Люся Лютикова - Такая, блин, вечная молодость
Она поймала мой взгляд, и мне стоило больших усилий не отвести глаза.
– Кстати, еще насчет Рзаевой. Позже я обнаружила, что мерзавка прихватила мои вещи: духи от Jean-Paul Gautier, тушь от Estee Lauder, джинсы от Dolce&Gabanna, кофточку от Versace, сарафанчик от Escada, ну и еще кое-что по мелочи. Сарафанчик больше всего жалко, он был цвета фуксии, с кармашками... Непонятно только, зачем он ей понадобился, корове жирной?
Тоже мне, подруги называются. Рзаева, конечно, поступила подло, но обзывать ее жирной коровой только потому, что у тебя объем талии на пару сантиметров меньше? Возникает резонный вопрос: а была ли вообще дружба?
– Как я понимаю, с тех пор вы Светлану не видели? – уточнила я.
– И видеть не хочу.
– Может, общие знакомые рассказывали вам что-нибудь о ней? Припомните, пожалуйста!
– Нет у нас общих знакомых, – надменно заявила Милена, – мы из разных социальных слоев. Впрочем, однажды Рзаева мне позвонила, года четыре назад. Представляете, хватило наглости просить у меня денег! Причем нехилую сумму, если мне не изменяет память, тридцать тысяч долларов.
Я встрепенулась:
– Она сказала, зачем ей нужны деньги?
– Вроде на операцию. Но я не стала с ней разговаривать, бросила трубку.
Милена решительно раздавила в пепельнице окурок и снова превратилась в подтянутую девушку, которая час назад встретила меня в квартире.
– Могу я узнать, что случилось? Почему вы интересуетесь Рзаевой?
После недолгих колебаний я ответила:
– Светлану похитили.
В ответ Милена залилась смехом:
– Ой, не смешите меня, кому она нужна, похищать ее? Корову жирную?
Я почувствовала, как во мне вскипает раздражение.
– Слушайте, что вы все заладили – «корова» да «корова»! Между прочим, Светлана не намного толще вас. У вас какой размер, сорок четвертый? Ну а Рзаева носит максимум сорок восьмой.
Собеседница изменилась в лице:
– Как сорок восьмой? У нее же в десятом классе был пятьдесят шестой!
– Ну значит, похудела, – пожала я плечами.
Вот у меня, например, тоже пятьдесят шестой размер, и я могу сбросить сорок килограммов и носить одежду с маркировкой «L». Ну вернее, могла бы, будь у меня сила воли.
– Да не может она похудеть! – горячилась Милена. – Сколько раз пыталась, однажды целую неделю просидела на кефире, так хоть бы килограмм сбросила! Ничего ей не помогало: ни аэробика, ни йога, ни диеты. Думаю, у нее было какое-то гормональное нарушение. Да я вам сейчас покажу!
Хозяйка вышла из кухни и через минуту вернулась с фотоальбомом в руках.
– Вот смотрите, наш выпускной класс. Это я, – она ткнула пальчиком с безукоризненным маникюром в один кружок, затем в другой, – а это Рзаева.
Я уставилась на черно-белую фотографию. Круглое одутловатое лицо, три подбородка, глаза заплыли жиром, если бы не волосы до плеч, физиономия могла принадлежать мужчине. Я впервые вижу этого человека, но под фотографией надпись – «Света Рзаева». Ничего не понимаю!
Господи, что это? Я поднесла снимок ближе к глазам. Да это же усики!
– У Рзаевой были усики?
– Да она вообще была волосатая, – радостно подтвердила Милена, – волосы росли даже на спине, брр, мерзость!
Возможно, это какая-то ошибка.
– А другой фотографии Светланы у вас нет? В полный рост?
Милена порылась в альбоме и протянула снимок:
– Тут мы с ней вдвоем, на море. Ездили, кстати, на деньги моих родителей.
Две девушки стоят на фоне пальмы. Милена – стройная, симпатичная – в раздельном купальнике. Ее подруга – в длинном, до середины икр, платье. Но даже нелепый балахон не в состоянии скрыть уродливое, непропорциональное тело: выпирающий и отвисший живот, толстая спина, при этом худые руки и вполне нормальные ноги.
У девушки то же самое лицо, что на школьной фотографии. Она похожа на омерзительного бегемота и выглядит лет на сорок, не меньше! Не подруга, а троюродная тетушка из деревни. Однако это не та Света Рзаева, которая работала вместе со мной в газете. Определенно это совсем другой человек! Тогда кого же я ищу?! Мои мозги отказывались что-либо соображать.
Тут я обратила внимание, в каком году Милена окончила школу. Стойте-стойте, да ей же...
– Вам что, тридцать четыре года?! – Мое изумление было неподдельным.
Милена кокетливо поправила волосы.
– Мне все говорят, что я выгляжу моложе своих лет.
Но меня поразило другое. Значит, Светлане Рзаевой тоже должно быть тридцать четыре года. Однако я могу поклясться, что моя коллега выглядит максимум на двадцать четыре! И как это понимать?!
– Можно мне взять эту фотографию?
Милена пожала плечами:
– Да ради Бога, мне она не нужна.
Я попрощалась с хозяйкой и вышла на улицу. Сказать, что была ошарашена, – значит, не сказать ничего. Чтобы развеять все сомнения, я опять отправилась на Рабочую улицу. Елена Андреевна открыла дверь, зевая во весь рот. Меня запоздало резануло, как «бегемотиха» с фотографии похожа на нее.
Я сунула карточку ей под нос:
– Это ваша дочь?
Елена Андреевна подслеповато сощурилась:
– Да, это Света. А что такое?
Да ничего особенного, просто по ее документам живет совсем другая девушка – симпатичная, стройная, с высшим образованием и моложе на десяток лет. А вот куда делась настоящая Светлана Рзаева, неизвестно.
Глава 10
Я не стала говорить Елене Андреевне о своем открытии. Ситуация слишком неоднозначная. С одной стороны, неизвестные бандиты, угрожая убить ее дочь, требуют выкуп в размере ста тысяч долларов. С другой стороны, весьма вероятно, что именем Светланы пользуется аферистка, а самой толстушки уже давно нет в живых. Возможно, Елена Андреевна не лучшая мать на свете, однако эти известия доконают даже ехидну.
Впервые за последние дни я твердо знала, что делать. Я выясню, что же случилось с настоящей Рзаевой. Для этого мне надо восстановить всю цепочку событий, проследить, когда именно «бегемотиха» превратилась в «стройняшку», а там, возможно, я узнаю судьбу Светланы.
А лже-Рзаева может подождать с выкупом. Не то чтобы судьба журналистки, которой сломали руку, меня совсем не волнует. Но уж если говорить начистоту, при прочих равных условиях мои симпатии всегда будут на стороне человека с лишним весом. Толстые люди должны помогать друг другу. Нам, толстякам, и так трудно живется: хорошую работу не найти, личную жизнь не устроить, купить нормальную одежду – тоже проблема.
И кстати, когда я вычислю, что за девушка пользуется документами Светланы Рзаевой, возможно, будет легче найти тех, кто ее похитил. Так что я на правильном пути!
Милена рассказала, что Света работала санитаркой в больнице. Может, Рзаева вернулась туда после того, как подруга указала ей на дверь? На следующий день я отправилась на улицу Трофимова, где располагалась 53-я городская больница.
Приехала я удачно, как раз попала в часы приема посетителей. Купив в гардеробе одноразовые бахилы, я поднялась на третий этаж, в хирургическое отделение. Первым делом я сунулась в комнату к сестре-хозяйке:
– Можно?
Пожилая женщина в сером халате оторвалась от кипы полотенец:
– Чего вам?
Я вытащила коробочку конфет, которую приобрела в ларьке около больницы.
– Это вам, к чаю.
Она мигом подобрела:
– Ой, спасибо! Так что вы хотите?
Я широко улыбнулась:
– Да, знаете, ничего особенного. Я просто пришла поблагодарить простых тружеников в серых халатах.
Женщина непонимающе уставилась на меня, а я продолжила:
– О врачах и медсестрах-то все больные помнят, а вот о техническом персонале после выздоровления мало кто вспоминает. А кто им полы два раза в день моет, а? Кто белье меняет? У вас ведь работа очень неблагодарная.
– Ваша правда, – согласилась сестра-хозяйка, – никакой благодарности от больных, зато претензий – море. То им полотенце новое подавай, то белье сухое. А где я новое полотенце возьму, если они у меня вот – все в дырках остались? А белье из прачечной всегда влажное приходит, мне его что, на своем теле сушить?
Я нацепила на лицо благостную мину и кивала в такт ее словам.
– А вы с чем у нас лежали? – полюбопытствовала женщина.
– С аппендицитом.
– А давно?
– Э-э-э... десять лет назад.
Глаза у сестры-хозяйки сделались размером с блюдце.
Да уж, села я в лужу, ничего не скажешь! Все-таки надо заранее готовиться к допросу свидетеля, а не надеяться на импровизацию.
Я попыталась исправить положение и зачастила:
– Сами знаете, как у нас бывает: русский человек задним умом крепок, пока жареный петух не клюнет – не перекрестится, долго запрягаем, но быстро едем.
Собеседница неуверенно кивнула. Я не дала ей прийти в себя: