Дарья Калинина - Секреты бабушки Ванги
– Порезала. Руки себе порезала, – зашептались со всех сторон. – Самоубилась!
– Как и обещала!
– Ох, дура! Что наделала!
– А я-то ей не верила! Думала, брешет, девка! Ну, кто из-за парня станет руки на себя накладывать. А она, вишь, не побоялась.
– Видно, любила шибко.
Татьяна до сих пор молчала, лишь прислушивалась к словам окружающих. Но тут подала голос:
– Да что там любить-то? Я ей сразу сказала: наплюй и забудь! Не нужен нам этот Лешка, раз он такой двуличный! Он и свою городскую обманет, раз уж с тобой не постеснялся.
– И что?
– Да что там! – махнула рукой Татьяна. – Без толку! Динка моя как в голову себе чего вобьет, так не вынешь оттуда. Упрямая она у меня очень. Была.
И Татьяна внезапно тихо заплакала, размазывая по щекам слезы. А стоящие поодаль подруги сдавленно ахнули, когда до них дошел смысл сказанного продавщицей. Динка! Дина! Диана! Так вот кто лежал сейчас на полу с перерезанным горлом и венами на руках! Это была та самая Диана, которая в пьяном виде напала сегодня вечером на Олю и едва не задушила последнюю.
Подруги даже задохнулись, поняв, что произошло.
Похоже, после содеянного, несчастная вернулась к себе домой, приняла для храбрости водки, да и схватилась за нож. Перерезала себе и горло, и вены на руках. Покончила с собой от великой и неразделенной любви к своему Лешке. Наверное, хотела, чтобы Лешке стало стыдно и горько. И чтобы, стоя у ее гроба, он ронял горькие слезы и корил себя за предательство. А потом, как знать, может быть, тоже наложил бы на себя руки.
– Бедная дурочка! – прошептала Кира. – Разве же так можно?
– Глупость несусветная. Лешки тут вообще нету. Он и знать не знает, что Диана ради него сделала. А ей, бедной, уже не помочь.
В том, что медицинская помощь Диане уже не понадобится, было ясно сразу. Такого бледного заострившегося лица у живых людей быть не может. Да и кровь из ран уже не текла. А так бывает только у трупов, когда сердце перестает биться.
– И все же как-то странно, – произнесла Кира.
Но что именно ей показалось странным, она объяснить не успела. Потому что позади нее раздался какой-то шорох и чей-то голос спросил:
– Что случилось? Таня, ты чего так кричала?
Подруги обернулись и увидели невысокую пожилую женщину, зябко кутающуюся в шерстяной вязаный платок. На вид ей было лет шестьдесят. Но спина у нее совершенно сгорбилась. А сжимающие платок руки изуродовал артрит.
– Радуйся! – внезапно закричала Татьяна, некрасиво искривив лицо. – Радуйся, из-за твоего Лешки все беды!
– Да что ты к мальчику прицепилась? Ну, не захотел он с твоей сестрой женихаться, так что за драма? Другого себе найдет. Какие ее годы?
– Не найдет! В том-то и дело, что не найдет моя Динка себе уже никого! – вновь завыла Татьяна. – Порешила она себя, ясно тебе?
– Как? – ахнула старуха, мгновенно посерев лицом.
– А вот так! Горло перерезала. И руки. И кровь всю из себя выпустила!
Старая женщина молчала. Лишь ее руки все более судорожно комкали край платка. И вдруг глаза у старухи закатились, и она начала заваливаться набок.
– Держите! Не дайте упасть! Вот так! Сюда ее сажайте! Ну, чего ты, Михайловна? Чего ты? С твоим-то Лешкой все в порядке. Это Дианы больше нету!
– Ох, сестренка моя непутевая! – рыдала Татьяна. – Зачем же ты такое с собой сделала?
– Милицию бы надо позвать.
– Ой, горе-то какое!
– И врачей, и милицию!
Очень быстро весть о случившемся несчастье облетела весь северный околоток. Возле дома Татьяны собралась настоящая толпа. Похоже, тут собралась вся деревня Лапки или, во всяком случае, ее северная половина.
Участковый оказался пузатым дяденькой лет пятидесяти. Вид у него был очень недовольный. И первым делом, еще не разобравшись в ситуации, он выругал Татьяну:
– Что за безобразие вы с сестрой снова устраиваете?
– А что мы-то?
– А то! То, что от вас одни сплошные неприятности. Развела, понимаешь ли, торговлю самогоном у себя в магазине. Что смотришь? Думаешь, я не знаю, что ты из-под полы самогоном приторговываешь? А это дело противозаконное. Хочешь всех людей в деревне перетравить?
– Что-то не больно много их перетравилось! – прошипела Татьяна и тут же, спохватившись, закричала: – Ты меня за этим делом ловил? Так зачем напраслину на меня наговариваешь? Ничем я у себя в лабазе таким не торгую. Пивом разве что. Так на то лицензия специальная имеется! Сто раз тебе ее уже показывала!
Слово за слово – и разговор у участкового и продавщицы ушел куда-то в сторону. Про мертвую Диану, которая тихо лежала в доме у порога, все просто забыли. Пока не очнулась мать Леши – Михайловна. Все это время старушка просидела на табуреточке, подставленной ей кем-то из сердобольных соседей. Но тут она встрепенулась и, посмотрев на участкового, внезапно произнесла тоненьким дрожащим голоском:
– Феденька, а как же с Диночкой-то быть? Неужели в самом деле зарезалась девочка?
Участковый, который как раз набирал в легкие воздуху, чтобы разразиться очередной обличительной тирадой в адрес продавщицы и ее подельницы – самогонщицы тети Маруси, внезапно замолк с вытаращенными глазами.
– Татьяна Михайловна? Вы это что же?.. Неужто правда?
– Правда, Феденька, – тихо произнесла мать Леши. – Поди, глянь. Ты человек опытный, сразу определишь.
Что там должен был определить «Феденька», никто не понял, но все почему-то притихли. И последовали за участковым. Тот заглянул в дом, сдавленно крякнул, вышел наружу, закурил и только после этого сумел выговорить:
– Самим тут не разобраться. Даже и пытаться не стану. Эксперта нужно из города вызывать.
И оглядев односельчан, строго спросил у них:
– Трогали тут чего?
Все дружно загомонили: мол, нет, не трогали.
– Следы затоптали, – продолжал вредничать капитан. – И покойницу, небось, пальцами залапали своими. Вот народ! Учишь вас, учишь! Нельзя ничего трогать на месте преступления! А они все равно трогают!
– Так какое же преступление, Феденька? Разве Диночка не сама… зарезалась?
– Вы бы, Татьяна Михайловна, помолчали, – поморщился участковый. – Или вы не видели трупа?
– Нет! – отшатнулась старушка. – Избави боже!
– Тогда и не выступайте.
– Так разве не сама?
– Может, и сама, да только сомнительно мне что-то.
С этими словами капитан принялся разгонять толпу любопытных. Удалось это ему далеко не сразу. Люди переходили с одного места на другое, но от дома Татьяны не удалялись. Управился участковый с непослушным населением как раз к приезду криминалистической группы с экспертом и фотографом. Те сразу же принялись фотографировать, переворачивать, снимать отпечатки.
– В саду смотреть уже нечего, – тяжело отдуваясь и вытирая пот со лба, произнес участковый Федя. – Там все затоптано. В доме посмотрите.
Подруги засели за старой яблоней, так что их никто не видел. Садовод, честно сказать, из Татьяны был никакой. А покойная Диана, судя по всему, вообще ничем, кроме своей внешности, не занималась. Так что лопухи, репейник и крапива вымахали на участке сестер до невиданных размеров.
Конечно, сидеть на примятой крапиве – то еще удовольствие. Противная трава жжется даже через одежду. Но зато отсюда подругам было отлично видно и слышно то, что происходило на крыльце и возле дома. А их самих никто не видел. Так, сидя и подслушивая, подруги поняли, что эксперты настаивают не на самоубийстве, а самом настоящем убийстве.
Именно об этом и состоялся разговор у здешнего участкового и прибывшего эксперта. Мужики засмолили сигареты и удалились вглубь сада, где, как они наивно полагали, будут одни и смогут поговорить без свидетелей. По стечению обстоятельств, курить они притопали как раз к той самой яблоне, в бурьяне возле которой засели подруги.
– Потому что первый раз вижу, чтобы баба так себя на тот свет отправила, – заявил участковый, явно продолжая какой-то давно начатый разговор. – Чтобы ножом и по своему горлу! Это же неудобно!
– Да и разрезы у нее на руках скорей для видимости были сделаны, – произнес эксперт. – Кровь, которая на руках, не из этих ран вытекла. Ее специально по рукам размазали, чтобы видимость создать.
– Как же это?
– А очень просто. Девчонку сначала зарезали, а потом попытались изобразить, будто бы она это сама с собой сделала! Ясно?
Капитан потер свою заросшую щетиной щеку, подергал ремень на форменных брюках, который удерживал его живот от неумолимого сползания вниз, а потом понизил голос и произнес едва слышно, подругам с трудом удалось разобрать:
– Хорошо бы, а, Михалыч?
В голосе капитана было столько мольбы, что эксперт мигом все понял и встрепенулся:
