Дарья Донцова - Пикник на острове сокровищ
Сонечка, натягивавшая туфли, закивала.
– Боюсь, у меня нет времени на поход по лавкам, – ляпнул я и съежился.
Сейчас Николетта откроет рот, и оттуда полетят ядовитые стрелы, но маменька неожиданно ответила:
– Ты нам не нужен! Добросишь до магазина, и адью!
– Назад можно и такси взять, – воскликнула Сонечка.
– Потом разберемся, – заявила Николетта. – Пошли, Вава, сколько можно тебя ждать, я в шубе! Жарко ведь!
– На улице чудесная погода, – напомнил я, – тепло, солнечно, меховая доха тебе ни к чему!
Николетта скривилась.
– А меня знобит! И потом, манто не из целиковых пластин, оно связано.
– Как это? – удивился я.
Николетта махнула рукой, а Сонечка, надевая красивое черное пальто, воскликнула:
– Очень просто! Берут шкурки, обрабатывают их особым образом, потом нарезают на полоски и вяжут на специальных спицах. Получается легкое изделие, его можно даже летом надевать.
– Но зачем такие сложности? – недоумевал я. – Не проще ли купить трикотажную куртку?
Сонечка засмеялась, а Николетта воскликнула:
– Ну, что я тебе говорила, детка? Вава просто первый день творения. Подожди, ангел мой, сбегаю за носовым платочком.
Повернувшись на каблуках, Николетта испарилась, Сонечка улыбнулась и, поправив длинную белокурую прядь, сказала:
– Похоже, мама вас обожает! Только и разговоров о сыне! Вы, оказывается, писатель?
Я начал судорожно кашлять, а Сонечка, наивная душа, продолжала:
– Николетта рассказала мне о вашей книге. Очень, очень интересный сюжет. Прямо дух захватывает, я чуть не разрыдалась от жалости к вашей героине. Как ей не повезло с мужем! Мерзкий занудливый старик! Ясное дело, Анна не выдержала и полюбила молодого, красивого военного! Изменила мужу! Впрочем, что тут особенного! Да и чего этот супруг хотел со своим возрастом и брюзгливым характером? Зачем вы сделали так, что она призналась? Бегала бы к любовнику тихонько. А то ведь никакого счастливого конца! Бросилась под поезд! Ужасно! Я бы на такое не решилась! Хотя… Каренин у жены сына отнял… Нет, вы дико талантливый! Надо одному человечку слово замолвить, вполне вероятно, что он захочет снять фильм по вашему роману.
На секунду я замер с открытым ртом, забыв о кашле, но тут из спальни Николетты раздался крик:
– Ваня, помоги, не могу открыть ящик!
Я помчался на помощь.
– Который из комодов заклинило? – деловито осведомился я, влетев в душное, застеленное коврами помещение.
Николетта приложила палец к губам:
– Тсс.
Я оглянулся и шепотом поинтересовался:
– Что стряслось?
Маменька округлила глаза.
– Специально позвала тебя сюда! Господь услышал мои молитвы! Знаешь, кто такая Сонечка?
– Дочка Розы, сестры Фани, подруги Зюки…
– Ее фамилия Моргенштерн.
– И что?
– Вава! МОРГЕНШТЕРН! Понимаешь?
– Насколько я помню из курса немецкого языка, – забубнил я, – морген – это утро, а штерн – звезда, утренняя звезда, очень красиво!
– Дурак! – выпалила маменька. – Сонечка – дочка Якова и внучка Исаака Моргенштерна.
Луч понимания забрезжил в голове.
– Погоди, погоди… Исаак Моргенштерн, коллекционер, много лет назад уехал в Израиль…
– Он сбежал в Америку, – с горящими глазами перебила меня маменька, – уж и не припомню в каком году! Я была совсем ребенком, еще в школу не пошла! Ой, какой скандал был! Павел пришел домой и говорит: «Исаак-то что учудил, таким правильным считался, член КПСС, по заграницам катался, и тут! Ба-бах! Поехал с делегацией в Венгрию, оторвался от группы и прямиком в американское посольство». Да уж! Полетели тогда головы! Все партруководство Союза писателей разогнали, не уследили за Исааком! Проморгали врага! «Голоса» долго выли: «Моргенштерн выбрал свободу. Автор поэмы «Рабочий и колхозница» сбежал в США» [2].
Мне стало смешно. Николетта в своем духе. Только что спокойно заявила, что во время побега Исаака была почти пеленочным младенцем, и через пару секунд изложила разговор с моим отцом. Нестыковочка вышла. Либо маменька в те годы была неразумным дитятком, либо женой прозаика Павла Подушкина! А Николетта не замечала шероховатостей в своем рассказе и лихо неслась дальше.
Жена Исаака и его сын Яков остались в СССР, вот уж кто получил по полной программе, так это несчастная женщина с ребенком. Хорошо хоть к тому времени скончался Сталин и бедолаг не выслали в лагерь, как семью врага народа. В конце концов жизнь потихоньку наладилась, особенно после перестройки. Исаак, которого мучила совесть, приехал в Москву, он буквально засыпал свою семью подарками. В средствах Моргенштерн не нуждался, петербургские сплетники, закатывая глаза, рассказывали об уникальной коллекции картин Исаака и о его богатстве. А после смерти старика весь немалый капитал достался его единственной внучке Сонечке.
– Девочка наивна, – шептала Николетта, – ее одну никуда не отпускают, боятся. И правильно, я бы тоже берегла бутон стоимостью во много миллионов долларов. Больше всего Фаня с Розой опасаются, что Сонечка найдет себе неподобающего жениха, кого-нибудь из этих… современных жиголо, а тот объяснит девочке, что она имеет полное право самостоятельно распоряжаться капиталом. Вот где беда!
– Сколько же лет детке?
– Двадцать шесть.
– Она выглядит на девятнадцать!
– Верно, а ума у нее на десять! Ты только посмотри на это!
Маменька протянула мне правую руку, указательный палец украшало большое кольцо с синим камнем.
– Я похвалила перстень, – тараторила Николетта, – без всякой задней мысли, а Сонечка его сняла и говорит: «Николетта, дорогая, возьмите, мне он совершенно не нравится, носите на здоровье».
Я крякнул, да уж, девушку с подобными замашками лучше не выпускать из дома одну.
– Роза наняла дочери телохранителя, – вещала маменька, – но Сонечка наотрез отказалась от мужлана. Возникла проблема, на этот раз ее согласился сопровождать в Москву Владимир Иванович, родной дядя, у него отпуск. Компренэ? Вава! Очнись! Слушай внимательно! Смотри мне в глаза!
Цепкой ручонкой маменька ухватилась за лацкан моего пиджака и прошипела:
– Сонечка невинная девушка, душой и телом! Она дала обет выйти замуж один раз и навсегда. Бережет себя для мужа! Тот, кто ее… ну того… получит капиталы Моргенштерна! Сонечка спокойно передоверит деньги супругу. Вава! Это наш шанс!
Глава 8
– Ты предлагаешь мне изнасиловать молодую особу и заставить ее таким образом выйти за меня замуж? – решил уточнить я. – Боюсь, подобная роль не для меня!
Маменька посмотрела на дверь.
– Вава! Ты кретин! Я поговорила с Розой, она от тебя в восторге, мы согласны на бракосочетание.
– Осталась маленькая деталь.
– Какая? – воскликнула Николетта.
– Надо, чтобы я и Сонечка захотели пойти в загс.
– Ну, тебя никто и спрашивать не будет! – забыв про необходимость соблюдать тишину, рявкнула маменька.
Да уж, в этом я не сомневался!
– Навряд ли Сонечка столь послушная дочь, – попытался я охладить пыл Николетты.
Сколько раз маменька пыталась женить меня! Ей-богу, я сбился со счету! Правда, до сих пор у нее ничего не получалось, но дело не во мне, хотя я совершенно не горел желанием заполучить штамп в паспорте. Просто каждый раз отношения заканчивались по инициативе невест. Но, если честно, девушка с таким приданым встретилась на моем жизненном пути впервые. И Сонечка, в отличие от прежних кандидатур, хороша собой, вот только, похоже, глупа как гусыня!
– Зачем ты соврала Соне про сына-писателя? – спросил я.
Николетта поправила взбитые парикмахером кудри и состроила брезгливую гримаску.
– Вава! Ты мой позор! Приличной работы не имеешь, сидишь у матери на шее!
Я возмутился! Получаю отличную зарплату, занимаюсь любимым делом, поверьте, и общество «Милосердие», ответственным секретарем которого я являюсь, и служба в качестве частного детектива приносят мне глубокое удовлетворение. И потом, кто содержит Николетту? Дает маменьке деньги? Покупает ей еду, одежду, обувь? Или вы полагаете, что Николетта безбедно существует на муниципальную пенсию?
– Конечно, – горько вздохнула маменька, – есть на свете счастливые женщины, которые по праву гордятся детьми, ставшими президентами, великими актерами, музыкантами. Я, увы, нахожусь среди тех немногих бедняжек, которые, отказывая себе во всем, несут в зубах сына, перетаскивают его через валуны житейских невзгод, не получая взамен ничего! Вот она, святая материнская любовь!
Я прислонился к комоду. Дело совсем плохо. До сих пор Николетта старательно замалчивала факт наличия у нее великовозрастного дитятки. Маменька упорно сообщает окружающим, что ей чуть больше тридцати, и я никак не вписываюсь в биографию юной дамы. Конечно, люди знают правду, тем не менее слово «сын» Николетта старается не произносить, а мамой она запретила себя называть еще тогда, когда я не умел разговаривать. Маленький Ванечка пытался называть родную мать: Колетта, Киколетта, Нилетта… Как только я не коверкал тяжелое в произношении имя, но слово «мама» не произносил. Потому что не хотел получить оплеуху, отпущенную надушенной ладошкой.
