Шарль Эксбрайя - Расследование по-итальянски
– Ваш тесть, что, спятил? – шепнул он Сайрусу.
– Это особая, итальянская метода… – смущенно пробормотал тот.
– А-а-а…
Полицейские даже не пытались скрыть удивление. Решительно, эти жители старой Европы – настоящие дикари! Итальянец встал.
– Теперь они могут забрать труп. Джереми рассказал мне все, что сумел, – бросил он зятю.
Сайрус пожал плечами.
– Ну, за дело! – сердито рявкнул он санитарам.
Тело убрали, Мерси увели, и Карлсон стал прощаться с Лекоком. Указав на Ромео, он тихонько шепнул:
– Вам бы надо за ним приглядывать… Не обижайтесь, но, по-моему, старик малость не в себе…
Оставшись наедине с тестем, Сайрус дал волю раздражению.
– Ну, довольны собой? Теперь над нами будет смеяться весь город!
– Ma que! Стоит ли огорчаться из-за насмешек дураков?
– Карлсон не дурак!
– Как полицейский – бесспорно!
– Только потому, что он считает Мерси виновным? В таком случае, можете точно так же назвать и меня!
– Не стану спорить.
– Спасибо! Если вы намерены продолжать в том же духе, скоро мне придется запретить вам вмешиваться в ход расследования.
Тарчинини улыбнулся.
– Не верю, Сайрус.
– Почему же?
– Во-первых, вы человек справедливый и хотите, чтобы настоящий убийца получил по заслугам, а кроме того, я чувствую, что вам понадобится моя помощь.
– Ну, уж от скромности вы точно не умрете!
– А зачем мне скромничать, если я хорошо знаю себе цену?
– И вы убеждены, что комиссар веронской полиции сумеет обскакать самых лучших американских ищеек?
– Да, потому что означенный комиссар никогда не забывает о чисто человеческой стороне проблемы, в то время как вы уповаете исключительно на свои электронные игрушки и формальную логику, а потому учитываете все, кроме самого главного.
Сайрус фыркнул.
– Ах да, я и забыл: ЛЮБОВЬ!
– Вот именно – любовь, основной и единственный двигатель всего на свете!
– И где, черт возьми, вы углядели любовь в этой мерзкой истории?
– Я отвечу вам после того, как потолкую с Джанет Паркер.
* * *На следующее утро все газеты крупным шрифтом оповестили мир о трагической кончине Джереми Паркера. Сообщалась и нелепая история, рассказанная следователям Стивом Мерси. Однако на очной ставке подозреваемый не сумел опознать личного секретаря банкира, и вся его система защиты развалилась. С точки зрения прессы, Паркер пал жертвой великодушия. Он хотел помочь Мерси начать новую жизнь, но нарвался на закоренелого преступника, и тот застрелил его то ли в приступе бешенства, то ли надеясь обокрасть. Журналисты дали Стиву самую зловещую характеристику. Сообщив, за что он отбывал наказание в тюрьме, они делали вывод, что Мерси агрессивен, легко теряет голову и способен на любые крайности. Мисс Дебора Ф. на расспросы газетчиков ответила, что и в самом деле несколько раз встречалась со Стивом, но ни разу не позволила себе ничего такого, чтобы молодой человек вообразил, будто имеет на нее права. Ей бы не хотелось окончательно топить Мерси теперь, когда его дела так плохи, но, по правде говоря, он дьявольски ревнив и даже по пустякам впадает в бешенство. Так, однажды, войдя в кабинет директора, мистера X., когда тот диктовал ей письмо, Стив, вообразив Бог знает что, бросился на несчастного и зверски избил. Мисс Дебора уверяла, что это было и крайне жестоко и, главное, несправедливо, поскольку мистер X. – человек очень твердых нравственных устоев и глубоко предан жене и детям. Нет, ее не особенно удивляет преступная глупость Мерси. Наверное, он потерял голову от ярости. Тем не менее Дебора весьма сожалеет обо всем случившемся, ибо в те времена, когда они еще встречались, Стив казался очень милым молодым человеком. Разумеется, она не видела его со дня первого ареста, поскольку, заботясь о своей репутации, не желала иметь ничего общего с человеком, который так гадко поступил с мистером X., чьи моральные качества… и тому подобное.
Большинство репортеров не сомневались, что начальник полиции Карлсон и капитан Нортон, на чьем участке произошло убийство, не замедлят добиться от Мерси признаний и тому не отвертеться от электрического стула. Упоминали они и о том, что Карлсону помогает блестящий специалист по уголовному праву Сайрус У.Лекок – он не мог остаться равнодушным к печальной истории, погрузившей в траур одно из самых достойных семейств Бостона.
Ромео внимательно слушал перевод Анджело и, когда тот наконец умолк, подвел итоги:
– Все они толкут воду в ступе, кроме этой маленькой стервы Деборы, которая топит бывшего поклонника в угоду своему шефу и, вероятно, любовнику (судя по тому, что мне рассказывал Мерси), иначе мне пришлось бы признать, что у американских бизнесменов более чем своеобразный способ диктовать письма. Послушай, Анджело, ты должен мне помочь проучить этих самоуверенных американцев, и не вздумай болтать, будто они твои соотечественники! Если тебе повезло и в твоих жилах течет итальянская кровь, ты навеки останется итальянцем. А теперь принеси мне попить – я умираю от жажды.
– А чего бы вам хотелось, синьор? В холодильнике – только кока-кола и фруктовые соки.
Тарчинини сморщился.
– Неудивительно, что им не хватает воображения! А ты не мог бы раздобыть бутылочку «Кьянти»?
– Если выяснится, что я принес в этот дом вино, меня вышвырнут за дверь!
Отец Джульетты вздохнул.
– Ну что ж, ладно, придется потерпеть… Позови ко мне дочь. Я подожду здесь.
Через несколько минут появилась Джульетта.
– Ты хотел меня видеть, папа?
– Да… Ты свободен, Анджело, но не уходи далеко.
– Я буду в буфетной.
– Ты что, не рада меня видеть? – осведомился Ромео, как только метрдотель исчез.
– Это потому, что я очень сержусь на тебя!
– На меня? Ma que! А что плохого я тебе сделал?
– Ты ужасно поступил с Сайрусом!
– Вот еще новости!
– Он рассказал мне, как ты, видимо, желая поразить публику, кривлялся у трупа Джереми Паркера! Да, и ты выставил посмешищем не только себя, но и моего мужа!
Потрясенный Тарчинини, не говоря ни слова, смотрел на дочь. Необычное молчание настолько смутило Джульетту, что все ее дурное настроение улетучилось.
– Что с тобой, папа?
– Ты перестала быть одной из нас, верно, детка? – тихо, дрожащим от волнения голосом проговорил Тарчинини.
– Почему ты так говоришь?
– Останься ты прежней – вспомнила бы, как верила в меня, восхищалась мной и понимала то, что теперь называешь кривляньем… В Вероне моя Джульетта восторгалась всем, что делает ее папа, потому что привыкла доверять ему, с тех пор как начала соображать…
– Но Сайрус сказал мне…
– Молчи, девочка… Бог свидетель, я ничего так не хотел, как твоего возвращения в Верону. А теперь я прошу тебя остаться в Бостоне… не возвращайся к нам…
– Почему?
– Потому что в Вероне нет места тем, кто лишен воображения, тем, кто верит только в статистику, тем, кто утверждает, будто Ромео и Джульетты никогда не было на свете… Не возвращайся, дочка, потому что твоей матери необходимо верить в меня до конца, иначе у нее не хватит мужества терпеть мое присутствие и воспитывать малышей… Только теперь я понял, что тебя похитили безвозвратно, а этот Сайрус – настоящий злодей!
– Папа!
– Забрать у отца дочь, которая ему дороже жизни, – это уже преступление! Ma que! Но отнять у девочки родину – еще хуже! Это очень дурной поступок… а?
– Бедный мой старый папа…
– Уходи… дай мне спокойно пережить свою печаль…
Разумеется, они, мешая слезы, упали в объятия друг друга, и Ромео понял, что его Джульетта навсегда останется прежней.
* * *Устав от тяжкого, хотя и обожаемого им бушевания страстей, Тарчинини решил часок отдохнуть и заодно написать жене.
«Garissima mia,
Я уже собирался ехать домой – совсем зачах без тебя. Их Бостон не идет ни в какое сравнение с нашей Вероной, и потом, у них тут калькуляторы вместо сердца. Не стану скрывать, моя голубка, наша дочь, по-моему, уже заразилась этой болезнью. Джульетте надо как можно скорее вернуться домой, иначе мне придется ее проклясть, а ты ведь знаешь, светоч моих очей, это разобьет мне сердце, я высохну, как скелет, и ты скоро станешь вдовой. Мысль об этом отнюдь не доставляет мне удовольствия, ибо без тебя, моя горлица, я не хочу даже в рай. Не говоря о том, что, как только я исчезну, наверняка налетят тучи воздыхателей, жаждущих занять мое место, а я оттуда, сверху, увидев тебя в объятиях другого, не выдержу и спущусь хотя бы только затем, чтобы пристыдить!
Послезавтра я уже думал сесть в самолет, но, представь себе, тут убили хорошо известного в высшем свете банкира, и полицейские в полной растерянности. Ну и, конечно, все они валялись у меня в ногах (моя репутация хорошо известна) и умоляли помочь. Ради зятя и чести Италии (ибо она – наша Мать, и тут затронута национальная гордость) я не смог отказаться. Как только я найду им преступника и докажу, что по сравнению с нами американцы дети малые, сразу помчусь в аэропорт – слишком соскучился по тебе и детишкам.
