Дарья Донцова - Замок храпящей красавицы
Охранник с топотом принесся на мой зов. Поскольку Филипп Леонидович молчал, я рискнула задать охраннику вопрос:
– Кто входил за кулисы после того, как начался фуршет?
Секьюрити смутился.
– Все, кому не лень, постоянно туда‑сюда шмыгали.
– Сосредоточься, – приказала я, – меня интересует отрезок времени от девяти до десяти.
– Почему? – неожиданно спросил Верещагин.
Я решила оставить вопрос хозяина дома без внимания, не хотелось лишний раз напоминать ему о смерти дочери. Спектакль завершился в двадцать часов пятьдесят пять минут. Актеры гурьбой отправились разгримировываться, Риша в их числе, следовательно, ее лишили жизни в промежуток с девяти до десяти вечера. Отлично помню, что в тот момент, когда начальнику охраны позвонили с сообщением о несчастье, настенные часы в гостиной его отца показывали десять минут одиннадцатого.
Роман выпучил глаза.
– Э… э… сначала они все бегали по коридорам, затем умелись на банкет. Вересаев вернулся, забыл сигареты. Муркин приходил за телефоном, он его где‑то оставил, очень злился, прямо шипел, как сковородка с котлетами, на меня налетел с криком: «Куда подевался мой сотовый?» А я откуда знаю? Так ему и сказал:
– Стою у двери, что у кого в комнатах лежит, не вижу.
И тут он давай материться. Не ожидал я от Петра Аркадьевича, очень удивился. Короче, оборал он меня и ушел. Потом вернулся и говорит:
– Парень, извини, вот мобила, я оставил ее внизу на подоконнике. Хрен с ней, с трубкой, но в ней номера телефонов таких людей, например, личный мобильный нашего президента, он мой фанат. Понимаешь, что произойдет, если сотовый в чужие руки попадет?
Несмотря на серьезность ситуации, мне стало смешно. Ай да Муркин! Звезда телесериалов решила произвести неизгладимое впечатление на простого, не очень образованного охранника. Личный номер первого лица государства! Ну прямо вижу, как Петр открывает контакты, а там написано «Президент»! Лично я, натолкнувшись на подобную запись в чужом сотовом, подумала бы, что речь идет о сыре, об отеле или о постельном белье фирмы с одноименным названием.
– Ермолова раз десять проскакала, – продолжал Роман, – то ей шарф понадобился, то она туфли поменяла, то подкрашивалась. Катерина Франк переодевалась, сначала спустилась вниз в мини‑платье, золотистом, а затем вернулась и в зеленом к выходу порулила. Я ей сказал: «Желтое лучше, блестит красиво». А она ответила: «Я как дура в коротком, остальные в вечерних нарядах. Всегда на мероприятие несколько вариантов прихватываю, чтобы кретинкой не выглядеть, а то потом читаешь журналы‑газеты и расстраиваешься. Папарацци, гадюки, если ты эффектно одета, никогда не сфотографируют. А вот заметят в неудачном прикиде и мигом камеры наточат, потом читай про себя: «Франк похожа на бочку в пайетках».
Мне снова стало смешно. Катерина, похоже, близкая родственница Петра Аркадьевича. Муркин ходит, прижимая к сердцу мобильный с личным номером нашего «намбер уан», а на Франк открыли охоту журналисты. В действительности за спиной у Катерины пара ролей в молодежных сериалах. Интерес прессы к ней не особенно велик, да и нет в гостях у Верещагина папарацци, здесь всего несколько прикормленных представителей «глянца», от которых нечего ждать засады.
Роман откашлялся и продолжил:
– Лавров безостановочно в туалет носился, похоже, у него с желудком беда.
– Значит, все артисты заглядывали в служебное помещение после начала банкета, – резюмировала я.
Охранник кивнул:
– По многу раз. Только Михаил Степанович и Фаина не появлялись. Может, они к себе спускались на лифте, но я за ними не гляжу, потому что они свои, ну почти как хозяева. Им можно в личные покои Верещагина заходить.
– А члены семьи? – не успокаивалась я.
Роман смущенно кашлянул.
– Они тоже были. Алла Константиновна, Леонид Филиппович, Филипп Леонидович, еще Владимир Михайлович. Я на них внимания не обращаю, не запоминаю, кто куда когда топал.
– Значит, ничего особенного? – уточнила я.
Рома одернул пиджак.
– Ну… Алла Константиновна очень широкое платье надела, еле в дверь прошла, а Леонид Филиппович мрачный был, шел нетвердо, наверное, выпил. Но парень всегда молчалив, а хозяйка любит оригинальную одежду.
Из коридора вышел умытый и причесанный Владимир.
– Звонят от ворот, приехал некто Юрий Шумаков, спрашивает Тараканову.
– Пропустить, – распорядился хозяин, – привести его сюда. Виола, я понимаю ход ваших мыслей. Ирину убил кто‑то из своих.
– Похоже на то, – осторожно сказала я. – Повторяю, в служебные помещения театра не входили посторонние, лишь актеры и служащие. Михаил Степанович и Фаина живут в вашем доме, они никуда не денутся, а вот артисты! Они могут уехать. И меня волнует девочка. Кто она? Как прошла незамеченной? Ребенок случайно заблудился или вас хотят напугать? В списке гостей есть люди с детьми?
– Нет, – мрачно сказал хозяин. – Вечер для взрослых. Тех, кто младше шестнадцати, мы не звали.
– Эй, Виола, поосторожнее, – запоздало возмутился начальник охраны, – мой отец тут ни при чем.
Я посмотрела на Верещагина.
– Под подозрение попадает каждый, кто находился за кулисами с момента окончания спектакля. Без исключения, неважно, чей он родственник. Вероятно, эксперт сможет сузить временные рамки, иногда удается точно установить время смерти жертвы.
Но это редко, как правило, такая точность невозможна. Необходимо под благовидным предлогом задержать людей, не сообщая им о случившемся. Пусть убийца думает, что тело еще не нашли. У вас, наверное, стоят тут видеокамеры?
– Конечно, – медленно произнес Филипп. – Володя, добудь записи, все, в особенности из гримерок.
Меня охватило возмущение.
– Вы подсматриваете за артистами?
– Исключительно в целях безопасности, – влез в беседу дядя Миша.
Я сделала шаг к Верещагину.
– Я говорю не об этической стороне вопроса! Камера в уборной Риши запечатлела убийство!
– Нет, – промямлил Корсаков.
– То есть как «нет»? – процедил хозяин.
– «Алмаз» опять подвел, – почти шепотом сообщил Владимир.
Брови Филиппа поползли вверх.
– Босс, я же предупреждал, – зачастил Корсаков, – «Алмаз» ненадежная система.
Верещагин молчал, и оттого, что он не произносил ни слова, у меня по спине забегали мурашки. Владимир Михайлович тоже испугался и заговорил еще быстрее:
– Многие люди желают за ваш счет заработать. Вениамин Юркин, ну тот, что посоветовал установить новую систему наблюдения, впарил самый дорогостоящий вариант. Шеф, вам понравилось, что любая машина, минующая ворота, приводит в действие датчик, и охрана знает, когда какой автомобиль въехал или выехал со двора. Не спорю, прикольная штука. Но камеры дерьмовые, и установка лажовая. То у нас кухня вне зоны видимости, то гараж. Я же вам докладывал!
– Докладывал, – эхом повторил Филипп.
– Босс! – перепугался Корсаков. – Вспомните! Я сразу, как только увидел Юркина, предупредил: «Не нравится мне «Алмаз», не доведен до ума».
– Остановись, – приказал Верещагин. – Записей нет? Так? Камеры сегодня не работали?
– Да, – вынужден был признать главный охранник.
– И это делает Михаила Степановича одним из основных подозреваемых, – не утерпела я.
– Ты что себе позволяешь, писака хренова? – взвизгнул Владимир.
Увы, начальник охраны не мог похвастаться умением держать себя в руках. Очень он мне не нравился. Почему? Ну, во‑первых, Корсаков уже один раз наорал на меня, во‑вторых, просто он мне не симпатичен, поэтому я злорадно договорила:
– Интересное совпадение. Михаил Степанович находится за кулисами, камеры не работают, а его сын отлично осведомлен о сбое в системе наблюдения. Сомневаюсь, что младший Корсаков носился по особняку с воплем: «Люди, у нас сегодня отсутствует контроль за служебными помещениями театра». А вот с папой он мог поделиться этой информацией.
Владимир издал короткий звук, похожий на хрюканье, и тут из коридора долетел ноющий писк, кто‑то просил открыть дверь во внутреннее помещение театра. Роман ринулся на пост. Филипп Леонидович уставился на меня, я пожала плечами.
– Никого нельзя исключать.
– Здравствуйте, – сказал Юра, появляясь в зоне видимости, – со мной эксперт Виктор. Что случилось?
– Добрый день, – произнес спутник Шумакова.
– Добрее не бывает, – мрачно буркнул Владимир.
Верещагин сделал шаг вперед, распахнул дверь в большую комнату, где актеры устраивали читку пьесы, и сказал:
– Давайте сядем и попытаемся обсудить ситуацию.
Через полчаса усиленного мозгового штурма Владимир вручил мне бейджик оранжевого цвета, а Михаил Степанович сказал:
– Провожу тебя в общий зал.
Я попыталась отделаться от сопровождения.
