Людмила Милевская - Пять рассерженных жён
— Девочки, она нацепила Фросикову шляпу! — завизжала Полина.
— Шляпу я беру себе, — постановила Тамарка, снимая с меня шляпу и напяливая её на свою вздыбленную начёсом голову.
— А я тогда возьму костюмчик, — крикнула Татьяна и вцепилась в мой леопардовый костюм, серьёзно намереваясь его с меня содрать.
Я начала вопить, что костюмчик принадлежит мне, лично мне, но меня уже никто не слушал. Делёж набирал темпы.
— А я возьму себе очки! — обрадовалась Изабелла и сорвала с меня очки.
Все охнули и отпрянули.
Глава 8
Признаться, я не сразу поняла, чему обязана такой гробовой тишиной. То вопили из последних сил, а то вдруг сразу все замолчали.
— Зачем ты это сделала, Мама? — переполняясь ужасом, спросила Тамарка.
Остальные смотрели на меня тоже с ужасом, в котором присутствовало и некоторое уважение.
— Зачем я это сделала? Спроси об этом своего кота! — возмутилась я.
— При чем здесь кот? — изумилась Зинаида.
Я уже изготовилась во всех подробностях объяснить, но внезапно завыла Полина.
— Господи, как он сопротивлялся! — выла она. — Как не хотел умирать мой Фросик!
— Да-а, — поддержала её Татьяна. — Умирать совсем не хотел и сопротивлялся крепко. Смотрите, на ней же живого места нет.
Тут лишь до меня дошло, что они имеют ввиду.
— Только не вздумайте на меня стрелки переводить! — закричала я. — Предупреждаю сразу: у вас ничего не получится, потому как…
— Да что там не получится, — не дала мне договорить Татьяна. — Грохнула нашего Фроку и битый час всем зубы заговаривала.
— Господи, как он сопротивлялся! — опять завыла Полина. — Как сопротивлялся! Мой Фросик! Мой бедный Фросик!
— Ты только что своего Фросика собиралась в ковёр закатывать, — напомнила я. — А теперь ревёшь белугой. Слезы льёшь крокодиловы.
Тамарка, все это время пребывавшая в глубоких размышлениях, вдруг встрепенулась, схватила меня за грудки и затрясла, приговаривая:
— Зачем ты это сделала, Мама? Признавайся, зачем ты это сделала, невозможная? Теперь тебя будут судить! Мама! Будут судить!
— Господи, как он сопротивлялся! — выла тем временем Полина. — Как он хотел жить!
— И ещё милицией нас пугала, — с обидой вспомнила Изабелла.
— Да она же все собиралась свалить на меня! — внезапно озарилась догадкой Зинаида и, отпихнув Тамарку, затрясла меня ещё хлеще, приговаривая: — Ах ты сволочь! Ах ты сволочь!
— Это кот! — вопила я. — Это кот! Тамарка его раскормила! Это он завалил меня с лестницы!
Татьяне стало интересно.
— Подожди, — крикнула она, отставляя Зинаиду в сторону. — Мне кажется, она хочет сделать признание. Не мешай, дай ей облегчить душу.
Почувствовав свободу, я отпрыгнула на безопасное расстояние и скороговоркой сообщила:
— Это все Тамаркин кот. Это он опрокинул лестницу. Я упала и набила фингалы. У меня вот и фарш на щеках. Это все от его когтей.
И я принялась разматывать платок, чтобы показать свой «фарш». Увидев «фарш» все ахнули.
— Господи! Как же он, несчастный, сопротивлялся! — с новой силой взвыла Полина.
— Да нет же, — разозлилась я. — Это не он, это кот. Кот Тамаркин.
Все дружно посмотрели на Тамарку. Она пожала плечами, давая понять, что не знает о чем идёт речь.
— Ну как же? — завопила я. — Твой кот вместе со мной упал с той лестницы, что хранится в твоём сарае. С последней ступени! Так что времени у него было достаточно, чтобы разодрать мне щеки, пока он ждал приземления.
Видя недоуменное лицо Тамарки, я уже конкретно спросила:
— Неужели ты не видела в каком он после вчерашнего состоянии?
— В прекрасном, — заявила она. — Лучше не бывает. С большим аппетитом поел и спал, как убитый.
— Так ты мне не веришь? — изумилась я.
— Не верю, — призналась Тамарка.
— У меня же есть свидетель, — обрадовалась я. — Евгений. Мой Евгений. Евгений свидетель!
— Твой Евгений соврёт — недорого возьмёт, — предположила Полина.
— Ты же его совсем не знаешь, — рассердилась я.
— Вообще-то он может, если она его подговорила, — предположила Тамарка. — Но с другой стороны, Женька врать не любитель. А вот я ему сейчас позвоню.
И она ушла звонить в другую комнату.
— Звони здесь! — крикнула я ей вдогонку.
— Ага, чтобы ты им руководила? — усмехнулась Татьяна и из вредности прикрыла дверь кухни.
Пока Тамарка отсутствовала, мой «фарш» и фингалы подверглись тщательному осмотру.
— Вообще-то похоже на когти кота, — сказала Полина по поводу «фарша».
— Да и фингалы не первой свежести, — заметила Изабелла. — Уже цветами радуги заиграли.
— Если бы Фрока приложился, они бы, конечно, вспухли и покраснели, но так посинеть вряд ли успели бы, — согласилась Татьяна.
Я смотрела на них едва ли не с благодарностью.
— Вот вы глупые, — высокомерно изрекла Зинаида. — Никакой логики. Как Фрол мог так расцарапать её щеки, когда у него совершенно нет ногтей? Он же состригает их до основания. Да и щеки у Соньки были под платком. Она же их закутала, он бы не дотянулся.
— Изверг! — завопила я. — Будто не ты кидалась на меня с кулаками, утверждая, что убила твоего Фрола я, да при этом ещё и собиралась тебя подставить. Где же тогда была твоя хвалёная логика?
Зинаида вспыхнула и собралась мне возразить, но вошла Тамарка.
— Все в порядке, — сказала она, показывая на меня пальцем, — эта идиотка действительно свалилась с лестницы. Евгений даже снял её с моим котом в самый момент падения.
И тут до неё, наконец, дошло.
— Ах ты дрянь! — закричала она. — Я доверила тебе кота, а ты так над ним издевалась!
— Ха-ха, — торжествуя, рассмеялась я, — и кто здесь из нас идиотка? Какое позднее у тебя зажигание! А что касается кота, так это он завалил меня, так что я вся в претензиях, но молчу.
— Да хватит вам! — рассердилась Татьяна. — При чем здесь кот? Время идёт. Будем мы отвозить Фроку на дачу или нет?
— Конечно будем, — подтвердили все, кроме меня.
— Тогда бросайте жребий, кому закатывать его в ковёр, — сказала Татьяна.
И тут на передний план выступила я.
— Нет! — громогласно сообщила я. — У вас ничего не получится!
— Почему? — возмутились все.
— Потому, что я сейчас же звоню в милицию и сообщаю о содеянном кем-то из вас преступлении!
Тамарка всплеснула руками и вскрикнула:
— А она опять про свою милицию! Ну что тут будешь делать?
Татьяна задумчиво покосилась на меня и сказала:
— Тома, выйдем на минутку.
И они вышли.
Пользуясь тем, что два лидера отсутствуют, Зинаида решила учинить свои разборки.
— Между прочим, — сказала она, — кто это придумал делить все поровну?
— Да, кто это придумал? — оживилась Полина.
— А как надо делить? — заинтересовалась Изабелла.
— В том порядке, в каком мы с Фролом проживали, — ответила Зинаида. — Тамара первая, я вторая, ты третья. Делим все по справедливости.
— Да, надо по справедливости, — согласилась Полина, — только по справедливости… Но тогда я получаю меньше всех, — наконец дошло до неё. — Какая же здесь справедливость? — вскочила она.
— Самая справедливая! — грудью пошла на неё Изабелла. — Почему ты должна получать больше меня, если ты знаешь Фролушку без году неделя?
— Как это без году неделя? — забегала вокруг стола Полина. — Я больше всех ему отдала!
— Ты? — поправив парик и очки, презрительно рассмеялась Зинаида. — Да ты только тем и отличилась, что загубила его позвоночник. Бедняга умер, так и не вылечившись от радикулита.
— Ты загубила, а мы всей семьёй потом лечили, — подтвердила Изабелла.
— Уж ты бы помолчала! — взвилась Полина. — Что такое позвоночник? В какое сравнение он идёт с желудком? Это ты, шалава, трахалась направо и налево, а у него от стресса язва приключилась!
— А потом мы всей семьёй эту язву лечили, — злорадно подтвердила Зинаида.
— Кто?! — возмутилась Изабелла. — Кто лечил его язву? Да вы сами язвы!
— Мы язвы? — хором воскликнули Зинаида и Полина. — Вот мы сейчас патлы твои крашеные проредим!
— Вы проредите? Мои патлы крашеные? Да у тебя вообще парик!
И они пошли друг друга.
Пользуясь этим, я выскользнула из кухни и отправилась на поиски Татьяны и Тамары.
Я нашла их в спальной моего Фрысика. Они шумно обсуждали какую-то проблему. Пристроившись возле двери я узнала ошеломительную вещь — сразу даже ушам своим не поверила.
— Да-а, положение неприятное, — вздыхала за дверью Тамарка. — И не знаю что предпринять. Эта дурочка запросто может позвонить в милицию.
«Это она обо мне?»
— А давай её подкупим, — предложила Татьяна.
— Нет, это вряд ли выйдет.
— Но ты же сама говорила, что у неё руки загребущие. Неужели на приличный кусок не позарится?
— Нет, не позарится. Она у нас местами слишком идейная. Вроде нормальная-нормальная, а потом как вскочит ей что-то в голову, ну и клинит. Тогда она и давай говорить о чести.