Людмила Ситникова - Мастер женских утех
– Имелась. Они развелись в две тысячи третьем. Марианна была неплохой бабенкой, хоть и с ветерком в голове.
– Вы общались?
– С ней – довольно-таки часто. Она приходила к нам по вечерам, когда Иннокентий после сытного ужина возлежал в гостиной и переваривал съеденное. Красницкого я недолюбливаю и практически ничего о нем не знаю. Кто он, откуда, как ему удалось сколотить огромное состояние – все в тумане. Да и Марианна на эти вопросы предпочитала не отвечать.
– Они давно здесь обосновались?
– В двухтысячном.
Катка задумалась на минутку.
– Вы упомянули о странностях Марианны, – напомнила она.
Эра махнула рукой:
– Пустое. Болтовня вкупе с чересчур развитой фантазией. Кстати, вы знакомы с историей особняка?
– Нет.
Эра Валентиновна скомкала пустую сигаретную пачку.
– Марианна считала дом проклятым, и в чем-то она, конечно, была права… Стены особняка обагрены кровью. Впервые кровь пролилась в начале прошлого столетия, а последняя смерть случилась спустя восемьдесят лет.
– Так это же совсем недавно!
– В девяносто девятом году, если быть совсем точной. За год до того, как хозяином этой махины стал Иннокентий Красницкий.
ГЛАВА 5
– До революции имение принадлежало богатому помещику Федору Кубышкину – человеку властному, где-то даже жестокому. Кубышкин был страстным коллекционером произведений искусства. Стены его дворца украшали картины известных художников. Он привозил их отовсюду: из Франции, Италии, Англии… – Эра откашлялась. – Жена Кубышкина, Мария, особа безвольная и слабохарактерная, была полностью подвластна мужу. Частенько он поколачивал супругу, а та, не смея протестовать, молча сносила унижения.
У Кубышкина было трое сыновей. Два мальчика умерли в младенчестве, а третий, Николай, рос здоровеньким и жадным. С годами сын превратился в копию своего отца. Очевидно, жестокость, как и некоторые болезни, передается по наследству. В семнадцатом году Николаю исполнилось восемнадцать лет. Думаю, вам не стоит рассказывать о событиях того времени. Вы прекрасно знаете, что случилось в семнадцатом. Кубышкину пришел конец. По слухам, глубокой ночью в его особняк ворвались чекисты и, как говорится, без суда и следствия расстреляли помещика.
– А его жену и сына они тоже…
– Николая дома не было, а вот Мария… Я не могу утверждать, что эта правда, но… вроде бы она, услышав шум, успела спуститься в подвал и скрыться в лабиринте.
– Где?!
– Да, да, вы не ослышались. Под имением Кубышкиных имелся настоящий лабиринт. Все было изрыто, словно поработали гигантские кроты. Некоторые утверждают, что ходы были протяженностью более пяти километров. Где они заканчивались, никто не знает.
– И что было дальше? – Катка поудобнее уселась в кресле.
– Мария заплутала в лабиринте и скончалась от нехватки воздуха. Николая с тех пор никто не видел. Добро Кубышкина было распределено по музеям. А картины помещика-коллекционера в количестве тридцати штук были переданы в наш музей, который и поныне здравствует. Мы с Семеном неоднократно любовались этими шедеврами. Сема говорил, что одна картина может стоить около миллиона долларов. – Фетисова поморщилась. – Семен не разбирался в искусстве, он кумекал лишь в автомобилях, мог с закрытыми глазами разобрать и собрать авто. Но это не мешало ему время от времени напускать на себя важность и корчить на людях знатока в любой области. Возможно, он говорил правду, а возможно, вешал мне лапшу на уши.
– Как добраться до музея?
– Подождите, дорогая, вы не дослушали историю до конца. Во время войны в особняке развернули госпиталь. В пятидесятых здесь открыли санаторий, который худо-бедно просуществовал до конца восьмидесятых. А когда в нашей стране начались перемены и, как грибы после дождя, начали появляться олигархи, дом приобрел некий Белов Илья Анатольевич. Новый русский со всеми вытекающими отсюда последствиями. Мужику было за сорок, супруге его едва исполнилось двадцать. Они страстно мечтали завести ребенка, но, к сожалению, у Зины были проблемы с деторождением. В это самое время мы с Семеном приобрели коттедж. Вот тогда я впервые оказалась в стенах особняка. Зиночка Белова – божье создание, не обидевшее в жизни и мухи, – несмотря на свое материальное превосходство, считала меня старшей подругой. Сам Белов относился ко мне с предубеждением. Он из той стаи, в которой, однажды поднявшись из низов, на веки вечные забывают старых друзей, предпочитая в новой жизни общаться исключительно с себе подобными. Но тем не менее его недовольство мной не помешало Зиночке приглашать меня на чашечку кофе с завидной регулярностью. Три раза Зинуля ездила на лечение в Швейцарию и в январе девяносто пятого объявила, что скоро станет мамой. В августе у Беловых родился сын. Ох, как же Зинуля радовалась, она вся светилась, сияла, хлопала в ладоши, не веря своему счастью. Илья продолжал делать состояние, работа занимала все его время, для семьи не оставалось ни минуты. Он постоянно был в разъездах, в деловых командировках и так далее, и тому подобное. Настал момент, когда деньги окончательно испортили Белова. Он стал подозрительным, нервным, раздражительным. Ему постоянно казалось, что по дому и по территории ходят посторонние… враги, конкуренты. У мужика частенько случались нервные срывы. Особняк наводнила охрана. За Зиночкой, даже когда она шла по коридору, неотступно следовали два бритоголовых субъекта. Ее это раздражало, угнетало. Она мне жаловалась, что чувствует себя птицей, заточенной в золотую клетку.
Эра Валентиновна облизнула губы, сделала маленький глоток из стакана и продолжила:
– В девяносто девятом случилось страшное. Зиночка взбунтовалась и потребовала от Ильи немедленно убрать из дома охрану. Ей надоело быть постоянно под наблюдением. Между супругами разразился настоящий скандал. Психанув, Белов топнул ногой и в тот же вечер уехал из особняка. Вместе с охраной. Зина ликовала. Илья не появлялся дома более недели, а когда вернулся, узнал о трагедии. Его четырехлетний сын утонул в бассейне.
Катка поднесла ко рту кулак.
– Зина спала, а мальчонка, спустившись на цокольный этаж, нашел в воде свою смерть. Но самое ужасное последовало дальше. В порыве гнева Белов убил супругу.
– Боже!
– Драма… настоящая драма. О смерти Зины я некоторое время ничего не знала. Когда однажды пришла навестить ее, Илья заявил, что она уехала к матери, в Харьков, залечивать раны после потери единственного ребенка. Труп супруги Белов продержал в подвале более месяца.
– В лабиринтах?
Эра закатила глаза.
– Я разве не сказала, что лабиринты еще в двадцатых годах были замурованы?
– Нет.
– Говорю сейчас. Зина лежала в ящике с песком. Жестоко? Не то слово, но ведь у Белова капитально съехала крыша. Когда он окончательно расклеился и решил признаться в содеянном, на мужика было страшно смотреть. Черное лицо, впалые щеки и поседевшие волосы.
– Его посадили?
– В следственном изоляторе он перерезал себе вены. Неизвестно, откуда Белов раздобыл лезвие, но факт самоубийства был установлен.
– Невероятно! Господи, мы живем в особняке и даже не подозреваем, какие трагедии разворачивались в его стенах!
– Катарина, я еще не закончила. В органах Белов заявил, что якобы смерть его сына – не несчастный случай. Илья был уверен – в гибели ребенка виновна няня.
Увидев, какое впечатление произвели на Катку ее слова, Эра Валентиновна замолчала.
– Почему вы остановились? – спросила Ката.
– Мне известно, кто напел Илье песенки про няню. Лола! Это она, чертовка, пыталась очернить ни в чем не повинную девушку.
– Лола – это кто?
– Прислуга Беловых. Наглая девица, не раз пытавшаяся соблазнить Илью. Шлюха! – Фетисова сжала кулаки. – Одна из тех, на которых засматривался Семен.
– С какой стати ей было нужно наговаривать на няню? Может, действительно имело место…
– Я вас умоляю! Ее речи – ложь! От начала до конца. Стоило милиции явиться в особняк, как Лола стала отнекиваться от собственных слов, утверждая, что никогда не заговаривала с Ильей о смерти его сына. Но я лично беседовала с няней мальчика, и она уверяла, что собственными ушами слышала, как паршивка капала на мозги Белову.
– А смысл?
– Ревность! Лола не смогла сделать то, чего с полпинка добилась няня – расположения хозяина.
– Хотите сказать…
– Нет, любовниками они не были, но кто знает, как сложились бы обстоятельства, не случись несчастья? Белов переговорил с девушкой, она клятвенно заверила его в своей невиновности. Он ей поверил. А стоило ему оказаться в следственном изоляторе, как эта вера приказала долго жить. С маниакальной одержимостью он талдычил о ее причастности к преднамеренному убийству ребенка. Дальше – больше. Белов начал обвинять в смерти сына весь обслуживающий персонал, работавший в то время в особняке. Говорил о заранее спланированном заговоре.
