Картер Браун - Мэвис, моя чикита!
— Почему Мэвис и Рафаэль наткнулись в доме Вторма на битника? — продолжал выпытывать Джонни.
— Какого битника? — взвился Мэлройд. — Я знаю только одного битника. Однажды я был на пляже, и не один, а на нас наскочил какой-то волосатый тип с приемником на шее и заорал что-то, похожее на стихи. Моя спутница сказала, что это модно — декламировать стихи под джаз. Я послал этого идиота подальше...
— Я спрашиваю про другого битника — про того, который живет под крылышком миссис Вторм и фотографирует для нее.
— Такого я не знаю, — вздохнул Мэлройд.
— Хорошо, Алекс, теперь я верю, — ответил Джонни. — Сейчас мы уйдем, — он глянул на меня и Рафаэля, — и не бойся за свой язык и уши, мы их не тронем.
— Амиго, — Рафаэль улыбнулся Джонни, — все же у меня в этом доме есть одно дело, — и он пошел к Мэлройду.
Тот заколотился и начал пятиться. Рафаэль спрятал пистолет в карман и показал хозяину виллы пустые руки. Затем он улыбнулся широко, по-дружески. Мэлройд перевел дух.
Рафаэль подошел к нему вплотную, быстро сжал кулаки и... Я бы сказала, что он стукнул кулаком о кулак, если бы между кулаками не оказалась, совершенно случайно, голова Мэлройда. Бедняга свалился на пол, пополнив коллекцию валявшихся особей мужского пола.
Рафаэль напоследок осмотрел комнату и остался доволен.
— После нас — тишина и покой, — продекламировал он и вместе с нами вышел на крыльцо.
— Как ты догадался, что нам понадобится твоя помощь? — спросил Джонни.
Рафаэль лучился победой над поверженными врагами.
— О, это та еще история! — сказал он, подбоченясь. — Когда я простился с Мэвис и вернулся к себе, Артуро очнулся и встретил меня проклятьями. Санта Мария! Таких ругательств я не слышал даже в самых грязных кабаках! «Заговорщик» — это было самое легкое из поносных слов, что слетали с его языка. Мэвис произвела на Артуро неизгладимое впечатление — след от удара о стену был налицо. Вообще-то он не верит, что с ним справилась слабая женщина. По его версии выходит, что я, заклятый контрреволюционер, привел в дом шестерых заговорщиков, чтобы те избили Ненасытного! Он перебрал в своей беседе со мной всех моих предков, начиная с мамы и кончая козлом по линии отца...
Я представила побитого Артуро и зашлась в беззвучном хохоте. Рафаэль закурил — все-таки ему досталось от президентского выродка.
— Покончив с ругательствами, Артуро начал угрожать, — продолжил Рафаэль. — Он сказал, что, как только мы вернемся домой, меня побьют, сожгут, утопят и заколют копьем. Моя голова будет красоваться на колу у городских ворот, и каждый проходящий обязан будет плюнуть на нее. Будет издан закон о плевках и о наказании за уклонение от подобного ритуала.
— Да... Что-то он раздухарился, — покачала я головой. — Плевать... Фу, как некрасиво.
— Я очень терпеливый человек, — мрачно сказал Рафаэль. — Терпеливый и скромный. Но Артуро стал повторять проклятья и угрозы по третьему разу! Кто это вынесет?! Одно и то же, одно и то же... Я взял Артуро вот этой рукой за шиворот, а второй рукой закрыл ему рот, отнес в бассейн и там выронил...
— Ты уронил президентскую честь? — вежливо осведомилась я.
— Артуро умеет плавать? — Джонни спросил совершенно серьезно.
— Это я не успел узнать, ведь у Артуро был закрыт рот. Но надо сказать, что президентский сынок привел меня в такую ярость, что я решил отыграться на людях Мэлройда и приехал сюда в надежде разбить несколько голов и отрезать парочку языков. Целый день неприятности! Но сейчас я доволен! Я даже рад!
Джонни улыбнулся:
— А уж как мы рады... Есть одно предложение...
— Я все сделаю, амиго, — Рафаэль расшаркался.
— Мне еще предстоит, несмотря на поздний час, кое-какая работа, а Мэвис... Я не хочу оставлять ее одну. Отвези, пожалуйста, Мэвис домой.
— Ты распоряжаешься мной, как вещью, — проворчала я. Перспектива сдерживать натиск Рафаэля меня мало радовала.
Видели бы вы, как встрепенулся этот южноамериканский кондор!
— С большим удовольствием! — загорланил он.
— Эй! Постойте! По какому праву...
— Прекрасно, — подвел итог Джонни и отрезал мне все пути к отступлению.
Джонни укатил.
Я залезла в машину Рафаэля и всю дорогу молчала. Уже подъезжая к дому, я открыла рот, чтобы объяснить, как припарковаться.
Ночь была на исходе.
— Спасибо, Рафаэль. И до свидания! — сказала я, выходя из машины.
— Чикита, бандиты могут сидеть в засаде. Я провожу тебя до двери, — с готовностью вскочил Рафаэль.
— Вот уж нет! — отрезала я. — Ты виноват в том, что Артуро порвал на мне блузку. Я не забыла этого. А теперь ты говоришь о каких-то бандитах...
— Чикита, ты чуть-чуть не права, — заюлил мистер Вега. — Да, я оставил тебя с Артуро, но только потому, что был уверен в тебе, Я знал, что ты с Артуро справишься одним мизинцем. Так и произошло! А если бы ты позвала меня или крикнула, я ворвался бы, как смерч, как...
— Ну да!
— А сейчас я должен выполнить обещание, данное Джонни. Я хочу убедиться в том, что тебе не угрожает опасность.
— Ладно. Ты осматриваешь мою квартиру и уходишь. Договорились?
— Все будет по-твоему, чикита, — повеселел Рафаэль.
Дома я демонстративно встала у двери и скрестила руки. Рафаэль носился по квартире, как гончий пес в поисках дичи. Когда он промчался мимо меня в третий раз, я поймала его за рукав.
— Финита! Бандитов здесь нет. Прощайте, сеньор!
— А... выпивка? — нагло произнес он. — Мы не пропустим даже по стаканчику?
— Уже светает. Даже таким наивным девочкам, как я, пора спать. Спокойной ночи!
— Чикита, — Рафаэль надул губы, — после того, что я сделал... Я ведь спас тебя! Тебя и Джонни! Вырвал из когтей Мэлройда!.. И ты не нальешь мне рюмку виски?
Он был прав, черт бы его побрал! Если бы не Рафаэль Вега, я сидела бы сейчас под замком у Мэлройда и ждала... Флакончик кислоты... Чарли... Я все вспомнила, и по телу моему прокатилась судорога.
— Хорошо, Рафаэль. На одну рюмку я согласна.
Рафаэль сделал жест, означающий, что он обслужит себя там. Сходил на кухню, принес стаканы, виски...
— Я не пью! — пыталась я упредить его дальнейшие действия.
— Но со мной, чикита, надеюсь, выпьешь? — Рафаэль был кроток и нежен. — Ведь я спас тебя, — повторил он.
— Слава спасителю! — провозгласила я. — Слава Рафаэлю Вега!
Я выпила виски залпом.
— Замечательный тост! — Рафаэль тоже выпил.
— А теперь — буэнос ночес!
— Как? Ты гонишь меня, чикита? Так рано? Ну что ж... Я никогда не навязываю себя, хотя, видит бог, страсть к тебе просто сжигает меня...
Он медленно, очень медленно снял черные очки.
— Адиос, чикита... — в голосе звучала невыразимая грусть.
И посмотрел мне в глаза.
И убил, сразил наповал! Горячая волна обдала меня с головы до ног. Сердце забилось сильнее, а руки и ноги перестали мне принадлежать... Я совсем забыла, как подействовал на меня этот взгляд в его стране, где я отдыхала. Один глаз Рафаэля был голубым, второй — карим. Меня бросало то в жар, то в холод. Еле-еле переставляя ноги, я добралась до диванчика.
— Рафаэль... — протяжно произнесла я. — Посиди немного. Ты мой спаситель, это так... Я была не права, когда гнала тебя... Ты можешь еще посидеть... недолго... пару часов!
В мгновение ока он очутился рядом со мной и уже прижимал к своей груди мою руку.
— О, моя дорогая чикита, ты так добра, ты снизойдешь к чувствам бедного влюбленного Рафаэля.
— Твой взгляд, Рафаэль... — слова застревали в моем горле. Мое сопротивление иссякло. — Он такой чудесный... Чьи у тебя глаза? Матери?
— Видишь ли... — Рафаэль загрустил. — Маму любил один голубоглазый американец. Они поженились. Но он пил очень много текилы. Однажды, напившись, он решил устроить корриду и, чтобы подразнить быка, взял передник моей матери. Ошибка его заключалась в том, что передник был голубого цвета, а рубашка — красного...
— Какой ужас...
— Мать год носила траур по своему американцу, а потом вышла замуж за моего кареглазого отца.
— К чему ты клонишь?
— Мать любила в своей жизни двоих: голубоглазого северянина и кареглазого южанина. Только так можно объяснить тот факт, что я родился с разными глазами.
— Невероятно!
— Тебя... не смущает это?
— Когда ты смотришь на меня вот так, без очков, я просто таю...
Мои слова словно открыли шлюзы. Я почувствовала, как руки Рафаэля нежно сомкнулись на моей талии и скользнули вниз... Он хотел проверить, вся ли я растаяла или осталось еще чуть-чуть...
Зачем сопротивляться неизбежному?
Глаза Рафаэля стали глазами безумца. Но руки его были добры и ласковы... Моя мать всегда говорила: «Будущее себя покажет». Это была женщина с широким кругозором. Она знала, чего стоит опасаться, а где надо и приспустить тормоза. Всю нашу семью она воспитывала в том же духе. Я выросла такой же, с широким кругозором. У братца моего куча недостатков, но в чем его не упрекнут, так это в отсутствии широкого кругозора. Я не усложняю жизнь там, где она и без того сложна. Я вдыхаю полной грудью свежий ветер и доверяю себе и своим чувствам.
