Иоанна Хмелевская - Всё красное (пер. В. Селивановой)
– Ты с ума сошла! Что мне Эдик такого сделал?
– Что-то ужасное, только я толком не поняла.
– Ничего он мне не сделал. Что ты придумала?
– Жолодно тебе было от него! Харко!
– Да ты что? Наоборот, ни холодно, ни жарко!
– Не могу! – сказала Зося. – Это выше моих сил! Сначала трупы, а теперь ненормальные!
Она повернулась и удалилась нетвердыми шагами.
– Закрой за ней дверь! – распорядилась Алиция. – И надо же, не могло высыпаться что-нибудь другое, обязательно кофе! Наверное, неплотно была закручена крышка. Интересно, кому это понадобилось ее откручивать?
– Не мне. И прошу раз и навсегда принять к сведению, что твоя смерть мне тоже ни к чему, что не я убила Эдика и не я отравила Казика. Так что отвяжись от меня. Я таких вещей не делаю, я их только описываю в своих книгах. Об Эдике мне известно лишь то, что я узнала от тебя. Зося и та знает больше.
Правду ли я говорю? – подумалось мне. Ну, разумеется, правду. Эдик мне известен был только по рассказам Алиции, а то, о чем я собиралась ее порасспросить, никаких новых сведений о нем не добавляло.
– В то, что его могла убить Зося, никогда не поверю! – твердо сказала Алиция. – И уж вовсе не поверю, будто она покушается на мою жизнь.
– Да и я не верю. Может, это твоих рук дело? Гости настолько тебя допекли, что ты решила избавляться от них любыми средствами. И не знаю, чья очередь теперь – моя или Павла, ведь Эльжбета добровольно покидает твой дом, Зосю же ты прибережешь на закуску.
– Перестань!
– Лучше всех Эдика знала ты, и, между нами, лишь тебя с ним что-то связывало. А потом он стал в тягость, вот ты и решила избавиться от него.
– Ну, допустим, – согласилась, подумав, Алиция и добавила с любопытством: – А Казика я почему отравила?
– Ну как же, ведь Казик видел тебя в момент совершения преступления. Эльжбете он о тебе не сказал, она сама не захотела его слушать, но ты-то прекрасно знала: если он и видел нечто интересное, так только тебя, как ты, подобно леди Макбет, со стилетом в руке кралась в ночи…
– В жизни никакого стилета даже не видела, – ответила Алиция и слезла с табуретки. – В верхнем шкафчике письма нет. Но ты права, меня и в самом деле можно заподозрить. Вот только непонятно, когда и как мне удалось провернуть дельце с виноградом?
– Приехала домой в рабочее время…
– …предварительно телепатически узнав о том, что вы с Зосей его купили, и о том, что вечером Эльжбета приведет Казика в дом, и о том, что он сядет и угостится…
Я задумалась. Подумав, пришла к выводу:
– Пожалуй, виноград и в самом деле не укладывается в концепцию. Но ты могла приехать с другими продуктами, приехав же и увидев на столе виноград, переключилась на него. Был такой детектив, где описывалось, как цианистым калием начиняли виноградины с помощью шприца, ты читала и запомнила. А Эльжбета по телефону предупредила тебя, что привезет Казика. Впрочем, могла и не предупреждать, ты Казика могла сама вычислить дедуктивным методом, легче легкого..
– Ясно, легче легкого предположить, что у меня в доме обязательно кто-то захочет переночевать, скорее всего – посторонний.
– А что, скажешь, не так? Впрочем, отрицай не отрицай – тебе ничто не поможет, ты все равно на подозрении. Видимо, были у тебя причины поступить именно так. Выкручивайся теперь как знаешь. Ищи письмо!
Алиция подмела рассыпанный по полу кофе и выбросила его в мусорное ведро. Похоже, мои умозаключения ее не очень взволновали. Выключив газ под кипящим чайником, она достала из шкафчика две чашки и поставила их на стол. Из маленькой баночки с кофе, стоящей на столе, я всыпала нам в чашки по две ложки кофе, заметив, что его осталось на донышке.
– А если говорить серьезно, – начала Алиция, усаживаясь за стол, – то я голову сломаю над тем, кто это мог сделать. Похоже, о жизни Эдика в Варшаве и о его знакомствах Зося знает очень мало. А твое мнение?
Не было пока у меня твердого мнения. Если бы Алиция знала, с кем Эдик водил знакомства, она обязательно сказала бы мне в надежде вычислить убийцу. Сведения о парне в красной рубашке – кто он и откуда взялся – Эдик унес с собой в могилу. А ведь именно о нем я хотела Эдика расспросить, и, возможно, эти сведения оказались бы чрезвычайно важными. Теперь, когда ушел из жизни единственный человек, располагавший ими, и, вполне возможно, ушел из жизни именно потому, что располагал…
– Ты меня совсем не слушаешь, – с укором сказала Алиция. – Я говорю, что Эва вполне, вполне…
Я и в самом деле не слушала, поглощенная своими мыслями. Эва? Вполне, вполне?! Эва с ее громадными синими глазами в оправе черных ресниц, с ее очаровательным личиком, с ее чудесной фигурой? И всего-навсего «вполне»?
– Ну знаешь, да она ведь просто красавица!
Алиция с удивлением посмотрела на меня:
– А при чем здесь красота? Разве она может помешать?
– Красота, как правило, помогает. В чем она может помешать?
– И я говорю, что Эва вполне подходит на роль убийцы.
– Но зачем ей это нужно? Какого черта понадобилось ей убивать Эдика? Она видела его первый раз в жизни.
– Второй, – поправила меня Алиция. – Первый раз видела его в Варшаве, когда передавала от меня презент – кисточку для бритья. Тогда она его встретила первый раз…
– …и прониклась к нему такой антипатией, что воспользовалась первым же представившимся случаем, чтобы его пристукнуть?
– Не ехидничай. Может, в Варшаве она себя чем-то скомпрометировала. Ведь она была там одна, без Роя. А Эдик узнал об этом или даже был свидетелем…
– Ну, тогда с таким же успехом его мог убить Рой: он знал обо всем, втайне страдал, никому не говорил, а Эдика убил, чтобы тот не разболтал. Убил из любви к жене.
Алиция согласилась со мной, ибо всем была известна беспредельная любовь Роя к жене, любовь, которая не знает границ и способна на величайшее самопожертвование.
– Теоретически это возможно. – И задумчиво добавила: – Вот уж никогда бы не подумала, что датчанин способен на такое чувство.
– Эва очень красива, меня его чувства совсем не удивляют. Ради красивых женщин и не такое еще делают. Только вот я никак не могу придумать, что именно до такой степени компрометирующее Эва могла выкинуть в Варшаве? А в холодильнике ты уже искала?
– Ну знаешь, это уж слишком! – возмутилась Алиция, но все-таки встала и заглянула в холодильник. – Нет здесь письма! Я тоже не могу придумать. Ведь не хахаль же! Не будут теперь убивать из-за какого-то хахаля. Кто у нас еще остался?
– Анита. Кроме нас, она одна осталась.
– А она была недавно в Польше?
– Наоборот, недавно она была в Марокко. В Польше не была уже больше года. Но ведь это еще ни о чем не говорит! С таким же успехом она могла отмочить что-нибудь на родине и два года назад, вот только что именно? А вообще она знала Эдика?
– Понятия не имею. Вроде нет. С ней я ему ничего не пересылала. Анита… Но ведь она такая легкомысленная!
– А ты считаешь, что убийства совершают лишь люди серьезные и ответственные?
– Да нет, я просто подумала, что ей на все наплевать. Абсолютно на все. Вряд ли найдется нечто такое, ради чего она пойдет на убийство. И к тому же она страшно ленива.
– Ну, ясное дело, для того, чтобы убить, надо немного потрудиться. Анита ленива лишь в том, что касается домашнего хозяйства. Нет, такие рассуждения ни к чему нас не приведут. Пойдем по другому пути. Давай лучше прикинем, у кого из них есть алиби, а у кого нет. Кто совершенно точно не мог приехать сюда, чтобы отравить виноград?
Пожалуй, не стоит все-таки заниматься подобными изысканиями в ночную пору. Поводы для ссоры возникали на каждом шагу: и из-за методов проверки алиби, и по поводу характера подозреваемых лиц. Причем почему-то мы перешли и на личности, не имеющие к убийству никакого отношения. К утру мы сделали совершенно однозначный вывод, что живем в окружении одних преступников, и пошли спать.
Утром выяснилось, что алиби действительно ни у кого нет. Мы трое – я, Зося и Павел – ушли из дому около двух, Эльжбета вышла еще раньше, и до одиннадцати вечера, до возвращения Эльжбеты, дом Алиции оставался не только пуст, но и открыт. В течение дня Рой, Эва и Анита пребывали в разных местах, и не было никакой возможности выяснить достоверно, не посетил ли кто из них вторично место преступления. Достоверно известно лишь одно: убить хотели Алицию. Именно она с Зосей должна была первой вернуться домой, причем было известно, что Зося не будет есть винограда, так как его не любит, и жертвой станет Алиция.
Последнее соображение вызвало критическое замечание Зоси:
– Откуда, например, Рой мог знать, что я не люблю виноград?
– Ты могла продемонстрировать это, когда вы были у них в гостях, – возразила я.
– Ему могла сообщить о твоих вкусах Эва. Хотя я вовсе не утверждаю, что преступником был именно Рой.
