Фаина Раевская - Принц на белом костыле
— Клава, а машина-то, на которой мы мотаемся, вовсе не Степана, а этого самого найденыша. И зовут его Виктор. Но самое интересное…
Мобильник, включенный Клавдией, внезапно ожил, завибрировал, зазвонил. С перепугу.
Клавка вскрикнула и выронила телефон из рук.
— Ты чего, Клав? — нагибаясь за телефоном, удивилась я. — Телефона не видела, что ли?
— Ох, испугалась я что-то, Афанасия, — Клавка одной рукой держалась за голову, а другой — за сердце. — Ка-ак зажужжит! Прям привет с того света!
— Типун тебе на язык, балаболка! — Я открыла крышечку телефона:
— Алло?
— Алло? Алло?! Витя? Витька, ты где? Я извелась совсем. Ты чего молчишь, Виктор?
Женщина взволнованно что-то говорила, да так быстро, что я не успевала разобрать слов. Наконец в словесном потоке образовалась пауза.
— Здравствуйте, девушка. Это не Виктор.
— А кто? — растерянно спросила собеседница.
— Ну-у… Как вам объяснить… Виктор нас даже не знает. Дело в том…
— Все понятно, — растерянность женщины прошла, уступив место раздражению. — Витька небось опять с дружками в баньку отправился.
Уже надрался, да? Ах ты, прошмандовка африканская! Ну, ничего, я вам устрою и небо в алмазах, и массаж африканский!
Снова горохом посыпались слова с обещаниями немедленной расправы с Виктором и его дружками. По сравнению с карами, ожидающими несчастного Виктора, средневековые пытки — просто детские игры в песочнице. В конце концов мне стало жалко мужика. Мало того, что сейчас под ножом хирурга страдает, так еще и жена вопит так, что мертвого поднимет!
— Заткнись, дура! — рявкнула я в трубку.
Женщина, видно не ожидавшая такой наглости от «африканской прошмандовки», умолкла. Я перевела дух и уже более спокойно повторила:
— Заткнись и слушай. Виктор Андреевич Самонин твой муж?
— А то ты не знаешь… — все еще злобно, но уже остывая, ответила женщина.
— Так вот. В данный момент он в больнице, ему операцию делают. А нам, между прочим, ты спасибо должна сказать…
Дальше я коротко изложила события сегодняшнего вечера. Жена Виктора расплакалась:
— Ой, господи, что же делать-то? Мне бы в больницу надо, а я сына не могу одного оставить. Загрипповал он что-то…
Думать долго я не стала:
— Тебя как звать?
— Оксана… — всхлипнула женщина.
— — Вот что, Оксана, мы с Клавдией дождемся окончания операции и тебе перезвоним. А завтра, часов, скажем, в десять утра, привезем его вещи и машину. Договорились?
Оксана какими-то неясными звуками выразила свое согласие, а потом заплакала еще громче:
— Спасибо вам, девочки. Вы только телефон не выключайте!
Пообещав оставаться на связи, я закончила разговор.
— Фу-у, — выдохнула я устало. — И чего бабы такие дуры? Раз мужика дома нет, значит, в загуле. Не знаешь, Клав?
Клюквина не отвечала, она снова заснула.
Видать, травма головы все-таки давала о себе знать. Впрочем, у меня глаза тоже слипались — время-то уже первый час ночи.
— Что-то долго Филиппок ковыряется, — проворчала я, устраиваясь поудобнее, стараясь не потревожить Клавдию.
"Что же получается? — прикрыв глаза, рассуждала я. — Товарищ, найденный за гаражами, — есть Виктор Андреевич Самонин. Странное совпадение. Если это совпадение вообще, если именно этот Виктор является именно тем бандитом, с которым должен был встретиться Степка. Тогда выходит, что это Степка того… по голове, и ножиком. И Клавку тоже?! А почему у Степана машина Виктора? Значит, этот Виктор — Степкин брат? Он же должен находиться в плену вместе со своей женой и сыном. Ничего не понимаю! И в первую очередь не понимаю, как нам относиться к Степану? Кто он: друг или враг? Если друг, то зачем врет? А если враг?
И при чем тут Клавка? Я вообще не пойму, в те гаражи мы приехали или нет? Почему мы не видели там Степана? Та-ак, что же это за история, в которую мы опять вляпались?"
На этой оптимистичной ноте я открыла глаза, словно почувствовала присутствие кого-то лишнего.
Так оно и вышло. В двух шагах стоял Антон Константинович. По его осунувшемуся лицу прочитать что-либо было невозможно.
— Ну, что? — прошептала я, ощущая внезапную слабость в ногах. Отчего-то для меня было очень важно, что ответит этот молодой рыжий Филиппок.
— Что «ну что»? Операцию сделали, организм у мужика крепкий, должен выдюжить… — Мой собственный организм зашелся в судорогах радости. Хирург меж тем продолжал:
— Теперь вот что. Я обязан сообщить в милицию…
— Зачем это? — вздрогнула я в испуге.
С милицией дел иметь не хотелось. Не знаю, как вы, а лично я нашим внутренним органам в лице милиции не доверяю. Либо взяточники, либо оборотни в погонах. И все время норовят невиновных людей за решетку упечь. Представив себе, какая поднимется суета среди ментов и что мы с Клавкой автоматически попадаем в разряд подозреваемых, я зябко передернула плечами и твердо заявила:
— Не надо милиции. Зачем нам милиция?
Рыжий хирург некоторое время молчал, а потом устало пояснил:
— Ножевое ранение. Я обязан сообщить.
К тому же вы его не знаете.
— Как не знаем? — удивленно воскликнула я. — Очень даже знаем. Это же Витька, дружок наш старинный! Мы еще в детский садик вместе ходили. Просто… Просто в темноте как-то не сразу разглядели. А ранение… Что ж, бывает!
У меня их, знаешь, сколько? И не сосчитать!
Особенно нервная система пострадала. Вот и Витька: шел, шел, задумался о высоких материях — а темно-о было, — поскользнулся, упал.
А там ножичек.., стоял. Слушай, Антон, не надо милиции, а? У меня на людей в форме страшная аллергия!
Антону и самому не хотелось связываться с ментами, это было видно невооруженным глазом. Но для поддержания собственного реноме молодой хирург неуверенно промямлил:
— Ну-у.., не знаю даже…
— Вот и славно! — захлопала я в ладоши.
Проснулась Клавка. Она сонно моргала и терла глаза кулачками — А в чем дело? — сладко зевнув, спросила она. — Больной скорее жив, чем мертв?
— Да, Клавочка. Операцию уже сделали, — ответила я сестре, — и она прошла успешно.
— Отлично, — снова зевнула Клюква, пристраивая голову мне на плечо.
Я скосила глаза на Клавку:
— Слушай, Антош, она теперь все время спать будет? — Хирург развел руки в стороны, а я задала давно волновавший меня вопрос:
— Можно к Виктору пройти? Поговорить с ним надо, посочувствовать, пожалеть, если понадобится.
Повисла долгая пауза, во время которой рыжий Филиппок внимательно изучал меня. Признаюсь, я чувствовала себя микробом, за которым наблюдает любознательный ученый. И чего, спрашивается, смотрит? Живых людей, что ли, не видел? Внезапно хирург озабоченно спросил:
— Афоня, что у тебя с глазами?
— А что? — испугалась я. Все время считала, уж что-что, а глаза у меня красивые: зеленые, большие… Димка все время говорит, что мои глаза сравнимы лишь с глазами трепетной лани.
Брешет, конечно, однако все равно приятно.
Сейчас, наверное, они были покрасневшие и воспаленные, но не до такой же степени, чтобы напугать даже врача. Антон присел на корточки, показал палец и приказал:
— Следи.
Я покорно принялась наблюдать за пальцем: вправо, влево, вверх, вниз…
— В детстве головой не ударялась? — строго спросил Филиппок.
— Нет.., да… — я испугалась еще больше. — Леха Козлов пару раз портфелем врезал, у него там «Идиот» лежал. Но я ему дала сдачи! А что?
Плохо выгляжу?
— Плохо соображаешь, — Антон прекратил издеваться и сел рядом со мной. — Ну, кто, спрашивается, сразу после тяжелейшей операции, еще под наркозом может разговаривать? Ваш Виктор в реанимации и пробудет там по меньшей мере пять дней. Вот когда его переведут в общую палату, тогда и поговорите!
Казалось, решение Антона Константиновича было твердым, как алмаз, но я так жалобно смотрела на хирурга, так печально вздыхала, что сердце Филиппка не выдержало.
— Ладно, оставляйте свои телефоны. Как придет в себя, я с вами свяжусь, навестите его.
Но только в мое дежурство и не дольше пяти минут! И вот еще что: нужно как-то сообщить его родственникам… — Тут Антон растерянно посмотрел на меня, дернув бровью. Он, вероятно, ни капельки не поверил в сказку о нашем совместном детсадовском прошлом.
— А мы уже сообщили, — зевнула проснувшаяся Клавдия. — Ксюха, жена его, приехать не может, сын у нее заболел. Вот, попросила нас присмотреть за Витькой.
Антон непонимающе захлопал рыжими ресницами:
— Так вы что, правда его знаете?
— Хм, мы разве похожи на братьев Гримм? — усмехнулась Клюква. — Да и ситуация для сказок неподходящая, не так ли? Ладно, Афоня, поехали уже домой, спать пора.
Лично я против этого предложения ничего не имела. Еще раз условившись с Антоном, что первым делом, как только Виктор придет в себя, он свяжется с нами, мы покинули гостеприимные стены хирургического отделения.
В машине было холодно, неуютно. Пока прогревался двигатель старенькой «девятки», я достала с заднего сиденья свою куртку, тоже в пятнах крови несчастного Витьки, и с удовольствием в нее влезла, лелея надежду согреться. Сразу возникло ощущение какой-то не правильности.
