Лоуренс Блок - Взломщик, который изучал Спинозу
– Кое-кто хочет поговорить с тобой, – ответил Дэн.
– О чем?
– О небольшом визите, который ты нанес ночью в дом на Восемнадцатой улице, – сказал Фил. – Незваным гостем.
«Черт, – подумал я. – Как они нас выследили?» Внутри у меня все похолодело. По опыту знаю, до чего неприятно, когда тебя обвиняют в преступлении, которое ты действительно совершил. Меньше оснований для справедливого негодования.
– Ну, двигаем, – сказал Дэн, кладя книжку стихов на прилавок. «Вот если бы его фамилия была Макги и Фил пальнул бы в него!» – подумал я.
– Только что открыл магазин, и вот закрывай! – бурчал я. – Это что, арест?
– Хочешь, чтобы был арест?
– Да нет, не особенно.
– Если добровольно поедешь, обойдемся без формальностей.
Это по совести и по закону. Фил помог мне втащить внутрь стол с уцененной литературой, из чего я заключил, что Дэн выше него по чину. Я запер дверь, опустил железные створки. Каждое мое движение сопровождалось ехидными шуточками насчет того, что взломщик запирает свое собственное хозяйство и если забудет ключи – не беда. Очень смешно, скажу я вам, животики надорвешь.
За углом стояла обычная сине-белая полицейская машина. Фил сел за руль, а мы с Дэном – на заднее сиденье. Через пару кварталов я осмелел.
– А в чем все-таки меня подозревают?
– Как будто не знаешь.
– Как будто не знаю. И действительно не знаю. Уж сделайте одолжение, скажите, какое обвинение.
– Гляди-ка, Фил, он еще права качает, – сказал Дэн. – Чувствуется бывалый «медвежатник». Сначала для виду струхнул, а теперь форс держит. – Он обернулся ко мне. – Какое обвинение? Обвинение – это когда производится арест, разве не знаешь? А ты не под арестом.
– Ну а если бы был под арестом – по какому обвинению?
– Могу только предположительно.
– Давай предположительно.
– Грабеж с причинением ущерба – это раз. Умышленное убийство – два. – Он покачал головой. – Да, вляпался ты, парень, в ба-альшое дерьмо! А ведь раньше вроде в мокрых делах не был замечен, верно я говорю?
Глава 6
Как выяснилось, Герберт и Ванда Колкэнноны все-таки не ночевали в Пенсильвании. Они действительно приехали в графство Беркс, где свели свою любимую овчарку с чемпионом-производителем. Потом они оставили Астрид у хозяина кобеля для вторичной вязки, а сами покатили в Нью-Йорк – на обед с коллегами Герберта и для последующего посещения театра. По окончании спектакля они припозднились за выпивкой и вернулись домой уже после полуночи с твердым намерением выспаться и с утра поехать в Пенсильванию.
К своему ужасу, они застали в доме грабителей. Те отобрали у Герба всю наличность, сняли с Ванды драгоценности, а потом хотели связать их. Герб начал было сопротивляться, но ему двинули в зубы. Ванда закричала, за что ее стукнули пару раз по голове. Герб видел только, как она упала без чувств – и все потому, что сам получил такой же удар.
Придя в себя, он обнаружил, что связан, и с трудом освободился от веревок. Ванда тоже была связана, но освободиться не пыталась: она была мертва. Ее ударили чем-то тяжелым, и удар, проломивший ей голову, оказался роковым.
– Это дело рук твоего сообщника, – говорил Сэм Ришлер, следователь, которому поручили вести дело и кому Дэн и Фил сдали меня по прибытии в Городское управление полиции. – Нам известно, что ты по натуре не склонен к насильственным действиям, Роденбарр. Нам также известно, что ты обычно работаешь один. Что заставило тебя снюхаться с головорезами?
– Нет у меня никаких сообщников, – отвечал я. – Я даже один больше не работаю. Занимаюсь теперь законным бизнесом. Держу книжный магазин, лицензия есть.
– Говори, кто твой сообщник, слышишь? Господи Иисусе, какой тебе смысл его выгораживать? Это из-за него ты попал в эту переделку. В общем-то, я могу представить, как это было. Ты завязал, начал новую жизнь, даже вот книжным бизнесом занялся... – Он не поверил мне, но ему надо было расколоть уголовника. – Тут объявляется этот ненормальный и уговаривает пойти еще на одно дело. Очевидно, он высмотрел квартиру, и ему нужен был специалист по замкам. Ладно, говоришь ты себе, схожу последний раз, пока не встал на ноги, надо же поддержать коммерцию. А что получилось? Мертвая женщина, твой дружок гуляет на свободе с денежками, а тебя сунули мордой в унитаз. У тебя один выход: вытащить голову, пока кто-нибудь не спустил воду.
– Страшное зрелище...
– Страшное, говоришь? Сейчас я покажу тебе действительно страшное зрелище. – Он открыл ящик стола, порылся там и вытащил большую глянцевую фотографию. Мертвая женщина, блондинка, в вечернем платье полусидела, прислоненная к стене, очевидно, в гостиной; лодыжки перевязаны веревкой, туфли валяются рядом, руки за спиной, тоже, вероятно, связанные. Фотография была черно-белая, но и на ней был виден большой кровоподтек на лбу, куда был нанесен смертельный удар. Ужасно, ничего не скажешь! Каролин говорила, что Ванда – красавица, а на фотографии – жутко смотреть.
– Это ведь не ты ее угробил? Не ты?
– Я? Да я даже смотреть на это не могу.
– Так назови, кто это сделал, Роденбарр. При хорошем адвокате можешь условным сроком отделаться. – «Еще как могу!» – подумал я. – Мы же все равно его схватим, с твоей помощью или без нее. Наверняка проболтается где-нибудь по пьянке. У нас уши везде есть, учти. Или же Колкэннон узнает его физию в наших альбомчиках. Так или иначе мы его заарканим. Вся разница лишь в том, что ты не только нам, но и себе можешь помочь.
– Справедливо.
– Вот именно, чертовски справедливо! К тому же ты ничем ему не обязан. Ну, так кто втянул тебя в эту историю?
– Вопрос естественный.
– Вот и отвечай.
– Только есть одно «но».
– Чего еще?
– Я там не был. Я слыхом не слыхивал о человеке по имени Колкэннон. Меня и близко от Западной Восемнадцатой не было. Я бросил прежние дела, когда купил магазин.
– Гнешь свое?
– Да, гну. Но не загибаю. Это – чистая правда.
– У нас есть веские доказательства, что ты был в этом особняке.
– Какие именно?
– А вот этого я тебе не скажу. Потом узнаешь. И у нас есть показания Колкэннона. Думаю, ты не знал, что она мертва, иначе ты бы и его кокнул. Если не ты, то уж твой сообщник обязательно. Он из тех, кто ни перед чем не останавливается. Не исключено, что она была еще жива, когда вы смылись. И умерла до того, как он пришел в себя. У нас пока нет результатов медицинского анализа. Но главное, что Колкэннон жив и может опознать и тебя, и твоего приятеля. Чего ты цепляешься за свою версию? Не вижу смысла.
– Другой у меня нет.
– Может, у тебя еще и алиби есть?
«Это было бы замечательно – иметь алиби, – подумал я. – Слишком многого хочешь!»
– Я сидел дома, смотрел телевизор, – сказал я. – Несколько банок пива выпил. Полежал.
– То есть всю ночь дома провел, так?
Я почувствовал в вопросе подвох.
– Весь вечер, – поправил я его. – После одиннадцатичасовых известий я ушел.
– И вломился в особняк Колкэннонов?
– Нет. У меня была назначена встреча.
– С кем конкретно?
– С женщиной.
– Что ж это за женщина, к которой можно завалиться в одиннадцать вечера?
– Было уже около двенадцати, когда я пришел к ней.
– Имя-то есть у твоей дамы?
– Имеется. Но вам я его скажу только в крайнем случае. Эта женщина и есть мое алиби. Я был у нее с полуночи и до сегодняшнего завтрака. Вы сами можете допросить ее, если у меня не будет другого выхода, но только в этом случае. Она разошлась с мужем, у нее двое маленьких детей, и ей вовсе ни к чему, чтобы трепали ее имя. Но я был у нее, это факт.
Следователь нахмурился, задумался.
– Тебя не было ночью дома, – сказал он. – Это нам известно.
– Я и говорю.
– Угу. Мы проверили твою квартиру в полпятого утра. Потом поставили ее под наблюдение, но ты не объявился. Но я все равно не верю в твою таинственную незнакомку-разведенку.
– Она не разведена. Она разошлась с мужем.
– Ну да, ну да!..
– Вам и не нужно в нее верить. Устройте опознание, пусть Колкэннон посмотрит. Мне домой хочется.
– Я, кажется, ничего не говорил тебе об опознании.
– А чего тут говорить? Почему меня привезли сюда, а не в участок? Потому что именно у вас, в Управлении, альбомы с картинками уголовников. И в это самое время Колкэннон их просматривает. Формально вы не взяли меня под арест, потому что он не признал меня по моей карточке, которую вы ему показали. Но, может быть, у меня не фотогеничная внешность и ему следует посмотреть на меня живого. Затем меня и притащили сюда. Что ж, я готов. Посадите рядком трех-четырех гавриков и меня в их числе, проведите опознание. Увидите, он опять скажет, что не видел такого. Потом я вернусь к себе и постараюсь продать хотя бы несколько книг. Трудно торговать при закрытой лавке.
– Думаешь, он тебя не опознает?
– Ни за что!
– Не понимаю я тебя, Роденбарр, – сказал следователь, вставая. – Топай за мной.
