую черную шаль, потом села и выжидательно посмотрела на Вячеслава. Он решил не отступать от хорошо опробованной схемы.
– Анна Александровна, простите, что я вам мешаю в вашем горе, но я бы хотел с вами поговорить о вашей дочери, надеюсь, это поможет в поисках ее убийцы.
– Что ж теперь говорить, все равно уж Ларочку не вернешь.
– Но вы же не хотите, чтобы убийца остался безнаказанным!
– Да спрашивайте, у вас работа, я понимаю.
– Были у вашей дочери враги?
– Враги? Про врагов не знаю, а друзей тоже не больно много было. Жизнь сейчас такая, каждый за себя.
– А вы знали Сущенко Аркадия Ильича?
– Видела как-то пару раз.
– А сюда он приходил, домой к вам?
– Нет, сюда никогда не приходил, меня, наверное, стеснялся.
– Но вы про него и про Ларису давно знали?
– Знала, Лариса от меня не скрывала, без подробностей, конечно, но рассказывала.
– А сын у Ларисы, я так понимаю, не от него?
– Что вы, сын от мужа, Ларочка замужем была.
– Расскажите подробнее о ее муже.
– Ну, познакомились они в институте, в одной группе учились. Сначала так встречались, общей компанией, он парень веселый был, песни любил, на гитаре играл хорошо, в общем, душа компании. А потом, курсе на третьем, стал он один к нам ходить, уже без друзей. Ухаживал за Ларисой. А она все смеялась, несерьезным его считала, а потом, смотрю, стали они вместе ходить. И как-то зимой ушли на вечеринку и пропали. Ни звонка, ничего. Я волнуюсь, жду, до двух часов спать не ложусь. Являются вдвоем, она и говорит: «Боря будет спать у нас!»
Я говорю, как спать у нас, у нас же всего две комнаты, в одной – ты, в другой – я, пришли бы пораньше, он бы на метро успел. А она: со мной будет спать, мы уже давно как муж и жена. Ну, знаете, это теперь все просто, а раньше мы как-то к этому не привыкли. Я вспылила, накричала на них, так они развернулись и ушли из дому среди ночи!
День проходит, я места себе не нахожу, вечером звонит она и говорит, что они с Борей комнату сняли и заявление в ЗАГС подали. Потом, конечно, помирились мы, и после свадьбы они тут жить стали. Живем потихоньку, я стараюсь не вмешиваться, закончили они институт, через год Сережка родился. А я ведь тогда в университете работала, английский преподавала, и предложили мне на год в Англию поехать, русский там преподавать в колледже. Такое нам, простым преподавателям, редко выпадало, я и согласилась, заодно, думаю, пускай мои молодые самостоятельно поживут, без моей опеки. И уехала на год. Лариса мне ничего такого не писала и по телефону тоже: «Все нормально, мама», – а приезжаю я – они уж с Борькой развелись. А я-то не знала и два чемодана барахла ему привезла, на себе тащила!
– А что случилось-то?
– Лариса уже потом мне рассказала, да и соседи тоже, что как уехала я, то парня будто подменили. Все время шлялся где-то, домой пьяный приходил, скандалы устраивал и даже будто до наркотиков дело доходило. Лариса говорила, что просила его, уговаривала, на коленях стояла. Пообещает, а потом опять за свое. В общем, выгнала она его и на развод подала. Он еще долго нам нервы трепал, ночью пьяный придет и в дверь ломится, соседи даже милицию вызывали. А когда развелись они официально, Лариса вся в работу ушла. Стала деньги неплохие приносить, по тем временам, конечно, премии там в институте были хорошие. Одета она хорошо была, я ведь ей столько вещей привезла, Сережке уже три года было, в садик пошел, болеть стал меньше, и замечаю я, что у нее ктото есть, ну, мать-то ведь сразу увидит! Я за нее порадовалась – думаю, нашла она себе хорошего человека, замуж выйдет, Сережке отец нужен, а потом оказалось – это Сущенко. Я расстроилась, конечно, – немолодой, женатый, говорю Ларисе, что это не вариант. А она только рукой махнула, говорит, мама, не беспокойся, это все для дела, он меня на работе поддержит, поможет карьеру сделать. Я говорю: доченька, так разве можно? А она сощурила глаза и сквозь зубы мне: только так с ними и можно, они хорошего отношения не понимают.
Ну вот, время идет, а она все с этим Сущенко, и пять лет прошло, и еще. Я как-то ей и говорю, что уж если любовь такая у них с Аркадием Ильичом, то, может быть, ей замуж за него выйти, а то она не поймешь кто, статуса никакого. А она засмеялась так и говорит: «Да что ты, мама, он мне и на работе-то иногда так надоест, а тут еще дома будет торчать, тапочки ему подавай, а Сережка что, папой его называть должен?»
А потом серьезной стала, я, говорит, давно уже могла бы настоять на его разводе, да только он ведь все той семье оставит и к нам сюда переедет, зачем нам с тобой это надо?
А я тогда и говорю: вот попомни мои слова, он тебя до сорока лет проморочит, а потом отправится к жене под крылышко старость свою беречь, а ты ни с чем останешься, и хорошо, если я до этого не доживу, а, выходит, она не дожила.
Анна Александровна заплакала вдруг беззвучно, только слезы текли по щекам рекой.
– Вот, все плачу, откуда только слезы берутся. Все говорят: держитесь ради внука, а как я его теперь подниму? Я же на пенсии, много ли частными уроками заработаю?
Она встала, накапала себе каких-то капель, выпила и снова села к столу.
– А скажите, Анна Александровна, отец-то Сережин не помогал вам, алименты не платил?
