Наталья Александрова - Волшебница страны коз, или Рассмешить Бога
Альбина Францевна подлила себе еще чаю, положила за щеку конфету и продолжила:
– Опять же Офелия Филаретовна – тоже интересная личность. Перешла к нам не откуда-нибудь, а из самого Эрмитажа!
– Да что вы! – отозвалась Надежда, почувствовав, что собеседница ждет от нее подобной реакции. – Неужели из Эрмитажа!
– Да, – Альбина Францевна отпила еще чаю. – Правда, ушла она оттуда не по собственной воле. Можно сказать, со скандалом. Представляете, заснула на рабочем месте, и ее застукал сам директор! Обходил залы музея и увидел, как она спит на посту. Так что пришлось увольняться. Но она говорит, что даже довольна. Там, говорит, очень скучно было – сидишь целый день и смотришь на одну и ту же картину. Всю ее, говорит, уже запомнила – натюрморт французского художника Пьера Монталье. Народ в этот зал почти не заходил, так что она весь день проводила один на один с этим натюрмортом. Главное, очень аппетитно все на нем изображено, очень жизненно, так что до обеда смотреть просто невозможно, так и тянет в столовую. А потом, когда поешь, – в сон клонит. Через этого самого Монталье она и пострадала, не выдержала воздействия классического искусства. А у нас в регистратуре как-то поживее, целый день люди, разговоры, опять же, коллектив хороший, все такие интеллигентные, образованные женщины подобрались, есть с кем поговорить о живописи, о театре, о литературе…
– О сноповязалках, – машинально вставила Надежда.
Альбина Францевна не расслышала ее реплику и продолжила:
– Правда, начальница наша, Прасковья Савельевна, из другого теста, без образования. Она по профессии – руководящий работник…
– Что, есть такая профессия? – удивилась Надежда Николаевна.
– А как же! Ее, Прасковью Савельевну, всю жизнь перебрасывали то на легкую промышленность, то на сельское хозяйство, то на культуру и образование. Она говорила, что ей все равно, кем руководить, лишь бы руководить. Специфика отрасли не имеет значения. Только на черной металлургии никогда не работала и еще на тяжелом машиностроении: там, говорит, женщин не очень уважают.
– И что – правда, без всякого образования?
– Ну, не то чтобы без всякого… шесть классов она все-таки окончила. Зато очень большие организаторские способности.
– А что ж тогда она к вам попала, в регистратуру?
– Ну, все-таки возраст… выбрала работу полегче, менее ответственную, но все же руководящую.
– Да-а… – протянула Надежда, – как жалко Варвару Степановну… Что же, и родных у нее не было, одна жила?
– Что-то она говорила… кажется, был внук… хотя нет, у нее детей-то не было никогда, стало быть, это, наверное, внучатый племянник, дальний родственник совсем. Но помогал ей иногда, продукты привозил… Как же его звали-то? – Альбина Францевна виновато улыбнулась. – Нет, не вспомнить…
Надежда поняла, что пора ей уходить. Если бы работала здесь, в регистратуре, некая Таисья, дружившая с покойной, престарелая актриса обязательно упомянула бы об этом.
«Мы пойдем другим путем, – вспомнила Надежда крылатую ленинскую фразу, – завтра же с утра отправлюсь к Маше Чонишвили».
Между делом она успела сварить грибной суп, Сан Саныч был сытый и добрый и смотрел на свою жену умиленным взглядом. Кот хоть и очень обижался на Надежду за крекеры, но не посмел вякнуть, что она три раза в день поила дорогущим швейцарским лекарством комнатный фикус.
Утром, после ухода мужа, Надежда с замиранием сердца набрала номер, который списала вчера с карточки Маши. Ответил женский голос уверенным контральто:
– Алло-у? Квартира Чонишвили!
– Здравствуйте, могу я попросить Машу? – проговорила Надежда, стараясь, чтобы голос не дрогнул.
На месте незнакомой женщины, услышав хриплый бас, который иногда все еще прорывался, Надежда незамедлительно бросила бы трубку. На этот раз голос не подвел – был чуть ниже, чем обычно, но все же вполне приемлемый.
– А кто ее спрашивает? – поинтересовалась женщина.
– А вы не Анна Васильевна? – спросила в ответ Надежда, вспомнив карточку, лежащую рядом с Машиной.
Она понятия не имела, как нужно представиться, чтобы услышать Машу.
– Да, я Анна Васильевна! – энергично подтвердила женщина. – А, понимаю, вы, наверное, от Аглаи Александровны?
– Ну-у, – протянула Надежда.
– Ах, ну конечно, эта Аглая все перепутала! – затараторила Анна Васильевна. – Она дала вам наш телефон, а Машенька живет сейчас у мужа, на Вознесенском. Записывайте телефон и адрес, а лучше сразу езжайте, я ей сама позвоню!
Надежда Николаевна записала адрес и поскорее отключилась, чтобы не начались расспросы. Анна Васильевна сказала, что Маша непременно будет дома.
Дом на Вознесенском проспекте был заново отремонтирован и сиял чисто вымытыми окнами, несмотря на то, что на дворе был слякотный март. Надежда Николаевна нашла нужный подъезд и нажала кнопки домофона.
– Вы от Аглаи Александровны? – послышался удивительно приятный голос. – Заходите!
Надежда пожала плечами и вошла. Лифт был крошечный, как в большинстве старых домов, однако лестница аккуратно покрашена и убрана. Возле Машиной квартиры на четвертом этаже лежал коврик в виде симпатичного медведя-панды. Над медведем вилась надпись: «Добро пожаловать!»
Дверь открыла удивительно приятная девушка в розовом атласном халатике. Густые волосы вились пышными кудрями, огромные черные глаза сияли. Больше ничего не давало знать о папе-грузине. Маша была белокожа, щеки ее напоминали по цвету румяный персик, яркий рот улыбался, от нее исходил такой свет счастья, что Надежда невольно залюбовалась.
– Здравствуйте! – пропела Маша. – А вы от Аглаи Александровны? Проходите, пожалуйста!
В просторной прихожей Надежда вгляделась в хозяйку и все поняла: свободный халатик прикрывал внушительных размеров живот.
– Да-да, – Маша счастливо засмеялась, – уже скоро, три недели осталось…
– Не спрашиваю о здоровье, вижу, что все хорошо, – улыбнулась Надежда Николаевна, сообразив, отчего от молодой женщины льется такой свет.
– Даже удивительно! – щебетала Маша, провожая Надежду на кухню. – Я так беременности боялась, думала – тошнить будет, страшная стану… Первый месяц все плакала, а Сережа меня утешал, что все равно любить будет. А потом все прошло, даже почти не тошнило. И живот не мешает, и волосы стали лучше, и кожа… даже нравится беременной быть! Вас как зовут?
– Надежда…
– Можно, я вас буду Надей называть? Давайте чай пить! Я все время ем и ем! Врачи велят овощи и творог, а я хочу огурцов и колбасы! Самой простой, вареной!
– Немножко можно… – улыбнулась Надежда, – значит, ребеночек просит. Кого ждете?
– Девочку! – На этот раз из черных глаз вылилось столько счастья, что Надежда едва не утонула.
– Ну, все правильно, – сказала она, – девчонки колбасы хотят, огурцов – солененького, в общем. А мальчиков на сладкое тянет!
– Правда? – взвизгнула Маша и отвернулась к плите.
«Ну как тут с ней о деле говорить? – думала Надежда. – Про убийство не скажешь – волновать никак нельзя. Что опасность ей грозит – тем более не скажешь, еще родит со страху. Она такая счастливая, язык не повернется…»
Маша вдруг охнула и едва не выронила чайник.
– Поясницу что-то кольнуло, – извиняющимся тоном сказала она.
– Это бывает, – успокоила Надежда.
Маша налила чай и снова оживилась.
– Не скучно вам одной дома? – осторожно спросила Надежда Николаевна.
– Ну что вы! – Маша засмеялась. – Столько дел! На занятия хожу для беременных, музыку слушаю! А телевизор вообще не смотрю, оттуда только отрицательные эмоции можно получить! Разве что про путешествия, виды разные… Надо на красивое смотреть, тогда и ребенок красивый будет!
– Если на маму похож, то точно будет! – рассмеялась Надежда.
– Сережа тоже очень красивый, – серьезно сказала Маша. – Ой! – Она сморщилась и облилась бы горячим чаем, если бы Надежда не успела выхватить чашку.
– Что это со мной сегодня? – удивленно спросила Маша. – Колет и колет… вот, прошло… Что-то мне есть расхотелось, пойдемте, детскую покажу!
Выйдя из кухни вслед за хозяйкой, Надежда незаметно поглядела на часы. Она от души похвалила небольшую светлую комнатку, заново отремонтированную, с нарядными розовыми занавесками (девочку ждут!) и белоснежной мебелью. Над кроваткой висел розовый полог.
– Вот, последний месяц этим занималась! – Маша снова оживилась. – Мне все тут нравится, знаете, приду сюда и сижу. Альбом с репродукциями рассматриваю или пою.
– У вас голос приятный, звонкий, наверное, хорошо поете, – поддакнула Надежда.
– Да, в детстве пела в ансамбле. У нас такой ансамбль был, одни девочки, назывался «Звездочка». Когда маленькая была, папа меня петь учил, у него баритон прямо концертный. Хотела в музыкальное училище поступать, потом передумала, все-таки не высшее образование.
