Анна Ольховская - Бог с синими глазами
– Ну, знаешь, – все еще не могла прийти в себя я, – это какая-то совсем редкая форма садомазохизма. Но почему?
– Я понимаю, это выглядит дико, – глухо проговорила Таньский, – тем более что прошло больше пяти лет, как мы расстались с Максимом, – (скотина и предатель твой Максим!), – и мне сам бог велел развеяться, забыться и наслаждаться каждым мгновением.
– Ну и?
– Не получается. Весь год я коплю нерастраченную сексуальную энергию, а потом выплескиваю ее только в танцах.
– Это трудно не заметить. Но, Таньский, – подошла я к подружке и обняла ее за плечи, – я все же так и не поняла, что тебе мешает?
– Не что, а кто, – посмотрела на меня через зеркало Таньский. – Я сама себе и мешаю. Я не могу заниматься сексом ради секса. Да, все это звучит глупо, мне уже 32 года, надо ловить любой шанс получить удовольствие, но – не могу. Понимаешь, я своего мужчину чувствую сразу, меня к нему неудержимо тянет буквально с первой минуты знакомства. А если не тянет, не включается что-то в душе – все. Ничего не могу с собой поделать. Будь он хоть трижды красив и сексуален. Насильно мил не будешь. Глупо, правда?
– Неправда, – улыбнулась я ее отражению, – я-то тебя как раз понимаю. Лешка ведь второй мужчина в моей жизни. И последний, я это точно знаю.
– А первый был Юрий? Твой бывший муж?
– Кто же еще, не к ночи будь помянут. И как бы мне ни было плохо рядом с ним, как бы он ни оскорблял и ни унижал меня, изменить ему просто так, чтобы отомстить и развеяться, у меня не получалось. Просто потому, наверное, что где-то меня ждал Лешка. А тебя, – дернула я за ухо грустного Таньского, – тоже где-то ждет твоя половинка, ты уж мне поверь.
– Хотелось бы, – бледно улыбнулась героиня сегодняшних эротических сновидений многих местных мужчин.
ГЛАВА 8
И покатилась, потянулась, порезвилась наша курортная жизнь. Каждый вечер, перед ужином, я заходила в местное Интернет-кафе и отправляла подробнейший отчет с фотоиллюстрациями Светке. Конечно, самую увлекательную часть нашей жизни под названием «Таньский и мужчины» мне сопроводить снимками не получалось, поскольку действие разворачивалось по уже заведенному сценарию – дискотека, глухое утробное ржание и «Ручеек». И не буду же я таскаться на диско с фотоаппаратом, чтобы последний затейливо и с размахом (во всех смыслах слова) прыгал во время танцев у меня на груди.
Так что об этой части нашей жизни Светка узнавала лишь из моих рассказов. В ответах она каждый раз сожалела о том, что не смогла поехать, иначе она, Светка, быстро показала бы Таньскому, как преодолеть барьер порядочности. Еще один воинствующий теоретик, кто бы уж говорил!
Зато все остальное присутствовало в моих репортажах в полном объеме. И наш номер, и вид с балкона, и фрагменты территории, и пляж, и рынок старого города, куда мы иногда ходили (совсем иногда, поскольку бурная химическая реакция на Таньского продолжалась. Да и, чего уж там, на меня тоже. Но поменьше, поскольку мой лимит эротичности был до донышка выпит Лешкой), и самое ужасное, просто преступление против человечества – шведский стол! Змей-искуситель подсунул Еве всего одно жалкое яблочко, и то вон какая петрушка приключилась. А что было бы, предложи он ей шведский стол? Страшно подумать!
Так прошла первая неделя. Ежевечерние выходки Таньского привели к тому, что на нас начали косо поглядывать. И немудрено, посудите сами – неделю дамочка зажигает так, что к танцплощадке подтягиваются все самцы, причем не только человеческие, а потом, не выбрав ни одного достойного из множества предложенных вариантов, уединяется с подругой в номере. Неужели такая роскошная женщина не любит мужчин, вразуми ее Аллах!
Но вот однажды, в разгаре второй недели нашего релакса, мы с Таньским, решив слегка отдышаться после особо долгого танцевального марафона, взяли себе по коктейлю и примостились за одним из столиков. Потягивая из затейливо разукрашенных бокалов вкусный напиток, мы снисходительно поглядывали на танцующих. Вернее, это я поглядывала на этих любителей, а основная профи сидела с совершенно отсутствующим видом. Я пощелкала пальцами у нее перед носом:
– Эй, спящая красавица, ты где?
– Ты о чем? – перевела на меня затуманенный томный взор Таньский.
– Ну-ка, ну-ка, – наклонившись поближе, всмотрелась я в ее лицо, – знакомое выражение физиономии наблюдается, хотя и сильно отдающее нафталином. Сколько оно у тебя в запасниках пролежало? Не меньше тех самых пяти лет?
– Что ты пристала? – бездарно попыталась Таньский изобразить непонимание.
– Слушай, – улыбнулась я, – сейчас я шепотом напомню тебе, сколько лет мы знакомы. Неужели ты надеешься, что за эти годы я не изучила тебя лучше даже, чем себя?
– А почему шепотом?
– Детская попытка сбить с мысли умницу Анечку. Я на нее, на мысль, прочно села и слезать не собираюсь, так что не напрягайся. А шепотом потому, что, услышав это кошмарное число, знаменующее четверть века, нас отправят обратно в пирамиды, как сбежавшие мумии.
– Откуда четверть века-то?
– Т-с-с-с, – зашипела я. – Не ори. У тебя еще и склероз развиваться начал. Или маразм? Ладно, не важно. Мы с тобой когда встретились?
– Ну, в первый класс когда пришли.
– И сколько же тебе годков тогда было?
– Как и тебе – семь.
– А сейчас сколько?
– М-да. Все правильно, – расстроилась Таньский. – С ума сойти, ну и срок! За убийство меньше дают, чем я уже с тобой отмучилась!
– Это еще кто с кем, – невозмутимо парировала я. – Но ты зубы-то мне не заговаривай, не финти. Давай признавайся, что за туман в очах наблюдается? Неужели барьер сломлен и местный климат вот-вот сподвигнет тебя на приключение?
– Да я сама еще не разобралась, если честно, – уныло болтала соломинкой в бокале Таньский. – Сегодня здесь, на дискотеке, вдруг так знакомо сердце зашлось, почти как тогда, при встрече с Максимом. Но только почти.
– Что ты имеешь в виду?
– А то, что все гораздо сильнее – и сердце замирает, как на качелях, и в животе бабочки летают, да еще вот, смотри, – вытянула руки она, – вся в пупырышках, как молодой огурец.
– Ничего себе! – присвистнула я. – Это на кого же тебя так перемкнуло?
– Да в том-то и весь идиотизм, что не знаю! – чуть не плача, выкрикнула Таньский.
– Я уже ничего не понимаю, – решительно поднялась я с места, – надо пойти еще по коктейлю взять, а потом ты мне постараешься объяснить.
– Если получится, – уныло протянула звезда Востока. – Только долго не ходи, а то, несмотря на подозрения в наш адрес, кольцо вокруг столика начинает сжиматься. А у меня нет никакого желания отбрыкиваться вежливо, я и напугать могу.
– Не сомневаюсь. Ладно, я быстро.
Но даже тех пяти минут, которые ушли у меня на добывание двух бокалов успокоительно-вразумляющего напитка, хватило одному из жаждущих прижаться к высокой груди Таньского, чтобы нагло усесться на мое место. Он явно пытался по-быстрому обрисовать моей подруге, какие фантастические перспективы ожидают ее в случае согласия, но момент парень выбрал явно неподходящий. Таньский мрачно посмотрела на него и выдала короткую фразу, после которой соискателя словно ветром сдуло.
– Ты что ему сказала такое, душистый бутончик? – поинтересовалась я, ставя перед грустной подругой утешительный приз.
– Не важно, – махнула рукой та, – важен результат.
– А теперь, – устроившись поудобнее, пригубила я коктейль, – давай разбираться в твоих мироощущениях. Сейчас все ранее перечисленные вибрации есть? Пупырышки на теле присутствуют?
– Ты знаешь, как-то все поутихло, словно исчез поток энергии, чувственный ветер.
– Эй, кто тут у нас поэт – я или ты! – возмутилась я. – Что это за попытка внедрения в мою вотчину? Ишь ты, сравнения какие – чувственный ветер! И откуда дует этот ветер?
– Вон из того угла, – взглядом показала Таньский в закуток сразу за пультом шефа нашей дискотеки, диджея Али.
– Ты что, на Али запала? – с сомнением оглядела я жирненького и слащавого диджея, с волос которого, казалось, сейчас закапает гель для волос.
– С ума сошла! – возмутилась моя пупырчатая подружка. – А то я Али каждый вечер не вижу! Он у меня эмоций вызывает не больше, чем его аппаратура. Надеюсь, в извращенной тяге к колонкам ты меня не заподозришь?
– А больше я там никого не вижу, – тщетно вглядывалась я в темень, царившую за спиной Али. Нет, там скорее всего было не так уж и темно, просто диджейский пульт был ярко освещен, и все, что (или кто) скрывалось за границей светового круга, пряталось во мраке. – Знаешь, Таньский, ты, наверное, экстрасенс скрытый, если ты чувствуешь чью-то энергетику, не видя объекта.
– Какой там еще экстрасенс, ведь это только сейчас все началось! И почему-то именно сегодня, неужели кто-то новый появился?
– Новые типажи здесь появляются почти ежедневно, одни уезжают, другие приезжают, но все отдыхающие тусуются здесь, на танцполе или за столиками. Я не думаю, что Али пустил бы себе за спину посторонних. Похоже, Таньский, – подмигнула я медитирующей подруге, – тебя переклинило на ком-то из работников отеля.
