Наталья Александрова - Проделки небожительницы
– Я должен завязать тебе глаза. Ты пока что не посвящен в таинство, поэтому не должен знать, где находится Храм.
Несмотря на слабые протесты Таракана, он завязал ему платком глаза, несколько раз повернул его вокруг своей оси, чтобы полностью сбить у Славки представления о направлении, и дальше повел его по бесконечным подземным коридорам, придерживая за плечо.
Пару раз Слава спотыкался, но сильная рука удерживала его от падения.
В коридорах стало очень сыро, усилился запах плесени. Дорога шла под уклон. Даже сквозь платок Слава почувствовал, что вокруг совсем темно. Судя по звуку, Шоша вынул и включил фонарь. Так они шли еще очень долго. Таракан полностью потерял всякие представления не только о расстоянии, но и о времени – может быть, прошло полчаса, а может быть – и несколько часов.
Наконец они остановились. Незнакомый голос произнес что-то на том же тарабарском языке – судя по интонации, он задал вопрос, и Шоша ему ответил. Лязгнула металлическая дверь, они прошли вперед еще немного, и Шоша наконец снял платок с глаз Таракана.
Слава увидел, что он находится в большом помещении с черными сырыми стенами – это было что-то вроде огромной пещеры. Пещеру освещали неровным багровым светом чадящие факелы, там и сям укрепленные на стенах. Рядом со Славой и его проводником стояли человек сорок мужчин, по большей части молодых, смуглых и черноволосых. Все напряженно смотрели в центр пещеры, где около сверкавшего позолотой каменного стола колдовал высокий длинноволосый мужчина в белой одежде. Он положил на стол горку сухой травы, протянул к ней руку, и трава вспыхнула. К потолку поднялся столб белого дыма, в пещере запахло чем-то сладковатым и неприятным. У Таракана слегка закружилась голова, ему захотелось смеяться, но все люди вокруг были такими серьезными и с таким напряжением смотрели на длинноволосого, что Слава тоже замер и уставился на него, ожидая, что еще тот устроит.
А длинноволосый фокусник поднял руки и заговорил нараспев:
– Приди, приди же к нам, о львиноголовая Ламашту! Поднимись из своего подземного царства, приведи за собой страшных чудовищ мира мертвых! Приведи за собой злых демонов и голодных духов! Обрушь свою ярость на наших врагов, покажи им свою великую силу, ввергни их в страх и ужас! Приди, приди, львиноголовая! Пусть вслед за тобой поднимутся призраки ночи и страшные обитатели могил, чье лакомство – человеческое мясо, чье вино – кровь убитых! Пусть враги наши в страхе бегут от тебя, пусть познают они силу древних богов и власть древнего народа!
Потом длинноволосый произнес множество совсем уж непонятных слов и насыпал на стол еще горстку травы. Дым, поднимавшийся от золоченого стола, стал каким-то зеленоватым.
– Приди, о Ламашту! – громко выкрикнул длинноволосый, и все остальные, как один человек, крикнули следом за ним:
– Приди, о Ламашту!
И Слава Таракан закричал вместе со всеми: он почувствовал себя одним из этих людей, и ему хотелось остаться с ними навсегда, стать таким же, как они…
– Приди, львиноголовая! – вскликнул Жрец, и остальные повторили за ним, как эхо:
– Приди, львиноголовая!
И вдруг под сводами пещеры раздался страшный, грозный звериный рев, одновременно унылый и злорадный. От этого рева кровь заледенела у Славы в жилах, волосы на голове зашевелились, сердце забилось как бешеное. В этом реве слышались жестокость и коварство, злоба и неутолимый голод хищника. Переходя в утробное рычание и страшное, тоскливое мяуканье, рев этот начал понемногу затихать, как будто издававшее его чудовище удалялось, спускалось в породившие его глубины Преисподней.
– Великая не хочет подняться к нам! – закричал Жрец, когда затихли последние отзвуки рычания. – Она ушла, спустилась в глубины своего подземного царства, в свои темные чертоги! Львиноголовая не хочет прийти в наш мир! Мы не угодили ей! Чего ты хочешь, о великая черная мать, скажи своим детям!
С этими словами Жрец подбросил новую щепотку травы в тлевшую на золотом столе горку. Поднимавшийся к потолку дым пожелтел, стал золотистым, сгустился местами, будто обрисовав очертания женского тела… Плотнее и гуще становились клубы золотистого тумана, и, наконец, нельзя уже было больше сомневаться в реальности происходящего: дым оформился в подобие золотой женской фигуры с львиной головой на плечах.
В святилище стало необыкновенно тихо, и в этой тишине как гром прозвучали слова Жреца:
– Великая желает, чтобы ее древнее золотое изваяние заняло подобающее ему место в нашем Храме! Только когда мы достанем древнее изваяние и принесем в Храм – только тогда львиноголовая Ламашту одарит нас своими милостями, только тогда она обрушит свой ужасный гнев на наших врагов!
– Вот, теперь ты знаешь об этом деле столько, сколько и я. – Маркиз отодвинул пустую тарелку. – Спасибо, все было очень вкусно.
– Это полуфабрикаты, – отмахнулась Лола, – я ничего не готовила, только разогрела.
Она отвернулась к кухонному столу, чтобы заварить чай.
Кухонька была крошечной, вообще вся квартирка была крошечной, но очень уютной. Лола привела сюда Маркиза два часа назад. Он сказал, что ему нельзя появляться у себя дома – могут найти. И вообще им нужно было посидеть и спокойно поговорить. Лола сказала, что квартиру эту она снимает.
Тихонько урчал холодильник, Маркиз прихлебывал горячий, хорошо заваренный ароматный чай и исподтишка поглядывал на Лолу. Она уверенно и привычно двигалась по кухне.
– Ты что – умеешь готовить? – спросил он.
– Конечно! – улыбнулась Лола. – И очень люблю. Но делаю это крайне редко – времени нет.
Ему захотелось узнать, чем же она так занята, ведь для своих операций он отвлекал ее не больше одного-двух раз в неделю. Но сейчас было не время.
– Вот что, милая, – начал он совершенно другим, очень серьезным тоном, – нам нужно расстаться. Думаю, ты не будешь представлять для них интереса без меня.
– Я – твой равноправный партнер, – обиженно проговорила Лола.
– Это было раньше, – мягко возразил Маркиз, – мы славно с тобой поработали, и я очень тебе благодарен.
Лола вскинула на него глаза, удивленная этой странной мягкой интонацией.
– Свою благодарность ты выражал в денежном эквиваленте, – заметила она, – я вполне довольна нашим сотрудничеством.
– На этом оно заканчивается, – твердо сказал Маркиз, – видишь ли, глупо было бы думать, что те, кто за нами охотятся, хотят отомстить мне по приказу Зарудного за кражу колье. Вернее, не глупо, а слишком самонадеянно. Нет, коль уж они так серьезно настроены, что привлекли столько народу, чтобы поймать и убить нас, выходит, дело касается кражи этой несчастной статуэтки. Деньги огромные, а поскольку я отказался, следует срочно заткнуть мне рот.
– Ты сам себе противоречишь, – сказала Лола, – хотели взорвать машину, где мы ехали бы вместе. И киллер стрелял в меня. Маячок подсунули мне еще до того, как ты вышел от Кузьмича. Нет, они начали следить за нами гораздо раньше, и я думаю, колье тут ни при чем.
– Как это ни при чем? – возмутился Маркиз. – Ведь про ассирийскую статуэтку мне стало известно от Кузьмича, когда я принес ему колье!
– Все сходится на Кузьмиче…
– Ладно, нам больше не нужно об этом думать, – решительно сказал Маркиз, – нам нужно убираться из этого города как можно скорее!
– Я не могу. – Лола отвернулась к окну.
– Не валяй дурака! – вскричал Маркиз. – Дело идет о жизни и смерти! Ты должна уехать хотя бы на несколько месяцев.
В комнате зазвонил телефон. Лола сорвалась с места и побежала отвечать. Маркиз, недолго думая, неслышно поднялся и подкрался к плотно закрытой двери.
– Да, – отвечала Лола по телефону, – разумеется, буду. Как обычно.
Когда она вернулась, Маркиз спокойно допивал остывший чай.
– Я ухожу, – он вышел в прихожую, – вернусь через полтора часа, с машиной. Ты должна быть готова. Вещей много не бери, а денег – побольше. Я вывезу тебя из города, а там уж сама поезжай куда хочешь. Поняла?
– Поняла, – ответила Лола покорно.
– Будешь готова?
– Буду.
«Врет, – понял он, заглянув ей в глаза, – ох уж эти бабы! Одна морока с ними».
Маркиз вышел из парадного. Был ранний сентябрьский вечер. На детской площадке прочно обосновались дети. Старушки оккупировали все лавочки. Маркиз отошел чуть в сторону от подъезда и скрылся за высокими кустами, с которых еще не облетела листва. Он достал сигареты и сделал отрешенное лицо. Подозрений у прохожих и старух он не вызовет – стоит себе весьма просто одетый парень, может, девушку ждет, а может – собутыльников. Кому какое дело, если он ведет себя тихо и не ломает зеленые насаждения?
Маркиз был очень сердит.
«Какая дура! – ругал он Лолу. – У нас на хвосте висят очень опасные люди, сегодня мы два раза еле ушли от верной смерти, а она, видите ли, не может уехать! Что у нее – хахаль, семеро по лавкам или престарелая тетя в больнице?»
