Дар царицы Савской. Абиссинское заклинание - Наталья Николаевна Александрова
S A T O R
A R E P O
T E N E T
O P E R A
R O T A S
И я почему-то даже нисколько не удивилась, как будто именно этого и ждала.
Но тут же положила рядом с доской кусок старой, вытертой и выцветшей от времени кожи, на котором были написаны те же пять таинственных слов.
Я разглядывала доску и кожу, переводя взгляд с одной на другую.
И снова вспомнила девочку, которая бросала мячик, повторяя раз за разом простенькую скороговорку:
— Кожа, дерево, железо, камень и стекло…
Вот они, передо мной — кожа и дерево…
Тем временем в моей душе происходило что-то странное. Как будто я долго шла по ночной каменистой дороге и вдруг увидела впереди светящееся окно. Окно, за которым меня ждут тепло и уют… окно, за которым меня ждет старый добрый друг…
Я сбросила это странное наваждение и снова посмотрела на две надписи, посмотрела на них трезвым, разумным взглядом современного, образованного человека.
И кожа и доска были, несомненно, очень старыми. Конечно, я не специалист, не историк и не археолог, но от этих предметов буквально веяло стариной, даже не стариной, а глубокой древностью. Их возраст, должно быть, исчислялся многими сотнями лет.
И еще одно. Надписи на доске и на коже были удивительно похожи. Не только содержанием — понятно, что там и там были написаны те же пять слов. Но они были похожи и рисунком, шрифтом, даже его незначительными деталями. Казалось, что обе надписи сделаны одной и той же рукой, одним и тем же почерком.
Хотя… это было странно.
Я уже не говорю о том, что кожа и доска находились в разных местах и только сейчас встретились на этом столе — тут нет ничего удивительного, время могло их и не так разбросать. Но одно дело — написать несколько слов кистью на куске кожи, и совсем другое — вырезать их на дереве, да еще на таком твердом. При этом приходится прилагать немалое усилие, что, конечно, должно изменить почерк…
Я не успела додумать эту мысль до конца, поскольку в дверь квартиры позвонили.
Я вздрогнула и едва не уронила доску.
В последнее время в моей жизни было столько неприятных сюрпризов, что я не ждала от неожиданных звонков ничего хорошего.
В дверь снова позвонили.
Я вышла в прихожую, подкралась к двери и выглянула в дверной глазок.
Перед дверью стоял мужчина. Глазок, конечно, очень искажает внешность, но этот мужчина все же показался мне знакомым, и тут он, видимо почувствовав сквозь дверь мое безмолвное присутствие, смущенно проговорил:
— Это я, Николай! Можно мне войти?
Я тоже ужасно смутилась. Ну надо же, не пускаю человека в его собственную квартиру…
Я щелкнула замком, открыла дверь.
На пороге действительно стоял Николай, и выглядел он очень смущенным.
— Простите, Алена, я, наверное, не вовремя? Я только хотел кое-какие вещи взять, услышал, что вы пришли, и позвонил… но если вам сейчас неудобно, я зайду завтра…
Надо же, какой деликатный человек! Другой зашел бы без меня, это ведь, в конце концов, его собственная квартира… надо же, а с виду — бравый вояка, солдафон… какой обманчивой бывает внешность!
— Что вы, конечно, заходите, какой вопрос! — проговорила я, отступая в сторону, и добавила, чтобы как-то загладить свою вину: — А может быть, вы хотите кофе?
— Кофе? — оживился он. — Не откажусь!
Мы прошли на кухню — и тут я всполошилась: пригласила человека на кофе, и он-то как раз есть, очень кстати утащила его у Ромы. Но вот есть ли турка?
Я еще не разложила свои вещи и не знала, что у меня в хозяйстве есть, а чего нет.
Но, к счастью, нашлась и турка — красивая, медная, я сама же и покупала ее когда-то.
Я возилась с туркой, поставила ее на плиту и только тут обратила внимание на странную тишину. За последнее время я стала такой нервной, что все необычное меня пугало.
Очень медленно я повернулась и увидела, что Николай стоит перед столом и разглядывает доску и кусок кожи.
Подняв на меня глаза, он проговорил странно взволнованным, изменившимся голосом:
— Откуда у вас это?
— Ну, это долгая история… может, я расскажу ее позднее… А почему это вас заинтересовало?
— Почему позднее? В этом есть какая-то тайна?
— Тайна есть, только я не могу пока ее разгадать, — честно ответила я. — Но я над этим работаю. Эти вещи… — я показала на стол, — они… они попали ко мне случайно. То есть не случайно, но… — Я запуталась и замолчала.
— Хорошо, расскажете, когда захотите. А я могу и сейчас. Но сначала я должен вам кое-что показать…
Он выскочил из кухни, и из коридора донеслись какие-то странные звуки.
Выглянув, я увидела, что он поставил в коридоре табуретку, залез на нее и роется на антресолях.
Буквально через минуту он слез, держа в руках какой-то довольно большой сверток в белой холстине.
С этим свертком в руках он вернулся на кухню, положил его на стол и развернул.
На белом холсте лежала квадратная, очень старая металлическая пластина, покрытая тусклыми разводами патины, сквозь которую проступало несколько слов.
Николай протер пластину краем холста — и эти слова стали отчетливо видны.
И я почему-то нисколько не удивилась, что это были те же самые слова, тот же самый абиссинский — или помпейский, не знаю, как правильно, — палиндром:
S A T O R
A R E P O
T E N E T
O P E R A
R O T A S
Я замолчала. Во рту у меня пересохло от волнения.
И я снова ощутила, что стою на ночной дороге, а впереди светится теплым призывным светом окно. Но теперь это окно стало еще ближе… до него было рукой подать… и свет в окне стал ярче, уютнее, призывнее, чем прежде…
И снова в голове у меня зазвучал детский голосок:
— Кожа, дерево, железо, камень и стекло…
Вот и железо появилось… не хватает только стекла и камня…
— Теперь вы понимаете, почему я так заинтересовался вашими артефактами, — вполголоса проговорил Николай, нарушив гулкую волнующую тишину.
— Еще бы… — отозвалась я.
— Ну, мне кажется, мы должны рассказать друг другу, как к нам попали эти предметы.
— Да, конечно…
— Кофе! Ваш кофе убегает!
Я развернулась и, к счастью, успела вовремя подхватить турку с закипающим напитком. Достала чашки, разлила кофе, поставила на стол и извинилась:
