Дарья Донцова - Приданое лохматой обезьяны
Барабан хватает меня за плечи, разворачивает и цедит:
– Тараканова? Куда летим, сломя мозг?
Мне не удается скрыть радости:
– Домой, Григорий Петрович, нас отпустили.
– Домой? – повторяет Барабан. – И что тебя там ждет? Пьяная тетка! Ох, надо бы давно в отдел опеки сообщить, пусть вашей семьей займутся. Алкоголикам нельзя разрешать воспитывать детей, тебе будет лучше в интернате. Государство позаботится, хоть полноценно питаться станешь!
В советские годы из детей с тщанием взращивали патриотов. Я гордилась комсомольским значком и считала, что живу в лучшей стране на земном шаре. Но в нашу школу ходили на уроки одинаково одетые в коричневые пальто и обутые в темно-синие ботинки ребята из интерната. Больше всего на свете я боялась оказаться в их числе. А еще в душе бушевало негодование: по какому праву идиот Барабан осуждает Раису? Не так уж часто она напивается, всего раз десять в месяц. И не всегда до состояния камня. Кто его просит совать нос в чужую семью? К сожалению, я не могла высказать Барабану правду в лицо, поэтому, старательно изображая почтение, прошептала:
– Григорий Петрович, у нас дома борщ, котлеты и компот. Тетя Рая только что обед приготовила. Я побегу?
– Ступай, Тараканова, – кивнул Барабан. И бросил мне в спину отеческое напутствие: – Ох, предвижу твою судьбу печальную. Не выйдет из тебя толку! Умрешь под забором!
Мне стало так обидно! Аж до слез! И тут на помощь мне неожиданно пришел главный школьный хулиган Вася Кузьмин, который с любопытством подслушивал нашу беседу.
– Зато из вас, Григорий Петрович, вышел толк! – с несвойственным ему подобострастием воскликнул он.
Барабан, самодовольный болван, не почуяв подвоха, важно ответил:
– Да, Кузьмин, из меня вышел толк.
– Вышел… совсем весь, – нараспев произнес Вася, – а бестолочь осталась.
Я не дружила с Кузьминым, имела свою компанию, но в ту минуту чуть не бросилась мальчишке на шею с поцелуями…
– Вы мне теперь угрожать не сможете, – продолжала ничего не подозревавшая о моих мыслях Вероника. – До вторника потерплю, поговорю с вами, а потом имею полное право вас послать.
– Я ищу Кириллова, – мягко сказала я, – он не ходит в училище, и дома его нет.
Ника не стала любезнее.
– Я ему не сторож!
Я решила не обращать внимания на агрессивность девочки.
– Думала, вы друзья.
– Кто вам это сказал? – нахмурилась Малышева.
– Птичка напела, – улыбнулась я.
– Вот и сверните ей шею! – предложила Ника. – Чтоб в другой раз зря не чирикала. Я ваще с Кирилловым не общаюсь.
Девочка определенно не хотела продолжать разговор, но я постаралась продлить беседу.
– Почему? Он противный?
– Вам-то какое дело? Я не имею к Никите никакого отношения.
Я вздохнула.
– Жаль. Надеялась, что ты подскажешь, как лучше донести до него ужасную новость. Впрочем, будет ли она для него шокирующей?
Ника снова обхватила себя за плечи и затряслась.
– Колешься? – не выдержала я. – Или нюхаешь волшебный порошок?
– Если я из небогатой семьи, значит непременно наркоманка? – еще пуще обозлилась Малышева. Но пояснила: – Просто холодно в одной футболке. И че за весть?
– Антонина Михайловна умерла, – сказала я. – По идее, Никите были обязаны сообщить, но, думаю, он пока не в курсе, что стал сиротой.
– Вау! – подпрыгнула Ника. – Тонька отвалила? Супер!
– Не принято так откровенно радоваться смерти другого человека, – не выдержала я. – Даже, на твой взгляд, противного.
– Вам и не представить, какая она была! – неожиданно разоткровенничалась Ника. – Что Никита ни сделает, все фигово. Ей ничего не нравилось. Орала на него, пощечины отвешивала. Красиво?
– Не очень, – признала я. – Но прояви хоть каплю сожаления.
Внезапно Ника попятилась.
– А как она померла? Упала и шею сломала? Или сердце отказало?
– Антонину Михайловну убили, – сказала я.
– Вау… – прошептала Ника. – Кто?
– Вот это я и пытаюсь выяснить, – ответила я.
– Вы из ментовки, да? – напряглась Ника. – Ничего не знаю.
– Давай пойдем выпьем кофе, – снова предложила я.
– Домой мне пора, – засуетилась Малышева. – Э… у меня… Короче, зачет скоро… по этой… ну… фармакологии, там латынь.
Последние слова девчонка договаривала, отведя глаза в сторону.
– Учеба – это главное, – кивнула я, – но, пожалуйста, если вдруг ты столкнешься с Никитой, попроси его позвонить. Вот моя визитка. Надо же сообщить Кириллову о смерти матери. Спасибо за помощь. Пойду дальше по делам.
С огромным трудом удерживаясь от желания обернуться, я зашла за супермаркет и через секунду очень осторожно высунулась из-за угла. Ануш старательно протирала большое окно, по ступенькам поднимался мужчина с маленьким мальчиком, а ярко-розовая футболка Ники мелькала уже на другой стороне дороги. Малышева спешила вовсе не в сторону родного барака.
Я помчалась за ней, держась поближе к домам и на ходу снимая ветровку. Курточка у меня волшебная, ее можно носить как на черную, так и на красную сторону. В момент разговора с Никой я была в ярком варианте, но сейчас сольюсь с толпой, одетой по-осеннему. Ветер пробежал по обнаженным рукам – под курткой у меня была лишь майка. Я побыстрее натянула верхнюю одежду. Да, Веронике Малышевой сейчас действительно холодно в футболке… Хотя, если учесть скорость, с которой девочка летит сквозь толпу, она давно вспотела.
Хлоп! Малышева буквально впрыгнула в подъезд. Я ринулась за ней, увидела за лифтом светлый проем, услышала новый хлопок и поняла: здесь есть «черный» выход. Мгновение понадобилось, чтобы выскочить во двор, плотно забитый машинами. Вдали маячили железные гаражи, выкрашенные в темно-зеленый цвет. Ника, уцепившись руками за прутья, лезла через забор, который высился вокруг небольшого двухэтажного здания из светлого кирпича. Будущая медсестра легко преодолела преграду и поспешила к ряду гаражей.
Я подлетела к ограде и увидела объявление «Детский сад № 8464/а. Родители! Прием детей строго до 8.00. Опоздавшие не впускаются. Запрещено перешвыривать воспитанников младшей группы через забор и подсовывать под ворота. В случае нарушения правил пользования детсадом родители будут наказаны возвращением детей домой. Навсегда!»
На секунду я опешила. Следует ли понимать, что малышей старшего возраста можно «перешвыривать через забор и подсовывать под ворота»? Интересно было бы взглянуть на мать с отцом, которые способны проделать это с крошкой…
Ника исчезла из поля зрения, и я поторопилась преодолеть ограду. Благополучно пересекла территорию сада и вышла к гаражам. Ряд зеленых домиков упирался в высокую бетонную стену. Без альпинистского снаряжения ее не преодолеет даже гимнаст Немов. Оставалось лишь удивляться, как же отсюда выезжают машины? Автомобилю не перескочить через забор. Значит, где-то есть дорога, но я ее не вижу. Как, впрочем, и девочку. Ника, вероятно, зарулила в какой-то гараж.
Я медленно пошла вдоль железных стойл. На воротах висели огромные замки. Некоторые особенно рачительные хозяева укутали их в полиэтилен, другие надели на запоры разрезанные пластиковые бутылки. Наконец почти в самом конце я обнаружила гараж, дверь в который оказалась чуть приоткрыта.
Затаив дыхание, я втиснулась внутрь и тут же услышала взволнованный голос Ники.
– Никитос! Хорош дрыхнуть! Дурак, да? Тя найдут! Вставай, надо придумать, что говорить ментам. Ну, ваще, я не верила! Ты с ума сошел? Тебя посадят в тюрьму. Эй, Никит, давай. Ну Никита… Никита… Чем набухался? Хоть сядь. Никитаааа… А-а-а!
В последнем вопле прозвучал такой ужас, что я, забыв о необходимости прятаться, бросилась в глубь гаража. Машины в отсеке не оказалось, крик несся из-за плотной занавески, которая отделяла часть помещения. Я отдернула брезент и увидела некое подобие комнатушки. У стены стоял небольшой топчан, в углу громоздилась этажерка, на ней тускло горела лампа. Еще здесь было продранное кресло и маленький черно-белый телевизор «Юность», стоявший на сложенных кирпичах.
Ника визжала, закрыв лицо руками. Я обняла ее.
– Тише. Что тебя испугало?
Малышева ткнула пальцем в кучу скомканных одеял на импровизированной кровати.
– Он там!
Я подошла к топчану, чуть наклонилась и зажала рот рукой. На подушке без наволочки лежала голова парня. Туловище до подбородка прикрывало одеяло, из которого торчала серо-желтая вата. Я не судмедэксперт, но даже мне стало понятно: Никита мертв.
В сложной обстановке всегда должен найтись человек, который сохранит присутствие духа. Нику трясло в ознобе, и я скинула куртку, набросила ее девочке на плечи и укорила:
– Уже осень, надо потеплее одеваться.
– Мама вещи пропила, – клацая зубами, ответила девушка, – все за водку спустила. Никита обещал, что скоро купит мне много-много всего. Ему деньги светили.
Малышева осеклась, потом неуверенно добавила:
