Философия красоты - Екатерина Лесина
Великий Ник-Ник…
Но стоило допустить ошибку, и все те, кто вчера жаждал прикоснуться к творениям Аронова, теперь готовы растерзать его, пусть не физически, но моральное унижение еще хуже. Чего только нет в этих оловянных глазах: и радостное предвкушение грядущей расправы, и мимолетное торжество – как же, загнали в угол Самого – естественная ненависть к тем, кому Бог дал больше.
Одним словом, быдло. Определенно, пора в Италию, но сначала… Они получат свое представление, правда, не совсем то, которого ждали. И уже совсем скоро стадо вновь станет стадом – послушным воле Творца и готовым принять новый Проект.
Анжи их покорит.
– Я волнуюсь, – прошептала Лисс. Глупая корова, возомнила себя богиней, а на самом деле – пустышка, ни капли огня, одни сплошные стереотипы. Господи, ну как можно с таким упорством следовать стереотипам? Сними маску, платье, грим и получится обыкновенная девица, одна из многих. Шерев в кои-то веки прав, халтура получилась, вроде бы все то же: волосы, глаза, даже фигура, но почему-то Лисс выглядит бледным отражением Химеры.
А портрет Аронов почти дописал, осталась самая сложная часть – лицо, даже не лицо, а отражение лица в зеркале.
Снова отражение, в последнее время они преследуют Аронова…
– А что будет, если они догадаются, что я – это не она? – Спросила Лисс.
– Тогда тебе придется распрощаться с мыслью о модельном бизнесе, уж я позабочусь.
Девицу следовало хорошенько напугать, чтобы держала язык за зубами. Ну и где Лехина черти носят? По времени уже пора.
Впрочем, Лехин как всегда был пунктуален. Аронов с ленивой тоской – меньше всего в настоящий момент ему хотелось выступать перед этим… стадом – наблюдал за тем, как Марат ловко организует толпу. Перейти в другое помещение – «конференц-зал», ага, будет сейчас конференция – рассесться согласно негласному табелю о рангах, успокоится и, наконец, приступить к делу.
– Дамы и господа, – голос Лехина раздражал своей невыразительностью, впрочем, Аронова раздражали все и вся, – не могу сказать, что событие, собравшее нас здесь, радостно…
Кто-то на заднем ряду засмеялся. Быдло, даже выслушать не способны.
– Но как бы ни складывались наши отношения в прошлом… всякое бывало, и недовольство друг другом, и ссоры и даже скандалы. – Марат взял паузу, но держал недолго, общество не было готово к восприятию тонких театральных штучек. В тишине было слышно, как кто-то скептически хмыкнул, и Лехин, понукаемый этим хмыканьем, продолжил. – Но со столь откровенной, наглой ложью мы сталкиваемся впервые. Думаю, о чем речь, объяснять не надо. Прошу учесть, что эта встреча – жест доброй воли, мы вполне могли бы подать в суд на редакцию «Сплетницы», и признаюсь, таковое желание имелось, но потом мы решили поступить иначе. В общем, представляю слово моему партнеру, которого вы все хорошо знаете и, надеюсь, любите… Во всяком случае, больше, чем меня…
Ответом на шутку стал дружный смех, что правда, то правда, журналисты Лехина недолюбливали за серость, унылость и привычку при любой проблеме обращаться к юристам. Аронов поднялся, не столько из уважения к присутствующим, сколько желая показать, что он выше, и физически, и морально, толпа такие вещи чувствует.
– Добрый вечер. Не буду лгать, что я рад вас здесь видеть, с гораздо большей охотой я бы встретился с вами в другой обстановке, скажем, на презентации новой коллекции дома, но увы, этого события еще нужно дождаться.
Взгляд выхватил из толпы знакомое лицо – капитан как-там-его – интересно, а этому что здесь понадобилось? Впрочем, глупый вопрос, быдло, оно быдло и есть, неуемное любопытство – часть их психологии.
Химера
В доме было тихо. В доме было темно. В доме было страшно. Эльвира куда-то исчезла, горничная тоже, про водителя и говорить нечего. Вынужденное одиночество выпустило на волю смутные тени, шорохи и ту потаенную жизнь, что скрывается в ночи.
В очень одинокой ночи, а я уже и отвыкла, и от темноты, и от одиночества. Ну и ладно, как отвыкла, так и привыкну, зато теперь Славке платить не надо. Хотя, конечно, странно все это, Славка не глупый и жадный к тому же, так зачем ему раскрывать рот и тем самым губить надежду на будущее богатство? Не понимаю.
Я в этой истории вообще ничего не понимаю. Урчание в животе напомнило о несостоявшемся ужине, конечно, я не та персона, ради которой Эльвира станет готовить, но с другой стороны никто не запрещает мне пойти на кухню и съесть чего-нибудь. Странно, но голод оттеснил все остальные проблемы на задний план, а чашка горячего чая и пара бутербродов несколько примирили с жизнью. Кстати, на кухне тоже было пусто. Создавалось впечатление, что всю прислугу специально убрали для того, чтобы… нет, это глупость, не станет же Аронов убивать меня в собственном доме. Скорее всего он, зная, что вернется поздно, отпустил и повариху, и горничных, и уж конечно драгоценную Эльвиру, а я просто фантазирую.
Чтобы успокоится, я отправилась бродить по дому. Комнаты, комнаты, комнаты… зачем ему столько? Правда, обставлено со вкусом, никакой черноты, зеркал и прочего великолепия, сдержанные тона, строгие линии, тщательно подобранные друг к другу вещи. А вот и кабинет маэстро, надо же, открыто. Ник-Ник настолько беспечен? Хотя кого и чего ему опасаться в собственном доме? На столе бумаги, под столом бумаги, даже низкий кожаный диванчик, предназначенный для посетителей, и тот завален бумагами. А в громоздкой пепельнице из яшмы лежит ключ, белый блестящий ключ с хвостиком из кожаного шнурка.
Сердце, екнув, остановилось, а внутренний голос настойчиво предложил забыть и о ключе, и о том, что я вообще сюда заходила, но рука уже схватила находку. Сто против одного – ключ от мастерской. А мастерская в подвале. Казалось бы, чего проще – спуститься да посмотреть, момент удачный, в доме никого, хозяин вернется не скоро, я успею положить ключ на место и сделать вид, будто спала или там, не знаю, телевизор смотрела.
Как-то невовремя вспомнилась сказка о Синей бороде и его любопытных женах. А если в мастерской Аронов прячет что-нибудь такое… такое… ужасное?
Тогда я просто уйду отсюда и все.
Дом скрипел, шелестел, пугал тенями. Дом возмущался моей наглостью, но отступать я не собиралась. Замок открылся легко, а дверь, пропуская меня на заветную территорию, только тихонько
