Дарья Донцова - Ромео с большой дороги
– Ой, Дарь Иванна! – лишь только стоило мне войти в дом, налетела на меня Ирка. – Тут у нас такое!
– Какое? – мрачно поинтересовалась я. – Что случилось в милом, сладком доме? Сорвало фитинги и подвал залило водой? Опять разбилось стекло в мансарде или Черри пописала на диван? Говори живей, меня сегодня ничем не удивить.
– Тёма этот… – понизив голос, зашептала Ирка, – ну, лысый пузан, который притащился спозаранок… похоже, он действительно сын полковника.
Я села на табуретку.
– Это невозможно.
– Почему? – хихикнула Ирка. – Александр Михайлович вспомнил.
– Что?
– Кого! Маму Тёмы. Они с пузаном полдня разговаривали и все выяснили! Хотите чаю?
– Нет, спасибо, лучше расскажи поподробнее о сыне Дегтярева.
Ира сложила руки на груди.
– Не подумайте, будто подслушивала.
– И в мыслях не держала такого.
– Просто шла мимо спальни полковника, уронила коробку со стиральным порошком и, пока его собирала, совершенно случайно стала свидетельницей их болтовни.
– Давай начинай! – велела я. – С подробностями!
Вообще-то следовало поинтересоваться у домработницы, зачем она бродила возле комнаты Александра Михайловича с моющим средством, ведь стиральная машина находится в противоположном конце дома. Но я не стала задавать лишние вопросы, а превратилась в слух.
Итак, Тёма без утайки изложил полковнику свою биографию. Он воспитывался в детском доме, но не потому, что происходил из семьи алкоголиков или бомжей. Светлана, мама мальчика, скончалась, когда тому еще не исполнилось и трех лет, других родственников у малыша не имелось, вот его и отдали на попечение государства.
В шестнадцать лет Тёма получил паспорт, пошел работать на один из местных заводов, поступил в институт на вечернее отделение и перебрался жить в квартиру, где был прописан. Жилье, вполне приличная «трешка», осталось от мамы. По законам тех лет сироту не имели права выписывать с жилплощади, к тому же она была кооперативной, купленной мамой, а Тёма являлся единственным ее законным наследником. Спустя года два после начала самостоятельной жизни Тимофей Ведро решил затеять ремонт, начал вынимать с полок книги и нашел дневник мамы.
Женщина вела его всю жизнь. Странички, исписанные мелким, убористым почерком, содержали множество интересных для парня сведений: он узнал о своей бабушке – учительнице, дедушке – начальнике цеха, а потом выяснил и личность отца. Мама скрупулезно описала свою встречу с москвичом, сотрудником уголовного розыска Александром Дегтяревым, который прибыл в ее городок в командировку.
Встретились молодые люди очень буднично, в магазине, и два месяца не расставались, потом Дегтярев отбыл в столицу. Никаких обещаний Светочке Александр не давал, он счел летнее приключение ничего не значащим фактом и, скорей всего, забыл о девушке. Но через девять месяцев после отъезда Дегтярева в столицу на свет явился Тёма. Света отправила любовнику письмо, в котором сообщила о рождении малыша, однако ответа не дождалась. Другая бы девушка поехала в столицу искать легкомысленного папашу, но Светочка была гордой, она решила самостоятельно поднимать мальчика. К тому же кататься в Москву с грудным младенцем тяжело, оставить же Тёму было не с кем.
Неизвестно, как бы дальше развивались события. Вполне вероятно, что лет, скажем, через десять мама могла бы взять с собой школьника-сына и все же отправиться на поиски отца ребенка. Но Светлана умерла.
А еще в ее дневнике намеками говорилось о некоем Владимире, женатом человеке, который собирался развестись с супругой и пойти в ЗАГС со Светой. Владимир давно подбивал клинья под Светлану. Тёма понял, что пара прожила вместе два года, потом влюбленные поругались и разбежались. Ссора случилась в апреле, а в мае в город прибыл Дегтярев. После отъезда милиционера в столицу Света и Владимир помирились, затем, когда на свет уже появился Тёма, разругались, но опять сошлись, через месяц вновь разбежались и вскоре снова стали жить вместе. Наверное, Светлана надеялась выйти замуж за Владимира, поэтому и не спешила в Москву. Но сходить в ЗАГС ей так и не удалось, а возлюбленный после смерти Светланы не захотел заботиться о ее сыне.
Узнав правду о своем происхождении, Тёма никаких действий предпринимать не стал. Он мирно учился, работал и, если честно, совершенно не задумывался об отце.
Своей семьи у Тимофея не имелось. Бывшие детдомовцы, как правило, неудачливы в личной жизни, и Тёма не стал исключением. У него не получалось строить отношения с женщинами, парень не понимал, как следует себя вести, чтобы простая связь переросла в прочный брак. Но холостячество не напрягало, Тёма был трудоголик, ему вполне хватало для счастья работы.
Полгода тому назад Тёма заболел гриппом и выпал из привычного ритма жизни. Целую неделю молодой человек валялся в кровати, тупо переключая каналы телевизора. В конце концов он наткнулся на передачу о доме престарелых.
– У всех этих несчастных людей есть дети, – вещал корреспондент, – но посмотрите, в каких условиях бедняги заканчивают свой жизненный путь.
Тёма увидел на экране убогие комнаты, обшарпанную мебель, плохо одетых, полуголодных стариков.
– Родственники не желают возиться с теми, кому требуется забота, – возмущался журналист, – а ведь Библия велит чтить своих родителей.
Тёма сел на кровати, он внезапно подумал об отце. Интересно, он жив? Если да, то чем занимается? Может, нуждается в помощи? Вдруг неизвестный ему Дегтярев погибает с голоду? Вполне вероятно, что Александр Михайлович и не подозревает о наличии у него взрослого сына, письмо, в котором Света сообщала о рождении ребенка, могло попросту не дойти до адресата. Нет, необходимо найти мужчину и поговорить с ним.
Осуществить задуманное оказалось до смешного просто. У Тёмы много приятелей, и один из них, наведя нужные справки, выяснил, что бывший лейтенант Александр Михайлович Дегтярев, ныне полковник, проживает в Подмосковье, в деревне Ложкино, что он одинок, ни жены, ни детей не имеет.
Узнав про сельскую местность, Тёма вздрогнул: похоже, сбываются самые его мрачные предположения. Воображение мигом нарисовало покосившуюся избенку безо всяких удобств, дощатую будку во дворе, расставленные около забора железные бочки с желтой водой и старика, который трясущимися руками снимает с картофельной ботвы колорадских жуков. Придя в ужас, Тёма немедленно вылетел в Москву. Он решил взять отца к себе, пусть хоть перед смертью бедняга поест досыта.
Глава 8
– Ну и как вам песня? – спросила Ирка.
– Очень печальная, – кивнула я. – Тёма, очевидно, добрый человек, не всякий захочет помочь родителю, который не принимал участия в его воспитании.
– Может, и так, – протянула Ирка, поворачиваясь к чайнику.
– У тебя иное мнение?
Домработница бросила в чашку пакетик с заваркой.
– Знаете, Дарь Иванна… Впрочем, не мое дело.
– Нет уж, говори.
Ирка глянула на меня.
– Вы этого Тёму рассмотрели?
– Не очень, – призналась я, – но он здорово похож на Дегтярева – лысый, толстый.
– Тут недавно по телику шоу двойников показывали, – сообщила Ирка, – ну прямо офигеть, до чего они на звезд смахивают. Представьте, Киркорова женщина изображает, ростом с телевышку. Во чего бывает!
– Ты куда клонишь? Высказывайся прямо! – велела я.
– Уж простите, Дарь Иванна, – занудила Ирка, – но вы человек увлекающийся, наивный, Машенька вся в маму пошла. Хоть вы ее не рожали, а одинаковые вышли. Зайка, та ваще безголовая, а Дегтярев только орет: «Я самый умный, остальные дураки», но на самом деле его годовалый ребенок вокруг пальца обведет. Один Аркадий Константинович рассудительный, но его ж никогда дома нет. Мой долг вас предостеречь.
– От чего?
Ирка схватила сахарницу.
– Полковник этого Тёму обнял и чуть не зарыдал, а сам бормочет: «Сынок любимый, ничего о тебе не знал, никакого письма не получал!» Разве так можно?
– Как?
– Верить человеку на слово! – вспыхнула Ирка. – У него чего в паспорте стоит? Ведро Тимофей Николаевич. При чем тут Дегтярев?
Я заморгала. Ирка подняла указательный палец.
– Во! Это раз. Теперь два. Ему про Ложкино приятель выяснил. Что ж он не сообщил правду: не деревня, а коттеджный поселок с домами за дикие сотни тысяч баксов!
– Вполне вероятно, что официально Ложкино числится селом, – пояснила я, – наш же поселок получил название от ближайшей деревни. У нас почтовый адрес «Ложкино-1», однако про цифру все забывают.
– Ладно, – кивнула Ирка. – Только я сумку этого Тёмы разбирала. Жуть!
– В каком смысле?
– Вещи – дерьмо, – заявила домработница, – я в шмотках разбираюсь.
– Грязное и рваное?
– Нет, – ухмыльнулась Ира, – новое совсем, чистое и целое. Но все российское: рубашки, белье, свитер. А ботинки… Говнодавы настоящие, простите, конечно!
