Ирина Потанина - Пособие для начинающих шантажистов
— Не дай Бог, Вы, господин бывший второй муж, таки окажетесь впутанным в эту историю! — почему-то вслух проговорила я и погрозила пространству кулаком.
В глубине души я надеялась, что Шурик, все-таки, ни причём. Как нужно вести себя в случае, если мы окажемся во враждующих лагерях, я предположить не могла.
— Эй, с тобой всё в порядке? Ты чего сама с собой разговариваешь? — отделившееся от стаи дворовой ребятни, сплошь замотанное темно-бордовым шарфом существо оказалось при ближайшем рассмотрении моей сестрой.
— Ой! — ахнула я, — Вот уж не ожидала… Давно это тебе за пределами двора гулять разрешают?!
— Да пару лет уже, — охотно ответила Сестрица, совершенно по-взрослому склонив голову набок — А ты чего тут стоишь?
— Думаю.
— Дома думать теплее…
Иногда в Сестрице Настасье проявлялась мамина мудрость.
— Вот что, Сестрица, временно прощайся с этими отщепенцами, — я кивнула на толпу таращащейся на нас ребятни, — Пойдем домой. Дело есть.
С тех пор, как я перестала жить с родителями, Сестрица всегда бурно радовалась моим визитам. Посему окончание прогулки её ничуть не расстроило. Энергично, насколько позволяла экипировка, Настасья замахала руками и прокричала зычное "Бай!". Дети ответили не менее экспрессивно. Я заметила в их кучке пару выросших и тут же исчезнувших пузырей жвачки и хмуро покосилась на сестру. Та, вроде бы, ничего не жевала.
— Знавала я одну барышню, — на всякий случай решила пофантазировать я, — Которая всё время жевала жвачки. К юности, за непомерно развившуюся челюсть, она получила кличку "Боксер" и полную антипатию со стороны противоположного пола.
— Какие именно жвачки она жевала и что такое "антипатия"? — живо заинтересовалась Сестрица.
Я принялась объяснять, и мы, поддерживая друг друга, покатились к подъезду.
— Фух, ну там и холодина! — Настасья убежала вперед и, нетерпеливо притопывая, разматывала шарф, дожидаясь меня на лестничной площадке третьего этажа. Вообще-то я тоже не любила холод, но сегодня, за обилием всяких хлопот, даже не успела позлиться по поводу ударивших вдруг морозов. Я мысленно поставила себе плюсик за отсутствие роптания на плохую погоду.
Лифт, как сообщила Сестрица, поломали приходящие к БорькеСоВторойКвартиры наркоманы. Друзья БорькиСоВторойКвартиры раньше считались всего лишь алкоголиками, и винились во всех, случающихся в подъезде неприятностях, еще с моего детства. Каким образом БорькаСоВторойКвартиры, который был ровесником Виктории Силенской, умудрился до сих пор не превратиться в Дядю Борю, оставалось для меня загадкой.
— Видимо, специально к моему приходу! — мрачно прокомментировала я известие о поломке лифта и принялась жаловаться Сестрице на скользкие сапоги, невыносимо душный общественный транспорт и безжалостно смеющихся над чужим горем жестоких детей. Делала я это намеренно бодро, легко и по возможности весело. Настасья радостно хихикала и, как и требовалось, не ныла по поводу выбранного мною экономного темпа ходьбы. Естественно, мои родители жили на самом верху.
Перед входом в квартиру Сестрица Настасья к моему великому удивлению тщательно вытерла ноги.
— Воспитывают! — грустно изрекла она в ответ на мой изумленный взгляд, — Сегодня полы в коридоре мою я… Приходится их не пачкать.
Я чуть не истерла свои шпильки в порошок.
— Ты будешь чай или кофе? — гостеприимно спросила Настасья, когда мы прошли в кухню, чем сразила меня окончательно.
— Чай, — я подозрительно прищурилась. Ну не могла Сестрица так измениться всего за неделю разлуки, — А что?
— Очень хорошо! — радостно сообщила она, — Налей и мне за компанию, ладно?
Я облегченно вздохнула.
— А если бы я захотела кофе? — я поставила чайник, — Детям ведь кофе нельзя. Чтобы ты тогда сказала?
— А кофе все равно нет, — Настасья скорчила хитрую гримасу.
Этот ребенок умудрился впитать в себя манеры, жесты и мимику всех родственников одновременно. Подвижная и неугомонная, она молниеносно перевоплощалась, из характерного для меня образа глупой наивности в пафосного ворчуна-дедушку, любившего хитро щуриться и театрально вскидывать брови. Даже в походке Настасья умудрялась быть похожей на всех одновременно. "Она, то кокетливо семенит, как мама, быстро-быстро покрывая дорогу мелким бисером мимолетных прикосновений. То по-отцовски широко вышагивает семимильными. Будто вращая под собой землю, а, не идя по ней", — писала я о Сестрице в одном из первых институтских очерков. Так уж сложилось, что маленькая Настя стала моей первой натурщицей. Что может быть интересней, чем анализировать и описывать еще не вполне осознающее себя существо, стоящее на самой первой ступеньке познания мира. Возможно, именно повышенный интерес к Насте-младенцу настойчиво мешал мне сейчас признать, что сестра выросла и даже обрела некое подобие собственного мировоззрения. Была, значит, кукленок-кукленком, и вдруг, на тебе, — человек! Настасья на подобное мое отношение обижалась страшно. Я, мысленно понимая её правоту, извинялась и обещала измениться. Собственно, именно этим желанием исправиться, и было вызвано моё решение поручить Настасье кое-какую часть расследования. И мне польза — и ребёнку приятно.
Я и не заметила, как закипел чайник.
— Ну, ты пока наливай, — Настасья зачем-то совершила оборот вокруг меня, потом дважды вокруг собственной оси и, наконец, юркнула в прихожую, — А я позвоню Даше, узнаю про уроки.
Я согласно кивнула. Почему-то общение с этим ребенком заряжало меня энергией. Развязка разговора с Шуриком уже не казалась мне столь трагичной. "Мне ничего не рассказывают, и я буду молчать в тряпочку. Играем в закрытую, господа! Не будь я Катей Кроль, если в ближайшее же время не перестрою всю эту творящуюся вокруг Виктории всячину на свой лад!" — мысленно пообещала я. Как только в делах Силенской засветилось имя Шурика, вопрос о необходимости вмешательства решился для меня вполне однозначно.
— Прекрати раскачивать табуретку и слушай меня внимательно! — назидательно говорила я Сестрице через пятнадцать минут. Настасья нависала над столом, упираясь коленками в табуретку, а локтями в столешницу и внимательно глотала каждое мое слово. По-моему, не пережевывая, то есть, мало что понимая. Прежде всего, я поведала Сестрице страшную историю о загадочном лжежурналисте.
— Естественно мы с Викторией обязаны раскопать истину, — закончила я, — Ты согласна помочь мне в данном вопросе?
— Очень, — от волнения Сестрица перешла на шепот, — А что надо делать?
— Надо разузнать все подробности. Прежде всего, узнай у Даши, всё, что она помнит об этой встрече. Естественно, я тоже буду её расспрашивать. Но, кто знает, возможно, в разговоре с тобой Дарья вспомнит больше нюансов.
— Конечно, мы ведь с ней подруги, и ровесницы, — очень серьезно проговорила Настасья, — Я её не напрягаю.
Я хотела, было, отругать Настасью за сленг, но передумала.
— Я и сама не очень-то люблю откровенничать с взрослыми, — призналась вместо этого я, чем безмерно насмешила Сестрицу.
— Ты сама взрослая! — для Настасьи это, видимо, считалось одним из главных моих достоинств.
— И с собой тоже! Это огорчает, — отрезала я и вновь вернулась к делу, — Помимо этого порасспрашивай техничек и детей. Смотри, вот тебе фотографии пятерых разных людей похожей внешности, — с момента ухода от Шурика я многое успела предпринять, в том числе и порыться в фотоальбомах, — Один из этих пятерых — подозреваемый. Какой, — не скажу.
— А почему нельзя сразу показывать фотку подозреваемого и спрашивать, не приходил ли он?
— Ради чистоты эксперимента. Нам нужно, чтобы люди сами указали на лжежурналиста, а так получится, будто мы его навязываем.
— Ой! — Сестрица, глянула на фотографии, — Но ведь это Шурик!
— Да, — невозмутимо ответила я, — По внешним данным он соответствует типу подозреваемого.
— Он что, может быть этим обманщиком?
— Может быть всё что угодно. Но вообще, я взяла его для количества. Понимаешь?
Настасья усердно закивала. Потом на секунду задумалась и, не сводя с меня пристального взгляда, призналась.
— Нет.
— Чего именно ты не понимаешь? — я уже слегка пожалела, что решила её привлекать.
— Ничего! — так же серьезно ответила Сестрица, — Я поняла только, что должна всё узнать у Даши, и еще должна спрашивать у всех про фотографии.
— Так чего ж ты не поняла?
— Как я спрошу?! У Даши понятно… У ребят тоже… А вот у техничек?
— Ну, уж тут сама придумывай. Ты ж их ближе знаешь…
— Ты учишь меня врать?! — восторженно спросила сестра.
Я подобного поворота событий не ожидала.
— Нет. Помогаю научиться выкручиваться в трудных ситуациях, — попыталась реабилитироваться я.