Наталья Александрова - Мамочка в законе
— Это грабеж, — ответил Леня, — но у нас нет другого выхода. Мы согласны.
* * *Около театра «Петербург-балет» царило еще большее оживление, чем в день премьеры «Пиковой дамы». Оно и понятно: знаменитая Александра Выскочкова очень редко появлялась на родине, большую часть времени она проводила в Нью-Йорке, изредка для разнообразия посещая Париж, Мадрид и Лондон.
Перед зданием театра теснились припаркованные машины самых престижных и дорогих моделей — конечно, не «Феррари» и «Бентли», но «Мерседесы» и «Ауди» последних выпусков, «Порше» и «Ягуары».
Помня свое предыдущее посещение этого театра, Леня постарался поставить машину так, чтобы она никому не мешала, и открыл Лоле дверцу: сегодня он играл роль ее шофера.
Провожая Лолу взглядом, он в очередной раз восхитился ее актерским талантом и удивительной способностью к перевоплощению: Лола шла с таким неуверенным и одновременно заносчивым видом, что сразу было понятно — перед вами невоспитанная и недалекая, недавно разбогатевшая провинциальная девица. При этом она поглядывала по сторонам, как будто хотела убедиться, что все по достоинству оценили ее норковую шубу до пят цвета топленого молока. Шуба была лично Лолина. На стройной Лоле она сидела свободно, красиво спадая с плеч до полу. На упитанной и неуклюжей Лоле она оттопыривалась в некоторых местах, это сразу бросалось в глаза, чего Лола, собственно, и добивалась.
Проводив Лолу, Маркиз не спешил садиться в машину. Перед уходом из дому Лола навела и ему легкий грим, так что он не боялся, что его узнают. Маркиз внимательно оглядывался, чтобы заметить, нет ли на стоянке каких-нибудь подозрительных людей и не происходит ли здесь что-нибудь достойное внимания. Кроме того, со стороны можно было скорее заметить, если бы кто-то попытался с недобрыми намерениями подобраться к его новой машине.
Последние припозднившиеся зрители вошли в театр, и на стоянке наступила тишина. Леня начал замерзать и уже хотел сесть в машину и включить печку, как вдруг он заметил подозрительное движение возле огромного черного «Пежо», тускло отсвечивающего многослойным лаком. Внимательно присмотревшись, он разглядел щуплого мальчугана лет тринадцати в легкой не по сезону курточке и вязаной шапке, который пытался снять с машины зеркало.
Леня пригнулся и бесшумной крадущейся походкой обогнул «Пежо». Мальчишка был так занят удивительно неподатливым зеркалом, что утратил бдительность и заметил Леню только тогда, когда твердая мужская рука ухватила красное от холода оттопыренное ухо.
— Ой! — вскрикнул мальчишка, однако не так громко, чтобы его мог услышать кто-нибудь кроме Лени. — Ой, дяденька, отпусти, больно же!
— А ты что это, мазурик, здесь делаешь? — осведомился Маркиз, сжимая ухо еще крепче.
— Да так, просто посмотреть хотел на красивую тачку!
— Ага, — усмехнулся Леня, — ты это кому-нибудь другому рассказывай! Такое зеркало не меньше ста баксов стоит — за пару, значит, двести… ну, тебе, конечно, и половины не дадут…
— Какая половина! — возмущенно воскликнул подросток. — Мне Халява хорошо если двадцать бачков за оба заплатит!
— Ну вот видишь! Стоит ли из-за этого так рисковать?
— А тебе-то что? — окрысился мальчишка. — Сам шоферишь не за большие миллионы, а строишь из себя «крутого Уокера»! Тебе, что ли, за зеркала платить? Отпусти меня по-хорошему, слышишь? А то сейчас Халява подкатит, начистит тебе медальон по первое число! Он это место держит, понятно? Вот тоже выискался на мою голову!
— И не подумает Халява тебя вызволять, — возразил Маркиз, — только ему и дела! Да и не захочет он из-за такого шкета светиться!
В словах Маркиза, безусловно, была правда, поэтому мальчишка ничего не ответил, а только громко хлюпнул носом.
— Но я тебя и так отпущу, — неожиданно смилостивился Леня, — но только при одном условии…
— Какие еще условия? — подозрительно переспросил мальчуган, сделав еще одну попытку вырваться. — Отпусти, дяденька, просто так!
— Ты ведь здесь небось каждый день ошиваешься?
— Ну? — осторожно проговорил мальчишка. — Ну, может, и каждый, а что?
— Три дня назад ты здесь был?
— А я помню, да? — Мальчишка стрелял глазами по сторонам, но Леня был внимателен и не выпускал распухшее ухо.
— Это когда здесь машину подорвали, — напомнил он.
— А! — Мальчуган расплылся в улыбке, глаза его заблестели. — Классно тогда рвануло! Прямо как в кино!
— Значит, был, — удовлетворенно констатировал Леня.
— Ну был, а радости-то?
— А вот ты скажи, что здесь про этот взрыв говорили? Тот же Халява, например? Он же наверняка знает обо всем, что здесь творится?
— А если скажу — отпустишь? — В глазах мальчишки светилась вполне естественная подозрительность.
— Отпущу, если правду скажешь.
Халява тогда Сиплому сказал: «Во, в натуре, козел! Это же надо — машину перепутать! Ему велели бээмвуху взорвать, а он „Жигули“ сраные уговорил. Теперь заказчик ему дырку от бублика выкатит».
Маркиз на секунду задумался, припоминая тот вечер. Его безвременно погибшая машина была невинными «Жигулями», а совсем рядом с ней была припаркована пятая «БМВ» примерно такого же цвета. Но это же надо дойти до такого идиотизма, чтобы «Жигули» перепутать с «БМВ»? Кого на дело берут, с ума сойти… Но так или иначе получается, его машину заминировали по ошибке и Василий Зайкин тут ни при чем. Это радует.
— А про кого они говорили — не знаешь? Кто эту машину грохнул?
— Ничего я не знаю, — прохныкал измученный мальчишка, — дяденька, ты же обещал меня отпустить!
— Ладно, я обещаний не нарушаю! Раз обещал — отпущу, только мой тебе совет — завязывай с этим бизнесом, пока цел!
— Непременно, — шкет нахально ухмыльнулся, — в школу пойду, курить брошу и учиться буду на одни пятерки! — И он тут же бесследно исчез, как будто его никогда и не было. При этом, несмотря на ловкость мальчишки, Леня опытным взглядом успел заметить, куда тот направился.
* * *Лола вошла в фойе театра, демонстративно повертелась перед огромным зеркалом и сбросила шубу на руки гардеробщику:
— Смотри у меня, чтобы норку не обтрепал!
— Не случится ничего с твоей норкой! — проворчал в ответ гардеробщик, по виду отставник внутренних войск.
«Театр начинается с вешалки! — подумала Лола. — Где, интересно, они откопали такого хама?»
Она еще немного повертелась перед зеркалом, чтобы убедиться в том, что ее украшения выставлены на всеобщее обозрение, и направилась в зал вместе с последними зрителями.
Она заняла своё место и огляделась. Бриллианты, которыми были увешаны присутствующие женщины, слепили глаза, соперничая своим блеском с огромными хрустальными люстрами. На этом фоне собственные Долины украшения уже не казались такими роскошными. Наконец она увидела Зайкина. Узнать его по Лениному описанию оказалось совсем не трудно. Василий сидел почти перед Лолой и тоже заинтересованно оглядывал зал.
«Нет, ну какой нахал, — рассердилась Лола, — явился в театр как ни в чем не бывало! И ничего в нем нет хорошего, — удивленно думала она, — толстый, немолодой, лысеет… как с такой заурядной внешностью он может работать брачным аферистом? Нет, все-таки женская глупость не имеет границ! Мне, например, такой тип никогда бы не понравился !»
Лола вспомнила, что сегодня у нее обратная задача: она сама должна непременно привлечь внимание Зайкина. Правда, боевые действия откладывались до антракта.
Тем временем бархатный занавес поднялся, и в театре мгновенно наступила тишина. На пустой сцене стояла, высоко подняв голову, высокая светловолосая женщина в балетном костюме. Обведя зал взглядом, она подняла правую руку, как бы подавая кому-то сигнал. И тут же, в ответ на этот сигнал, из первого ряда понеслись восторженные возгласы:
— Са-ша! Са-ша! Браво! Са-ша — зве-зда!
Вслед этим возгласам на сцену полетели букеты.
Балерина подняла обе руки и огляделась, ожидая, когда к первому ряду присоединится весь остальной зал, но скучающая публика ограничилась редкими негромкими хлопками. Балерина едва заметно поморщилась. На сцену выбежала миниатюрная девушка и торопливо собрала букеты. Оркестр заиграл, и началось первое действие.
Лола никогда не любила и не понимала балета. Сама прирожденная драматическая актриса, она обожала театр — но только театр драматический. Она была в курсе всех новых течений в театральном искусстве, старалась посещать интересные премьеры и гастрольные спектакли. Впрочем, оперу она тоже могла послушать и даже иногда напевала под душем или в душистой ароматной ванне отрывки популярных арий, но к сценическому танцу была совершенно равнодушна. Поэтому сейчас она смотрела не на сцену, а в зал.
Правда, в этом занятии Лола была не одинока. Как она немедленно установила, больше половины присутствующих в зале женщин вертели головами, ревниво разглядывая платья и украшения соседок, и тут же что-то шептали на ухо своим спутникам — должно быть, «какое убожество нацепила сегодня Карина» или «я тоже хочу такое колье».
