Елена Логунова - Дефиле озорных толстушек
– Барклай тут совершенно ни при чем! – поспешила заявить я, безошибочно угадав ход мыслей подружки. – Ни он, ни я твой рис не ели, клянусь своими новыми французскими колготками!
– В сеточку? – зачем-то спросила она.
– Ага. Слушай, а почему этот твой рис был коричневым? – я мудро сменила тему. – Ты его сварила с какао? Или заправила шоколадом?
– Да ты что?! – ужаснулась Трошкина. – Скажешь тоже, с шоколадом! Я ем только простые натуральные продукты, произведенные в моей естественной среде обитания!
– В наркодиспансере?!
Я ахнула и замолчала, соображая, какими такими кормами может снабдить Алку краевой наркодиспансер, в котором она лениво и нерегулярно подрабатывает инструктором по лечебной физкультуре. Простые натуральные продукты, она сказала? Так-так! Чистый спирт, маковая соломка, листья конопли…
– Черт, забыла траву купить! – словно услышав мои мысли, чертыхнулась Алка. – Как же я без травки-то? Слышь, Кузнецова, можно у вас пучок стрельнуть? У дяди Бори, я знаю, всегда есть…
– У папули?!
– Открывай дверь, я сейчас к вам поднимусь! – деловито сказала Алка и положила трубку.
Я высоко подняла брови и с глубоким недоумением посмотрела на размеренно гудящий мобильник: наш папуля, военный пенсионер и действующий кулинар-изобретатель, – наркодилер?! Не верю!
Я понеслась в коридор, открыла Алке дверь и пробежала в кухню, чтобы учинить допрос папуле, но тут примчалась Трошкина и прямо с порога крикнула:
– Дядя Боря, дайте, пожалуйста, укропчику или петрушечки, бобы надо заправить!
– На постном масле или на сливочном? – деловито уточнил папуля, оторвавшись от кулинарной книги, которую он читал, недоверчиво хмыкая и делая пространные иронические пометки на полях.
– Бобы на постном масле! – умиленно повторила я, невнимательно слушая дискуссию о правилах приготовления блюд из бобовых культур. – Значит, наркоманов среди нас нет! Уже хорошо!
– Что ты сказала о наркоманах? – прищурилась мамуля.
С незажженной сигаретой в руке она следовала в кухню, производя другой мелкие хватательные движения – вероятно, желала обрести какое-то огниво. Остановившись, мамуля требовательно уставилась на меня. Между бровей у нее залегла вертикальная складочка, похожая на восклицательный знак.
– Я сказала, что среди нас нет наркоманов, и это хорошо, – немного робея, ответила я.
Когда у мамули делается такое лицо – отрешенное и сосредоточенное одновременно, – я ее немного побаиваюсь. С такой миной моя родительница становится похожа на впавшую в транс прорицательницу, и ей ничего не стоит авторитетно заявить что-нибудь вроде:
– Ах, не стоило этого делать, дорогая! Ты очень, очень пожалеешь!
И гадай потом, чего именно не стоило делать – соглашаться на свидание с новым поклонником, покупать помаду цвета лососины или есть на ночь сырники с абрикосовым вареньем. Главное, практика показывает, что в чем-нибудь мамуля непременно окажется права! Либо поклонник, либо помада не выдержат испытания первым поцелуем, или же сырники в желудке вступят в непримиримую войну с абрикосами!
– Наркоман? – повторила мамуля.
Мечтательность, отчетливо прозвучавшую в ее голосе, я осудила, но не успела об этом заявить.
– После длительного употребления сильнодействующих веществ он скончался от передозировки, но к тому времени наркотики радикально изменили биохимию его организма, так что он, можно сказать, был уже не человеком, – нежно улыбаясь, доверительно нашептала мне мамуля. – Поэтому после смерти он продолжает жить какой-то особой жизнью! Тело его под воздействием препаратов вроде как мумифицировалось, почему бы и нет, правда? Пусть себе бродит по земле, как Вечный Жид, я сочиню ему какую-нибудь особую кармическую задачу, наделю своеобразным чувством юмора и назову… М-м-м… Варфоломей, а? Как тебе?
– Ты придумываешь нового героя ужастиков? – догадалась я. – Неплохо! От твоего Варфоломея у меня уже заранее мурашки по коже бегают!
В подтверждение сказанного я показала мамуле свой локоть, волоски на котором вздыбились, как щетинки на ржаном колоске. Писательница, удовлетворенно хмыкнув, удалилась к себе. Я с уважением поглядела на дверь, за которой, набирая темп, застучала пишущая машинка. Молодец мамуля! Постоянно думает о работе!
– Чего не скажешь о других! – пробормотала я себе в укор.
Совсем запямятовала, что собиралась позвонить великанской красотке с кукольным именем Милена! А время уже почти подходящее, на часах половина десятого.
Я вернулась к себе, нашла в памяти мобильника телефонный номер и позвонила.
– Какого дьявола?! – после серии долгих гудков рявкнул мне в ухо очень сердитый женский голос.
– Мне бы Милену Витальевну, – струхнув, промямлила я.
– Я Милена! Что нужно? Кто такая?
Голосок у Милены был громкий, хриплый и булькающий, как у французского гренадера, заработавшего зимой восемьсот двенадцатого года разом бронхит, фарингит и отит и активно применяющего для лечения крепкие спиртовые настойки перорально. Представляться воображаемому гренадеру мне не захотелось, и я уклончиво ответила:
– Это вас с телевидения беспокоят. У нас к вам большая просьба, очень хотелось бы встретиться…
– Что, опять интервью? – Милена то ли зарычала, то ли широко, со всхрапом, зевнула. – Ох, и надоели вы… Ладно! Пересечемся в раю, я буду там после полуночи.
Трубка меланхолично загудела. Я выключила ее и задумалась. Довольно странный разговор получился! Я не поняла, Милена на тот свет собралась, что ли? Причем непременно в царство небесное? «Я, – говорит, – буду в раю после двенадцати»! Надо же, наверняка знает и время отправления, и пункт прибытия – право, такой точности могут позавидовать пассажиры всех видов общественного транспорта!
– Впрочем, к своему самолету в Вену она ведь тоже не опоздала, – напомнила я себе.
Ладно, пусть так, предположим, эта Милена Витальевна такая предусмотрительная дама, что даже похороны свои планирует заранее. Но я-то тут при чем? С чего она взяла, что мы с ней в раю пересечемся? Как говорил герой Миронова в «Бриллиантовой руке» – «Уж лучше вы к нам!» Я пока еще на тот свет не собираюсь!
Впрочем, может, Милена Витальевна имела в виду какое-то райское местечко на земле?
Недолго думая, я позвонила на сотовый Зяме. Братец ведет куда более активную светскую жизнь, чем я, и все время тусуется в разных модных заведениях. Может, подскажет мне дорогу в рай?
– Ну, что? – Зяма отреагировал на мой звонок совсем не ласково.
– Зямка, ты знаешь, что такое «рай»? – спросила я.
– Как раз собирался узнать, а тут ты со своим звонком, Серега!
– Серега? – озадаченно повторила я. Потом до меня дошло, что мой донжуанистый братец обрабатывает очередную жертву cвоего обаяния и, чтобы не нервировать даму понапрасну, делает вид, будто беседует с приятелем-мужчиной. – О’кей, Серега так Серега! Скажи только, не известно ли тебе, случайно, злачное местечко, которое завсегдатаи запросто называют «раем»?
– Серость ты деревенская! – с удовольствием обругал меня светский лев. – «Рай» – это «Райский птах», ночной клуб на углу Западной и Зеленой!
– Дорогой клуб? – заволновалась я.
Зарплату мне в этом месяце шеф задержал, сославшись на финансовый кризис. Если «ночник» окажется заведением с претензиями, я не смогу встретиться там с Миленой!
– Нет, не дорогой, он ориентирован на студенческую братию, – ответил всезнающий Зяма. – Милые дамы вообще бесплатно, а с тебя за вход возьмут триста деревянных.
Я хотела было обидеться, что братец не причислил меня к милым дамам – видит бог, я достаточна мила, особенно в чистой одежде! – но потом вспомнила, что по Зяминой легенде я «Серега». Значит, с мужиков в «Райском птахе» берут по триста рублей за голову, а девушки бесплатно, это хорошо!
– Спасибо! – поблагодарила я брата за ценную информацию. И, проявляя требующуюся по роли мужскую солидарность, добавила: – Доброй охоты, Каа!
– Мы с тобой одной крови, ты и я! – узнав цитату из «Маугли», со смешком отозвался Зяма.
Я отключила трубку и полезла в бумажник, проверяя, хватит ли у меня денег на такси до клуба и обратно. Надеюсь, угощать Милену изысканными коктейлями не придется, строго говоря, это она меня пригласила!
Новичкам везет: случай легко ухлопать «заказанную» барышню подвернулся Пятаку сразу же. Он пришел по указанному адресу, предполагая всего лишь провести разведку: осмотреться на подступах к дому, выяснить, нет ли в подъезде консьержки, взглянуть на дверь нужной квартиры, если представится случай – узнать что-нибудь о жертве, о ее привычках и слабостях. И вот, на тебе! Во дворе пусто, в подъезде ни души, а дверь нужной квартиры приоткрыта! Не хватало только плакатика над входом: «Добро пожаловать, дорогой киллер!»