Александра Романова - Денежный семестр

— Она называется «испанка», — пояснила Маша.

Я представила себе испанку в виде ветчины и прокомментировала:

— Трагическое название.

— Трагическое было бы, — не задумываясь, возразила моя подруга, — если бы писалось в два слова и через «з».

Я фыркнула и пролила чай. И так всегда в этом семействе! Впрочем, чего ждать от Маши, если ее десятилетний племянник недавно в школе на просьбу учительницы привести пример слова с приставкой «пред» гордо написал на доске «предурок»?

Я похихикала еще немного, пока Маша не затронула действительно трагическую тему.

— Слушай, ты вправду следующие две недели не собираешься ходить в театр? Ну, во время твоей дурацкой конференции?

Я вздохнула:

— Не знаю. Впрочем, у меня есть план.

— Какой?

— Я попросила в качестве подопечных выделить мне японцев. Чтобы я отвечала именно за их развлечения.

— И — что? Тебя прельстила их высокая технология?

— Как что? — удивилась я. — В Японии очень ценят русский балет.

Маша схватывала на лету:

— Надеешься заманивать японцев в театр и ходить вместе с ними? Да, Юсупову нечем будет крыть. Только я все равно не понимаю, как ты намерена совмещать конференцию, учебу и работу. Ты ведь с понедельника выходишь на работу вместо коллеги? И конференция тоже с понедельника?

Я кивнула:

— Ну, учебу придется пока пропускать. Буду ходить попеременно на работу и на конференцию. Я уж и сама не рада, что согласилась подработать, но деньги-то нужны…

— Да, — хмыкнула подруга, — особенно если учесть, что в ближайшее время их, похоже, не заплатят. Так что вместо заработка ты, наоборот, дополнительно потратишься на проезд.

— Увы, — вздохнула я.

Проезде наши дни действительно дорог, и в связи со сложившейся ситуацией передо мной часто стояла дилемма — либо я ем, сколько хочу (а хочу много и разнообразно), либо выезжаю из дома. Желудок настраивал в пользу еды, чувство долга — в пользу поездок. Проигрывая в честной борьбе (знайте интеллигентного человека!), несчастный желудок брал свое в снах, упорно навязывая мне гастрономические темы.

Но не в моих правилах долго унывать.

— Ничего, скоро Эрьяр пришлет миллион евро, — мечтательно сообщила я.

Маша была в курсе моих контактов с французским ученым и с сомнением добавила:

— Если только он не потребует с тебя миллион евро штрафа.

— Потребовать он может все что угодно, да получить их с меня не сумеет, — констатировала я с большой радостью. — Так что есть выгоды и в моем материальном положении. И вообще, правильно говорят: сейчас время больших возможностей. Видишь сколько возможностей обогащения! Первый — подработать. Правда, денег не платят. Второй — получить от Эрьяра. Правда, он тоже не заплатит, но это неважно. Еще я подумываю о том, чтобы выйти с кистенем на большую дорогу. Способ номер три.

— Зная тебя много лет, — предупредила Маша, — могу гарантировать, что ты потеряешь по пути кистень.

— Разве сейчас богатые ходят по большой дороге? — сообразила я. — Они ездят в банки. Так что надо стоять с кистенем на пороге банка. А там обычно уже кто-нибудь стоит. Швейцар или охранник. Придется давать взятку, а на нее нужен первоначальный капитал. Так что этот способ не для меня. Хотя вообще-то перспективный.

— Напиши детектив, — посоветовала Маша. — Говорят, это единственный жанр, в котором авторы сейчас хоть что-то зарабатывают.

— Крутой детектив? — заинтересовалась я.

— Необязательно. Если есть крутые детективы, должны быть и детективы всмятку. Твой наверняка будет всмятку.

— Можно еще написать детектив в мешочек. А еще лучше — книгу под названием «Сто способов обогащения». С руками оторвут! У нас пока набралось этих способов сколько?

— Книга «Сто способов обогащения» — пятый, — бодро отрапортовала мне подруга. — Осталось девяносто пять.

Я вспомнила о чудесном преображении моих старых кроссовок в новые туфли.

— Есть еще способ, но в него никто не поверит. Понравиться эльфам, и они щедро тебя одарят. Как меня.

— Все-таки склоняешься к эльфам? — обрадовалась Маша. — Правильно. Это лучше, чем злодей Стэплтон со своей собакой. Кстати, он тебе больше не попадался?

— Кто?

— Бородач.

Я задумалась:

— Ну не знаю. Может, и попадался. Я не вглядывалась. И вообще, сама не знаю, чего я к нему привязалась. Конституцией не воспрещается быть бородатым. Но эльфов я в свою книгу все-таки не включу — не поверят. Как всегда, именно то, что произошло на самом деле, кажется самым невероятным!

К сожалению, идеи обогащения мне пришлось временно отложить в связи с выходом на работу. Признаться, я несколько волновалась — все-таки никогда раньше не читала лекций, лишь вела практические занятия, а последнее считается легче. Справлюсь ли? Надо составить хороший конспект. Надо постараться тщательно его выучить, чтобы не заглядывать в бумажку. Надо… Ох и забот же у меня!

Войдя в лекционную аудиторию, я прежде всего внимательно осмотрела потолок. За последние годы у меня выработался рефлекс: на работе первым делом поднимать очи горе. Возможно, студенты полагали, что я молюсь об их успехах, однако все объяснялось куда менее романтично. Помещению требуется ремонт, а денег на него нет. Ну, положим, дырки в стенах меня не особо смущали — дырки себе и дырки… С ними даже веселее, особенно если в соседней аудитории предмет был гуманитарный. Нам на психологии говорили, что занятия надо разнообразить. Вот для разнообразия и слушаем во время пауз, как употребляется герундий.

Проблема потолка волновала меня куда сильнее. Особенно с тех пор, как однажды он обвалился прямо перед моим носом. И если бы ученик с первой парты не стоял в тот миг у доски, боюсь, не имел бы возможности постоять у нее больше никогда… Конечно, этот эпизод послужил наглядным аргументом в пользу активного участия студентов в учебном процессе, но все же я предпочла бы, чтобы такое не повторялось. По крайней мере до тех пор, пока нам перед занятием не станут выдавать каски.

Потолок в моей лекционной аудитории, разумеется, оставлял желать лучшего, однако мог бы быть и хуже. Я решила, что ближайшее время он продержится. Главное, не говорить слишком громко. Конечно, жаль, что мне не придется продемонстрировать зычный голос, выработанный на фонационном тренинге, однако жизнь дороже славы. Гораздо интереснее потолка оказалась доска. В ее средней части красовалась дырка, весьма внушительная по размеру и причудливая по форме.

Сразу скажу, что с течением времени эта дырка почему-то увеличивалась и к концу семестра разрослась неимоверно. Уж не знаю, в чем тут дело. Я лично доску не грызла. Возможно, студенты отдирали кусочки с обрывками моих записей себе на память или надеялись впоследствии использовать их в качестве шпаргалок. Или поработал жук-древоточец. Нет, жук исключается. Говорят, насекомые не переносят низких температур, а температура в нашем институте не превышала уличную. Иногда мне даже чудилось, что была несколько ниже. Как вы сами понимаете, по причине отсутствия финансирования у нас почти не топили. Впрочем, справедливости ради должна отметить, что ветер на улице был все-таки сильнее, нежели в здании, а без ветра любой мороз вполне переносим. Конечно, студентам неудобно писать в перчатках, но ведь трудности только закаляют!..

К сожалению, все перенести способны лишь люди. Неодушевленные предметы ведут себя существенно хуже. Готовясь к первой лекции, я и представить себе не могла, какое именно мне предстоит испытание. А испытание состояло в том, что от холода перестал писать мел. Впоследствии я узнала, что умные преподаватели уносят мел домой и сушат его на батарее. Результат все равно не блестящий, однако просушенный мел оставляет на доске хоть какие-то следы. Тот же, каким стала орудовать я, провел свою тяжкую жизнь в сыром, неотапливаемом помещении, не знал заботы и тепла и в результате превратился в нечто, не очень на мел похожее. Если я давила на него изо всех сил, он царапал доску и тут же рассыпался в порошок. Если я на него не давила, он даже и не делал вид, будто пытается писать. А математика — не тот предмет, которому можно обучать устно.

Приплюсуйте сюда куцую доску, годную для употребления лишь с краев и абсолютно не сохнущую после вытирания тряпкой, а также отсутствие половины ламп, и вы поймете, что мои заботы о качестве прочитанного материала были излишними. До материала ли тут! Все мои силы ушли на борьбу с мелом, и после лекции я выглядела как самый трудолюбивый мельник, ибо с ног до головы была осыпана белым порошком. Я искренне задумалась о том, что слова «мельник» и «мел» наверняка так схожи неслучайно. Кроме того, на среднем пальце правой руки у меня образовалась кровавая мозоль. Не приходится удивляться, что труд лектора считается более сложным! Ведь на практических занятиях хотя бы иногда можно заставить писать студентов…