Орхидеи еще не зацвели - Евгения Чуприна

Доктор Мортимер оказался худым и сутуловатым человеком средних лет, удивительно похожим на симпатичную рыбу, которая в процессе эволюции решила превратиться в приятную цаплю и уже на две трети осуществила свое намерение. Фигура у него уже была цапельная, а вот взгляд — рыбий. Кроме того, у него имелись лошадиные зубы, чего ни у рыб, ни у птиц не бывает. Доктору Мортимеру вся эта разносортица вполне шла, по крайней мере, смотрелась естественно, если вы понимаете, о чем я. И особенно ему шло отсутствие трости. Потому что ни цапля, ни рыба и ни одно из животных, обладающих зубами лошади, не ходят с подобным аксессуаром. Не будучи лично знаком с древнегреческой Химерой, я, тем не менее, не могу представить даже и ее опирающейся на трость. Так что не удивляюсь, что внутреннее чувство гармонии, заложенное в каждом существе, побуждало его эту трость всюду оставлять, но удивляюсь, что без нее он надсадно прихрамывал. Ведь если она ему не идет, что ж он-то без нее ходить не может?

Однако при всей респектабельности своей профессии доктор Мортимер не оказался поклонником традиционных приветствий.

— Мистер Вустон, не откажите в любезности, позвольте ощупать ваш череп, — с порога взмолился он, приняв у Шимса трость и привычным движением сунув ее под мышку.

— Да щупайте на здоровье, — радушно ответил я, — как говорится, чем богаты, тем и рады. Фамильный череп Вустонов, обкатанный, как галька, в боях и интригах. К сожалению, ничего лучшего предложить не могу, я ж вам не Родди Голосов.

— Ах, этот Голосов, — живо откликнулся Мортимер. — Я часто думаю, что бы я стал делать, будь у меня такой череп, как у него. Наверно, щупал бы с утра до вечера.

— У меня те же мысли по поводу сисек. То есть я не какой-нибудь маньяк, но коль скоро они уже есть, то почему ж этим не пользоваться?

— У этого Голосова странные бугорки на затылке, — продолжил доктор, не пожелав раскрывать тему сисек. — Вроде увеличенной под микроскопом апельсиновой корки.

— Как у испанских мандаринов?

— Совершенно верно, как у них. Невежественные люди говорят, что такие бугорки были на черепах…

— На каких черепахах?

— … на черепах, дорогой Вустон, а не черепахах, обитателей Атлантиды, и они же отличались подобным строением носа — от середины лба и до предела пристойного.

— Черепахи?

— Да нет, какое у черепах вообще может быть строение носа? Вы вообще сталкивались с ними лицом к лицу? Видели это монголоидное нечто?

— Нет.

— Вот то-то же. Но даже не веря в эти сказки про современных атлантов, с любезными вам черепахами или без, я все-таки не могу точно сказать, к какому типу принадлежит этот чудесный экземпляр, то есть череп Голосова. Ах, сделать бы с него слепок да передать в Британский антропологический музей, раз уж пока что невозможно получить оригинал.

— Невозможно? А вы пытались?

— Где уж тут пытаться. Ведь он психиатр, у него знаете какая натренированная реакция. Он пережил революцию… И притом коллеги говорят, что он к антропологом вообще никогда задом не поворачивается. Мол, щупать — щупайте, а со спины не лезьте. Понимает.

И доктор Мортимер горько вздохнул.

— Ну а что с моим-то черепом? — спросил я. — Как поживают бугорки?

— Да что-то он не прощупывается. Вы его не удаляли?

— Мозг Вустонов хоть и обширен, но не настолько, чтобы его пришлось высвобождать таким образом, — произнес я с достоинством.

Между тем возник Шимс и, предварив свою речь деликатным покашливанием, сказал доктору Мортимеру:

— Хочу напомнить о цели вашего прихода к сэру Альберту Вустону сразу после завтрака-с. Вы пришли-с, чтобы исполнить ему народную балладу, популярную в Гримпене-с, и если вам угодно-с, вот рояль. Его, кстати, пора настроить-с.

— Ах да, вы правы, Шимс. Я действительно пришел, дорогой Вустон, чтобы спеть вам эту балладу, пока не поздно.

— Да полно, не беспокойтесь, — ответил я, — вообще-то, в вопросе народных баллад мой принцип: чем позже, тем лучше. Я не знаток фольклора, но мне кажется, что их не исполняют сразу после завтрака, особенно если тот, кто завтракал, отходит после вчерашнего. Вы знаете, что бывает, если джин смешать с большим количеством пива, лечь спать, а потом взять да и сдуру проснуться? Ах, да, еще виски, — добавил я, подумав.

— Джин с пивом? И виски? — профессионально прикинул Мортимер, — как медик, давший клятву Гиппократа, я не имею права петь народные баллады пациенту в таком состоянии.

— Но вы могли бы при этом не выть-с, — настойчиво предложил Шимс.

— То есть как же это так не выть? Это народная баллада о собаке. Нет-нет, решительно, господин Вустон не готов слушать балладу.

— Тем более, — вставил я, — что мой мозг, как только что выяснилось, недостаточно защищен черепом.

— Но вы могли бы хотя бы огласить слова-с, — упорствовал Шимс. — Ведь именно в тексте баллады содержится та информация-с, которую следует принять к сведению, обсуждая с сэром Генри предстоящую поездку в Баскервиль-Холл-с.

— Просто прочесть их? — переспросил Мортимер.

— Именно так-с.

— Но ведь там двадцать строф, — усомнился доктор, и я безмолвно приобщился к его сомнению. Двадцать строф — это в двадцать раз больше, чем следует. Как однажды выразилась тетушка Агата, когда я пространно объяснял ей, почему из гуманных соображений сегодня вечером я не могу повести в театр ее инфернального сына Эндрю, исчадие бездны, истина не может быть столь длинной.

— Вы могли бы прочесть только то, что относится к существу дела-с.

— К существу дела? Но это же бредни невежественных людей!

— Значит, к существу бреден-с.

— Допустим, у бреден есть существо. Но в балладе есть и рефрен!

— Рефрен-с, если угодно, я подтяну-с.

— То есть подвоете?

— Это уж как выйдет-с.

— Ладно, — сказал я, поскольку мне уж стало любопытно, — исполняйте как есть.

— Что значит: исполняйте как есть?! — взъерепенился Мортимер. — Это ж вам не супружеский долг, чтобы исполнять его таким образом.

— Супружеский долг, хотя его и часто сокращают таким же грубым образом, как мы сократим балладу, не исполняют на рояле-с. Поэтому если вы за него присядете-с, мы сможем насладиться разницей этих двух видов сокраще… исполнений-с.

— Кстати, о супружеском долге есть прекрасный анекдот. Как-то раз один лорд…

— Тишина! — провозгласил Мортимер и постучал чайной ложкой по стенке пустого бокала. — Начинаем!

И жутким голосом завыл, неистово лупя по клавишам:

О сын мой, подальше