Дарья Калинина - Из мухи получится слон

На этом добыча иссякла. Оставался необысканным только один малюсенький карманчик бумажника, который на деле оказался сумочкой. Наташка влезла туда двумя пальцами и медленно извлекла оттуда… Ну да, правильно Наташа предсказывала — упаковку предохраняющих от инфекций, передающихся половым путем, средств. Их было три. Самых обычных, в картонной коробочке с картинкой, изображающей девицу неглиже. Наташа брезгливо отложила их в сторону.

Я, сама не знаю почему, заглянула внутрь и была вознаграждена за свое любопытство. В коробочке кроме упомянутых выше изделий лежала свернутая вчетверо бумажка в клеточку. Она сообщала каждому желающему ее прочесть, что зал техники Публичной библиотеки закрыт по понедельникам на санитарный день с 14 часов.

— Опять он со своей библиотекой, — разочарованно заметила Наташа.

— Кажется, — сказала я, — мне известно, почему он ее запрятал. Ведь, насколько я помню, санитарный день в Публичке всегда последний вторник месяца и не только в зале техники, а во всей библиотеке одновременно, и не на несколько часов, а на целый день. То есть в санитарный день библиотека для читателей закрыта.

— Класс! — восхитилась Наташа. — У них намечены какие-то дела в понедельник в 14 часов в зале техники. Но Публичка такая огромная, некоторые отделы находятся в одной части города, а другие в противоположной. Студенческие залы на Фонтанке, а детские возле магазина «Юбилей», на другой стороне Невы, если стоять у Смольного. Куда нам бежать? Или будем носиться весь понедельник по всему городу, чтобы попасть в нужное место. Попав на нужное место, мы сможем обнаружить, что уже опоздали.

— Про это пусть голова у тебя не болит. Я знаю отлично, где находится зал техники. Я сама там не раз занималась. Только боюсь, что мои знания не пригодятся.

— Почему?

— Бандиты будут думать, что их сумочка у милиции. Они же не догадываются, что мы ее зажилили. И действовать будут соответственно.

— То есть?

— Не попрутся туда, где их могут ждать.

— Но милиция, если бы и получила эту сумочку, все равно в лицо знала бы только одного человека. Этого злосчастного Амелина, а остальных нет. Поэтому остальные могут пока не волноваться. Их никто, кроме тебя, не видел. И про то, что ты их видела, они тоже не знают. Они спокойно придут, куда запланировали, — возразила Наташа, и в ее словах была своя логика, с которой я вынуждена была согласиться.

Следующая ее фраза понравилась мне уже значительно меньше:

— Они придут в зал техники, не ожидая увидеть тебя там, а ты, находясь в полной безопасности в людном месте, выследишь их. Или тебе удастся подслушать, о чем они будут договариваться. Я бы тоже пошла, но у меня нет пропуска в библиотеку. Поэтому мне придется ожидать результатов снаружи.

— Каких это результатов ты собираешься ждать на улице? Выноса моего тела? Не забывай, что я видела их в темноте, а вот у них есть моя фотография.

— Ты опять изменишь свою внешность. Тебе это отлично удается, — польстила она мне. — Они тебя не узнают. Что касается того, что ты их не узнаешь, то должны же они себя выдать чем-нибудь: одеждой, стрижкой, жестом, голосом. Тут-то ты их и опознаешь. И потом, кто ходит в библиотеку? Одни старички и негры, а молодых мужиков спортивного вида там точно немного. Так что сориентируешься.

— Наташа, мне только непонятно, почему ты все время для меня выделяешь самый захватывающий фронт работ, а сама остаешься на заднем плане или на улице? Твое бормотание про отсутствие пропуска — чушь собачья. Одноразовый пропуск можно добыть легко. Скажем, тебе надо в отдел кадров. При наличии паспорта тебе выдадут бумажку, по которой ты сможешь пойти вместе со мной. Паспорт у тебя есть, надеюсь?

— Да.

— Тогда тебя пропустят без проблем. Ну а обратно уж всех выпускают. Лишь бы книг или другой печатной продукции не выносила. Но ты ведь не станешь в этот раз книги тырить? Нам не до этого будет, — пошутила я, не подозревая, как скоро слова мои обернутся правдой. И продолжала: — Что касается Амелина, то его присутствие в библиотеке маловероятно. Билет он потерял. А кроме него, тебя узнать больше никто не сможет. Тебя из их шайки только Амелин и видел, а остальные могут знать только по его рассказам и только в образе чудища. Может, он, конечно, пролезет в библиотеку как-нибудь. Наплетет всякой ахинеи, милиция уши развесит и пропустит. На этот случай у меня есть мысль. А что, если мы тебя тоже замаскируем?

— Хорошая мысль, — одобрила Наташа, — если получилось с тобой, так и со мной получится.

— Только вначале оформим тебе пропуск наверх, а потом в дамской комнате придадим тебе совершенно неузнаваемую внешность.

— У вас там и дамская комната?

— Туалет, попросту говоря, и не один.

Наташа вновь вернулась к вещам, принадлежащим горе-студенту, и жадно схватила записную книжку, которая заинтересовала нас больше всего и которую мы, не утерпев, принялись рассматривать. В ней было огромное количество телефонов, но, к нашему обоюдному разочарованию, все они, кроме трех номеров, были записаны шестью цифрами, а в нашем городе телефонные номера семизначные. И даже эти три номера принадлежали двум школам и больнице, в которых никто слыхом не слыхивал ни о каком Амелине, что мы установили, не без труда дозвонившись по всем трем телефонам. Все остальные представляли собой тайну тем более загадочную, что некоторые содержали в себе буквы. Кроме того, все телефонные номера Амелин (если это были номера, а не чудовищная мистификация) не потрудился снабдить какими бы то ни было указаниями. Например, хотя бы так: 936–821 — Виктор Михайлович. Нет, никаких имен или аббревиатур. Для человека, записывающего даже мелкие бытовые поручения на подвернувшихся под руку клочках бумаги, такое отсутствие примечаний возле цифр было поразительно.

Не мог же он все их держать в памяти?

Такая, казалось бы, перспективная записная книжка на поверку смогла порадовать нас всего тремя телефонами, но они тоже были бесполезны для нас.

— На всякий случай запишем эти числа из его книжки на чистый лист бумаги и сохраним.

— Да? И кто этим займется?

Мы с надеждой и мольбой посмотрели друг на друга. Я сориентировалась в ситуации быстрее, чем Наташа, и первой произнесла:

— Почерк у меня неважный, и пишу я на редкость грязно. Потом ничего будет не понять. Учителя в школе просто стонали от моих каракуль, — прибавила я для достоверности.

Наташа укоризненно посмотрела на меня и, тяжело вздохнув, приступила к переписыванию номеров. Я в это время занималась хозяйственными делами, которых оставалась еще уйма. Где-то на середине работы Наташу осенила мысль:

— А для чего я их переписываю?

— Мы оставим твою копию для себя, а оригинал передадим…. Не догадываешься, куда мы его передадим?

— Я не хочу в это верить, — заявила Наташа. — Даша, мне казалось, что теперь, когда мы раздраконили эту сумку, нам незачем идти в милицию.

— Мы составим перечень всего найденного в сумке и оставим его себе, а все вещи и сумку отдадим в милицию. За это деяние мы потребуем от них благодарности, которая будет заключаться в сообщениях нам интересных новостей. Только на этих условиях, и ни на каких иных, мы отдадим ее. По-моему, капитан честный человек, и если даст нам слово, то уж постарается сдержать его.

— Было бы здорово самим все распутать, — довольно вяло опять затянула свое Наташа, но я быстро перебила ее:

— И думать забудь об этом. Милиция будет работать на себя и на нас, а мы только сами на себя. Получается, что на нас работают две стороны. Кроме того, милиция обещала мне на завтра… — Здесь я прикусила себе язык, потому что представила себе реакцию Наташи на известие о том, что нас будет пасти переодетый в штатское страж закона. Она бы потребовала от него избавиться. Может быть, она и не напала бы на него, но уж убежала бы как пить дать. А мне после таких трудов по выклянчиванию охраны не хотелось лишиться этой самой охраны в один момент. «Ну уж нет, — подумала я, — про это я ей пока рассказывать не буду».

— Почему замолчала? — спросила Наташа. — Вспомнила о чем-то важном?

— Нет, ничего особенного. Ты пиши, а я займусь расшифровкой записок. Что может значить, например, такая запись: «Воскр. — вых., вт.»?

— В учреждениях типа поликлиник, офисов, банков, заводов воскресенье всегда выходной и писать об этом просто глупо, но если человек работает в ресторане, магазине или вообще там, где предусмотрена сменная работа, то такая запись вполне оправдана. Может, это график его работы. Или график работы чего угодно. Дескать, в воскресенье будет закрыто, а я зайду во вторник.

— Так мы ни к чему не придем. Попробуем теперь удачи с номерами телефонов, которые на бумажках, — сказала я.

— С ними все прекрасно. Они очень четко записаны. Вот смотри, телефон некой Анны — 544—98–30. Сразу становится ясно, что эта Анна живет в районе Пискаревки. Только что нам с этого?