Сельма Эйчлер - Убийства никого не красят
— Осталось чуть-чуть, — обнадёжил Питер. — Минуты через три будем да месте.
Так оно и случилось. В баре было оживлённо и шумно: ещё бы, "час удачи", когда напитки отпускают за полцены, только начался. К бару примыкал обеденный зал, и, несмотря на столь, ранний час, он был почти полон. К счастью, в дальнем углу нашёлся свободный столик. Наши соседи ещё не успели наклюкаться на дармовщинку, посему у нас с Питером был шанс расслышать друг друга.
Я заказала бокал красного вина, чтобы оттаять. Питер попросил пива. Я не поверила ушам своим: холодное пиво в такую погоду! Но смолчала.
Когда официант торопливо удалился, Питер глянул на меня с лукавой усмешкой:
— Начинай!
Терпеть не могу обсуждать дела, вкушая пищу. Но в этом заведении не приходилось рассчитывать на то, что нам позволят неспешно побеседовать за чашечкой-другой ароматного кофе, поскольку у входа в зал уже вытянулась очередь желающих отужинать. Я не стала мешкать:
— Полагаю, ты знал, что Мередит и Ларри Шилдс, её режиссёр, встречаются.
— Конечно.
— Тогда тебе также известно, что недавно они поссорились?
— Но… Неужто я не упоминал об этом? — смутился Питер.
— Нет.
— Да что это со мной! — Он ударил себя ладонью по лбу. — Странно, что я ещё помню своё имя.
— Твоя забывчивость вполне объяснима, слишком многое на тебя свалилось в последнее время, — утешила я Питера. — Расскажи, что ты знаешь об этой размолвке.
— На самом деле ничего не знаю. Мэри Энн говорила, что Мередит и Ларри поссорились и что сестра места себе не находит. Но Мередит заставила Мэри Энн поклясться, что она никому не скажет, из-за чего они разругались, даже мне. Думаю, что она — Мередит то есть — считала себя виноватой. Это не Мэри Энн мне сказала, просто у меня сложилось такое впечатление. Но не прошло и недели, как мы уже вместе ужинали, в ресторане, и они казались безумно влюблёнными. Прямо-таки ни на шаг друг от друга не отходили. И я решил, что ссора была пустяковой.
— Возможно, по этой причине ты и не упомянул о размолвке? — предположила я.
— Скорее всего, — виновато улыбнулся Питер. — Ничего, если мы поторопимся с заказом? Я хотел бы вернуться ненадолго в больницу.
Мы заглянули в меню, лежавшие на столе, и быстро выбрали блюда. Как только официант отошёл, я решила сыграть роль старшей наставницы — больше сил не было терпеть.
— Питер, прости, что вмешиваюсь, — начала я, понимая, что он может и не простить, — но разумно ли проводить всё время в больнице? Ты уже на пределе, но ведь на данном этапе от тебя мало что зависит. Не лучше ли вернуться к работе, это отвлечёт тебя от тяжёлых мыслей.
— Меня не нужно отвлекать, — резко возразил Питер, но продолжил уже более спокойным тоном, подыскивая нужные слова: — Видишь ли, я должен быть там, я просто не в силах находиться где-нибудь в другом месте. Прихожу домой ночевать и беспокоюсь, как бы чего в моё отсутствие не случилось. Выхожу поесть — как сейчас, — а тревога не покидает. Ты меня понимаешь?
— Конечно, — пристыженно пробормотала я. — У меня длинный язык. Забудь, что я сказала, ладно? Но тебе надо есть, обязательно!
— Что я и собираюсь сделать, — с улыбкой согласился Питер.
— Я хотела тебя спросить ещё кое о чем.
— Спрашивай.
— Ты, случаем, не видел Мэри Энн в понедельник утром или днём?
— Нет. (Видимо, я не сумела скрыть своего разочарования.) А что? Это важно?
— Возможно. Но не бери в голову. Я легко отыщу кого-нибудь, кто видел её или Мередит в понедельник.
— А зачем это нужно?
— Тебе известно, что сестры были ранены дважды? Первые пули попали в тело.
— Разумеется. Неужели я не сказал тебе об этом? Видимо, опять упустил, — сокрушённо признал Питер.
— Ничего, не переживай. Вчера вечером мне пришло в голову, что если мы выясним, во что была одета хотя бы одна из сестёр, и сумеем отыскать их одежду, то по дыркам от пуль определим, кто куда был ранен. И, следовательно, узнаем, кто лежит в больнице.
— Дезире, ты гений! — восторженно произнёс Питер. — А почему полиция до этого не додумалась?
— Ха! Не переоценивай меня. Возможно, они и додумались. Но по какой-то причине не смогли найти одежду. Когда закончим ужинать, я попробую навести справки в отделении скорой помощи. А если там ничего не выйдет, то наведаюсь в театр и спрошу, не помнит ли кто, как была одета Мередит в…
— Стоп, вспомнил! — возбуждённо перебил Питер. — Я знаю, во что была одета Мэри Энн! Я звонил ей в понедельник утром, и она упомянула, что на ней жёлтый кашемировый свитер. Это мой подарок на день рождения, вот она и хотела, чтобы я знал: она его носит.
— Замечательно, — обрадовалась я. — То есть будет замечательно, если она не переоделась, когда пришла домой вечером. Послушай, Питер, сделай мне одолжение, не уповай чересчур на эту затею с одеждой. Сержант Филдинг — мой хороший приятель и компетентный следователь. Скорее всего, полиция меня опередила. Я просто стараюсь ничего не упускать, вот и всё.
— Не волнуйся, Дезире, я учёл. А теперь я хочу задать вопрос.
— Ладно, валяй.
— Филдинг случайно не упоминал, куда она ранена? Девушка из больницы?
Нарушать обещание, данное Филдингу, я бы ни за что не стала, поэтому твёрдо ответила:
— Нет. Но уверена, что скажет, если я сумею добыть доказательства, которые помогут установить её личность. А почему ты спросил?
— Только потому, что хотел бы знать как можно больше о её состоянии. Но все кругом такие скрытные.
Не успел он закончить фразу, как явился официант с нашим заказом, и на время мы с Питером постарались забыть, по какому поводу ужинаем вместе. Принявшись сразу за основное блюдо (из уважения к стремлению Питера побыстрее вернуться в больницу я отказалась от закусок), мы болтали о жизни, о работе и даже потчевали друг друга анекдотами. Однако на десерт у нас были капучино, творожный пудинг и опять вопросы.
— Ты не мог бы назвать имена друзей девушек? — осведомилась я. — Какие вспомнишь. И мне также необходимо знать, как связаться с их братом.
— Эрик остановился в «Гранд-Хайятте» на Восточной Сорок восьмой улице. Между прочим, Филдинг тоже спрашивал меня о друзьях вчера вечером. Мне удалось припомнить четверых. Вероятно, у Мередит были какие-то друзья, которых я не знаю, но с этими четырьмя сестры были особенно близки.
Три имени я записала в блокнот, четвёртое вносить не стала: с Чаком Спрингером я уже познакомилась.
— Телефоны не знаю, — извинился Питер, — но все они живут в Манхэттене. Наверняка их можно отыскать в справочнике.
— Не беспокойся, найду.
Когда пять минут спустя мы вышли из ресторана, ветер кусался ещё сильнее, и я жаждала лишь одного — поскорее попасть в помещение. Но по дороге к больнице Св. Екатерины мы наткнулись на маленькую овощную лавку — в таких обычно чего только не продают, — и Питер неожиданно остановился.
— Жди здесь, — приказал он, — я быстро.
Питер забежал в лавку, а я покорно дожидалась, трясясь от холода. Через пару минут он вернулся с двумя небольшими букетами роз — розовых и жёлтых.
— Я ещё с утра хотел купить цветы, чтобы отнести в больницу. Но ты же меня знаешь: как всегда, вылетело из головы. В этом магазинчике выбор небогатый, но всё же. — И он протянул мне розовые цветы. — Это тебе. Поздравляю с Днём святого Валентина!
Вряд ли стоит упоминать, что я с трудом удержалась, чтобы не разреветься, как девчонка.
* * *Отделение скорой помощи больницы Св. Екатерины занимало целое здание. Когда я вошла, приёмная была почти пуста. Слева у входа торчал охранник, но, к счастью, он был по горло занят. Могучая женщина средних лет стояла практически вплотную к нему и орала — подозреваю, всякие гадости — по-испански. За подол дамы цеплялась плачущая малышка.
Я двинулась прямо вперёд через двойные двери, проигнорировав, что ВХОД ТОЛЬКО ДЛЯ ПАЦИЕНТОВ. Остановилась на секундочку, скинула пальто, задрапировала им розы (как-то непрофессионально вести расследование, прижимая к груди букет цветов), затем торопливо направились по коридору до конца, где снова обнаружила двери с воспретительными надписями. Распахнув их, я оказалась в самом сердце отделения.
Прямо за дверьми на носилках лежали два пациента, один из них жалобно стонал. Направо помещение было разгорожено занавесками на маленькие секции, где врачи и медсёстры оказывали неотложную и всякую иную помощь больным и увечным. За одной из занавесок прерывисто кричала женщина, а в промежутках между её криками до меня доносился чей-то тихий плач. Шестеро человек медперсонала носились туда-сюда, то ныряя за занавески, то выскакивая на свет божий, подчиняясь чьим-то-властным указаниям. Они настолько ошалели, что им было наплевать на моё присутствие; более того, они его даже не заметили.
