Дарья Донцова - Три желания женщины-мечты

Глава 9

На следующий день около четырех часов мы с Зарецким и Платоновым сидели в беседке на участке Николаевых.

— Баков с радостью передал мне дело, — заметил Андрей. — Обычно местные полицейские недовольны появлением столичных птиц, а этот заявил: «Баба с возу, кобыле легче. Ежели чего надо, только свистните, любую помощь окажем».

— По городку ходят сплетни о романе Кати с Анатолием, зятем начальника полиции, — подсказала я. — Агентство «Одна баба сказала» работает вовсю, никто ничего точно не знает, но все уверены в адюльтере. Вчера я обедала в кафе, потом поехала на съемки, и везде на языке у людей эта тема: Антонина убила Катю из ревности, отец дочурку стопроцентно отмажет. «Сотрудники» агентства ОБС расходятся только в мелких деталях, в частности, не могут договориться, каким образом Екатерину лишили жизни: застрелили, задушили, утопили или отравили. А еще аборигены уверены: Семен Егорович вызвал из Москвы ближайшего другана, отдал ему расследование, и все будет чики-брики: столичная шишка объявит кончину Кати ненасильственной и укатит домой, Антонину ни в чем не заподозрят, к Бакову претензий не возникнет, не он же следствием рулил.

— Местные кумушки выдвигают свои версии, — усмехнулся Платонов.

— Что же случилось с Катей? — спросил Иван Николаевич. — Молодая здоровая женщина внезапно не умрет.

— Ее застрелили? — предположила я. — Нос, рот и подбородок несчастной были в крови. Я сразу обратила на это внимание. Но окно в комнате не открывали, в спальню можно попасть, только поднявшись с первого этажа по лестнице. Могу сказать, когда я видела жертву в последний раз. Екатерина спустилась в столовую вечером в районе десяти, увидела, что Элла собралась нести Елизавете Гавриловне коврижку, и устроила скандал. Она возмущалась, что кекс не подали всем к ужину. Выговорившись, Катя схватила поднос со сладким и решила сама доставить его бабушке. Девушка выглядела совершенно здоровой, во время ужина вела себя как обычно — приматывалась к матери, делала ей замечания. Посторонних в доме не было. Нина Анатольевна, перед тем как подавать семье ужин, маниакально проверяет, не открыты ли парадная и «черная» двери, гремит замками, задвигает здоровенные засовы. Позже, около полуночи, она скребется ко мне в спальню и осведомляется: «Виола, простите за беспокойство, у вас закрыт выход в сад? Разрешите, я посмотрю?» Мне выдали связку ключей, я могу приходить-уходить в любое время, не тревожа хозяев, попадая в особняк через отдельную дверь. Но Нина Анатольевна не ложится спать, пока я не окажусь на месте, и обязательно проверяет, точно ли я заперла створку.

— Безобразие! — рассердился Иван Николаевич. — Почему ты раньше мне не сказала? Нина обещала, что тебя ни при каких условиях не станут беспокоить.

Я улыбнулась:

— Мне никто не мешает, Николаева забегает на пару минут.

— Отвратительно! — еще сильнее разозлился Зарецкий. — Ты оказала услугу, поселившись в ее особняке. Вчера я слышал, как одна актриса сказала другой: «Виола живет в пансионе на Рябиновой улице, хочу узнать, нет ли у них свободной комнаты. Писательница не дура, небось выбрала лучшее место в городе». К Николаевым теперь клиенты потянутся, а они вип-гостье отдыхать не дают, в полночь в дверь ломятся!

Я посмотрела на Андрея.

— Я рассказала о привычках Нины вовсе не для того, чтобы пожаловаться. Хотела объяснить: вчера вечером в доме не было посторонних. Понимаешь?

— Конечно, — кивнул Платонов. — Катя с кем-нибудь в семье конфликтовала?

— Она была ехидной, если не сказать злюкой, — вздохнула я. — О покойниках плохо не говорят, но сейчас нужно быть объективной. Екатерина постоянно грубила матери, сестре, привязывалась к Элле, Виктору, Олегу.

В моем кармане завибрировал сотовый. Номер оказался местным, незнакомым, голос, зазвучавший из трубки, я раньше никогда не слышала.

— Виола Ленинидовна? — спросила женщина.

— Да, — подтвердила я.

— Вас беспокоит Тоня, дочь Семена Егоровича Бакова. Можете со мной встретиться? Речь пойдет о Кате, хочу кое-что пояснить.

— Хорошо, — согласилась я. — Где и когда?

— Если вам удобно, то в семь вечера в магазине сувениров на Фабричной. Над ним вывеска в виде медведя, сразу увидите.

Я положила трубку на стол, произнесла задумчиво:

— Странный звонок… Антонина Фирина просит поговорить с ней, хочет сообщить какую-то информацию о Екатерине.

— Конечно, иди, — обрадовался Андрей, вынул из сумки ноутбук и поставил его перед собой. — Теперь о причине смерти девушки. Катя погибла от перфорации желудка. Грубо говоря, в нем образовалась дыра. Обычно это является следствием пептической язвы, но у покойной ее не было — к врачу с жалобами на боли в эпигастрии она не обращалась. И вот странность: желудок Кати похож на дуршлаг, он весь в перфорациях. Что их вызвало, выяснить пока не удалось. Женя, наш эксперт, сказал: «Впервые с таким случаем сталкиваюсь. Выглядит так, словно девушка ежа проглотила и тот у нее внутри ворочался». При вскрытии желудка нашли остатки пищи. Екатерина перед смертью ела коврижку, о которой ты, Вилка, рассказывала, потом закусила пирожными: взбитые сливки, джем и песочное тесто. До кучи она слопала несколько конфет, их состав обычен: какао-масса и соевый эмульгатор, это шоколад не самого высокого качества. В спальне покойной на подоконнике за занавеской обнаружили пакет из кондитерской «Веселый эклерчик», в нем пустая упаковка из-под корзиночек с кремом и чек. Умершая приобрела десерт вечером и слопала его после ужина.

— Нина Анатольевна — фанатка здорового образа жизни, дома у Николаевых ни конфет, ни сдобного печенья, ни чего-либо подобного не сыскать, — прокомментировала я. — Во время ужина Катя капризничала, оладьи из рыбы даже пробовать отказалась. Похоже, она была сахарной наркоманкой — прямо затряслась от гнева, когда узнала, что коврижку не поставили на стол. Думаю, внучка принесла бабушке «черносливку», попросила для себя кусочек, Елизавета Гавриловна милостиво отрезала ей ломтик. Девица слопала коврижку, а потом отправилась в свою спальню лакомиться собственными запасами.

— Судя по объему съеденного, одним кусочком коврижки не обошлось, похоже, покойная ее почти всю схомячила. Прямо Плохиш какой-то — Катя постоянно ела сладкое в одиночестве, — усмехнулся Платонов. — У нее был тайник: подоконник в спальне поднимается, внутри полость. Там мы обнаружили небольшой электрочайник, несколько упаковок лапши быстрого приготовления, пачку рафинада, фруктовый чай в пакетиках, коробку соленых крекеров, пластиковую банку с печеньем типа курабье, более килограмма конфет.

— Все это, по мнению Нины Анатольевны, страшный яд! — воскликнула я. — Но кто оборудовал для Кати тайник?

Платонов повернул ноутбук экраном ко мне.

— При жизни Геннадия Петровича первый этаж дома выглядел вот так.

— Столовая и кухня на втором этаже? — удивилась я. — Странно. Как правило, владельцы загородной недвижимости размещают эти помещения внизу, выше располагаются спальни.

Андрей встал и стал ходить по беседке.

— Я показал Нине Анатольевне тайник дочери. Мать пришла в ужас, воскликнула: «Она себя убивала, вся в отца пошла!» Потом слегка успокоилась и прояснила ситуацию. По словам вдовы, профессор Николаев был гениальным, прекрасным и еще сто подобных эпитетов… человеком. Но! Интеллигентный, верный, щедрый супруг и добрый отец не любил общаться с родными. Утром он отбывал на работу, вечером приезжал и садился писать научные труды. Однако в большой дом семья переехала не сразу, сначала все жили в маленьком коттедже, где сейчас устроена гостиница. Геннадий Петрович постоянно жаловался на галдящих детей, на то, что Нина Анатольевна гремит кастрюлями-сковородками, а теща очень громко разговаривает. Шум мешал профессору. Затеяв строительство просторного особняка, он решил избавиться от нервотрепки, сделал себе отдельные апартаменты. А общие помещения, включая кухню, поместил на втором этаже.

— Не проще ли было Николаеву самому перебраться выше? — удивилась я.

— Нет, не проще, — возразил Андрей. — Он сильно уставал на службе, поэтому часто дистанцировался от семьи, не желал никого видеть по вечерам, устроил отдельный вход в дом. Кроме того, он дымил как паровоз. Жена умоляла бросить вредное для здоровья занятие, а он не желал слушать ни супругу, ни лечащего врача. Единственное, на что он соглашался, это иногда выходить с сигаретой во двор. Беседка, где мы сидим, построена для отца семейства, который в хорошую погоду тут курил. Интересная подробность: детям и женщинам заходить сюда запрещалось.

— Прямо домострой, — поежилась я. — Суровые нравы.

— Геннадий Петрович содержал семью и требовал от домочадцев исполнения своих желаний, — подчеркнул Платонов. — Сколько я на своей работе разных теток наслушался, не передать, и многие из них одинаковые слова говорят: «Я супругу всю жизнь отдала, дом вела, он только деньги на хозяйство давал, ни о чем другом не заботился, орал на меня, а потом ушел к некрасивой дуре, которая целый день на работе торчит, ему теперь приходится самому белье стирать. Почему муж меня, хозяйственную-заботливую, на ленивую прошмандовку променял?»