Иоанна Хмелевская - Свистопляска
С трудом оторвавшись от созерцания этого феномена природы, я повернулась к своему собеседнику, но продолжала думать о Выдре и о Северине. Интересовал меня, разумеется, главным образом Северин, я ещё собиралась разузнать, где он поселился в Крынице. Может, тоже в «Пеликане»? Надо будет порасспросить об этом симпатичную девушку из бюро обслуживания пансионата, хотя Северин не имел к Яцеку никакого отношения, а девушке понравился Яцек, не Болек. К тому же Болек был, в отличие от Яцека, уже женат. Отогнав с большим усилием мысли о Северине, я сконцентрировалась на кривом собеседнике.
— Наш общий знакомый не жаловался на здоровье, и ничто не говорило о возможности смерти от сердечного приступа, — заявила я Колодзею открыто и прямо. — Вы были одним из последних, с кем Гавел общался, сидели с ним вот за этим столиком. Не произошло ли тогда чего-нибудь такого, что бы могло Гавела встревожить, взволновать, рассердить? Не съел ли он чего вредного? Не выпил ли лишнего? И кем был третий человек за вашим столиком, тот самый, излишне.., размашистый?
— Прямо сумасшедший, — согласился со мной пан Колодзей. — Я его не знаю, первый раз видел. И мне он кажется подозрительным.
Отбросив дипломатические ухищрения, я принялась жадно расспрашивать о подозрительном типе. Наверняка пан Колодзей счел меня недалекой любопытной бабой. Возможно, он в чем-то прав... Ну и ладно, главное, принялся рассказывать.
— Прямо вцепился в Гавела, слова не давал никому сказать. А ведь пан Роевский, откровенно говоря, приехал сюда из-за меня. Дела, уважаемая пани, не стану морочить вам голову этой скучной материей. Я тут ожидаю партнера, а Гавел тоже хотел с ним встретиться, уж не знаю зачем, наверняка у него с ним свои делишки.
— Ну а этот размашистый чего хотел от Гавела?
— Я так и не понял, но создалось впечатление, что ему и в самом деле что-то требовалось. Нет, я этого типа никогда не видел. Да, с Гавелом они были знакомы, не знаю, близко ли, во всяком случае, пан Роевский мне его представил, даже фамилию назвал, да она у меня тут же и вылетела из памяти. Что-то такое.., то ли Шмугель, то ли Шмергель.., и то, и другое очень к этому типу подходило, и на контрабандиста он смахивал, и явно был немного чокнутый, винтиков не хватало. Секунды спокойно не посидел, болтал без перерыва, то и дело вскакивал с места, размахивал руками, совсем задурил голову. Я уж даже подумывал пересесть за другой столик, ведь в таких условиях спокойно не пообедаешь, того и гляди тарелку опрокинет или рукой что смахнет со стола. Потом остался, в конце концов, один раз можно пообедать и в нервной обстановке.
— Я тут уже кое с кем поговорила, мне то же самое сказали. А если этот тип переставлял на столе солонку, хватался за тарелки и ложки-вилки, не мог он, как думаете, чего-нибудь подсыпать Гавелу в тарелку или стакан? Отравы какой-нибудь?
Пан Колодзей ответил не задумываясь:
— Мог, и очень даже свободно. Хоть целый пакет мышьяка мог всыпать. А что, Гавел был отравлен?
— Да нет, пока не знаю, вскрытие показало — скончался от сердечного приступа, но ведь существует множество препаратов для повышения кровяного давления и тому подобных. Я ведь как считаю, проще пана, Гавел был таким здоровым мужчиной, так всегда заботился о своем здоровье, не может ни с того ни с сего у него инфаркт приключиться.
И я уставилась на собеседника глупыми наивными глазами. Собеседник сфокусировал на мне нормальный глаз, исполненный печали и сочувствия.
— Для меня смерть Гавела тоже несчастье, — со вздохом признался он, — я так рассчитывал на его помощь в моем деле. Гавел и в самом деле успел предупредить меня о кое-каких подводных камнях, такой уж он был, честный и отзывчивый. Темными делишками никогда не занимался, сколько лет уже его знаю... Бывало, рассказываю ему, что можно хорошо заработать, а он только смеется этим своим характерным смехом, да вы знаете, тоненько так хихикает, да приговаривает — стар я, чтобы в таком дерьме мараться, да и не хочется на старости лет за решетку угодить. И пану, говорит, то есть мне, не советую, ведь они, говорит, готовы друг дружке глотку перегрызть. Подробности он мне не сообщил, но наверняка что-то такое знал... Нет, я расспрашивал, он не захотел говорить.
Вроде бы я постепенно начинала понимать причины, из-за которых кому-то понадобилось убрать Гавела. Кем же был этот чокнутый живчик и где его искать?
И я без особой надежды на успех попросила пана Колодзея описать мне внешность предполагаемого убийцы. Как он выглядел?
— Как идиот, — был ответ. — И не очень худой, скорее полный, а ведь такими непоседливыми обычно бывают тощие. Вот почему мне тогда ещё показалось — наигранная его веселость. И морда такая, вот здесь, — потрогал себя пан Колодзей за челюсть, — вроде чем-то набито. Будто что засунул в рот и держит, черт его знает... А все остальное обыкновенное. Да я вам говорю, раздражал он меня по-страшному, вот я и старался не смотреть на него, все жалел, что вовремя за соседний столик не пересел.
Ага, вот оно что! Если и в самом деле что-то засунул за щеки, это могло изменить его внешность до неузнаваемости, но такое может себе позволить лишь человек, которого никто не знает здесь. Приехал всего на несколько часов, ни с кем, кроме Гавела, не общался, сделал свое дело — и привет! Откуда приехал? Да откуда угодно, мог завернуть по пути из Швеции, например, и отчалил тоже в синюю даль. И неизвестно, знал ли его Гавел раньше, чтобы искать среди его знакомых, или они были незнакомы, может, тоже видел его первый раз в жизни. Почему Гавел общался с незнакомым человеком? Кто знает. Может, действительно деловое свидание, а возможно, этот придурковатый живчик просто-напросто забавлял Гавела.
— А о чем же они говорили? — поинтересовалась я.
— О заднице Марыни, да извинит меня шановная пани, но это действительно так, есть такая толстая девица в «Мариотте», в тамошнем казино, прошу меня извинить ещё раз, дело житейское, аппетитная, говорили, на редкость. Все остальные девицы этого пошиба худющие, она же была исключением, такая аппетитная толстушка, говорили...
— А о делах?
— А о делах ни слова, о всякой чепухе только. Например, о том, что когда в Африке дует сирокко, то в Средиземном море полно песку, нельзя купаться. Уж не знаю, правда ли, я в Африке не был.
— Правда, я была, знаю.
— В самом деле? В воде полно песку?
— В самом деле, потом трудно отмыться, песок въедается в кожу. О Господи, о каких глупостях мы говорим, а тут человек погиб!
— Так ведь они и в самом деле только о таких глупостях и говорили за столом. Может, о чем серьезном и успели поговорить, пока я не пришел, а при мне только о такой ерунде. О каких-то соломенных крышах и о том, какое существует для них огнеупорное средство. Слушал я краем уха, мне это ни к чему, нет у меня дома с соломенной кровлей. Мне и самому хотелось бы знать, кто был этот кретин. Вот я изо всех сил стараюсь припомнить хоть что-нибудь существенное из их разговора за столом, хоть словечко какое, и ничего такого не вспоминается.
— И что вы обо всем этом думаете?
— Теперь, когда поговорил с пани, тоже начинаю думать — не своей смертью умер Гавел. Я его не убивал, в этом-то я уверен, и что же остается мне думать?
Я удержалась от ответа на этот вопрос, не стала подсказывать, пусть сам решает, и попросила рассказать о завтраке.
Свой последний в жизни завтрак Гавел съел спокойно, вместе с паном Колодзеем, и как раз под конец завтрака и заявился этот ненормальный тип. Пан Колодзей уже поднялся, чтобы идти на пляж, а этот малахольный вцепился в Гавела и утащил его в бар. Что-то такое рассказывал Гавелу, тот ещё хихикал по своему обыкновению.
— Ну я и отправился на пляж, а они, думаю, в бар, но не уверен, надо бы уточнить. Я тогда не придал этому значения, а потом, когда тот и за обедом за нашим столиком выкаблучивался, вспомнил, что он ещё утром появился. Выходит, вцепился в Гавела с самого утра.
Оставив Колодзея в покое, я помчалась в бар. Мне повезло, барменша была та самая, что и позавчера. Все так, оба здесь сидели, один их постоялец, второй незнакомый. Она их хорошо запомнила, ещё бы, ведь не каждый день помирают их гости, да ещё таким необычным образом. Она, барменша, была потрясена, ещё говорила потом напарнице — вот, только что смешивала человеку коктейль, а его ухе нет на этом свете, Езус-Мария! А незнакомый.., странный он был какой-то, нервный, крутился на табурете, руками так размахивал, что чуть все стекло со стойки не смел.
Итак, все ниточки вели к этому психу, для меня он стал главным подозреваемым, вот только где его искать?
Я уже здорово опаздывала на встречу с Болеком, пришлось покинуть «Пеликан», хотя я ещё собиралась порасспрашивать о Северине Вежховидком. Ну да ладно, нанесу визит в бункер, раз обещала, а потом спокойно подумаю обо всем.
Правила конспирации я соблюдала последовательно. В бункере сбросила платье, оставшись в купальном костюме, спрятала в сумку платье и сандалии, до воды можно босиком добраться. Тоже мне конспирация, для чего мы занимаемся такими глупостями, просто смешно!
