Михаил Серегин - Особенности национальной милиции
– Лидия Алкадьевна, а почему он Маманович? У него, что ли, мама папой была?
Федя зашевелил метлой быстрее, скоро сдвигаясь вправо, где находился спасительный закуток, за которым его никто не увидит. Что за странный народ эти дети? С ними сложнее, чем с закоренелыми преступниками.
Поведение преступника можно вычислить путем логических умозаключений, вывести его на чистую воду и предугадать дальнейшие действия. Реакцию ребенка предугадать невозможно. Это как находиться на спящем вулкане – никогда не знаешь, когда рванет.
Воспитательницы развели своих детей по площадкам, и тротуар перед фасадом здания остался относительно свободным. Только приблудный кот Максим крутился возле окон кухни, улавливая несъедобный запах манной каши на разведенном молоке. Федор вышел из своего укрытия и огляделся. Никого. Пора было действовать. Дежурно помахивая метелкой, Ганга, все время озираясь, мелкими приставными шагами приблизился к служебному входу детского сада, воровато протянул руку за спину и толкнул дверь. Она поддалась сразу, скрипнув несмазанными петлями.
От неожиданности Ганга вздрогнул и интенсивнее заработал метлой. На этот раз он решил никому на глаза не попадаться при совершении сбора необходимого продукта, а потому действовал крайне осторожно. Убедившись, что никто не услышал предательского скрипа двери, Федор сгруппировался, втянув в себя живот, плечи и прочие выпирающие части тела, и просочился в узенькую щель.
Коридор оказался свободным. Никто не проходил по мозаичному кафельному полу, ничья тень не отбрасывалась на стены, уделанные самодельными панно, аппликациями, пучками сушняка, изображающего цветы, и банальными детскими рисунками. Поставив орудие труда в угол у двери, Ганга осторожно, на цыпочках, направился вперед. Крадучись, он заглядывал во все встречающиеся двери до тех пор, пока не обнаружил за одной из них комнату с большим количеством игрушек. Федор догадался, что именно здесь находятся основную часть своего пребывания в саду дети.
В небольшом закутке с распахнутой настежь дверью журчала вода. Там кто-то мыл посуду. Это привносило определенный риск в операцию, но с некоторых пор Гангу трудности только подзадоривали. Следующее за моечной помещение выложено было бело-голубым кафелем, из чего Федор сделал вывод, что это то самое место, куда ему следовало бы пробраться. Нянечка, моющая посуду – а это была она, – казалось, ничего не замечала. На всякий случай Федор молниеносно лег на пол и бесшумно пополз мимо моечной по-пластунски. Проползти надлежало немного, метров тринадцать.
«Несчастливое число», – машинально подумал Ганга, продвигаясь по игровой комнате «аки гад ползучий».
Первоначально следовало преодолеть группу обеденных столов до ненормальности мелкого размера. Ради конспирации неплохо было бы проползти под ними. Так, кстати, и путь срежется. Парень нырнул под первый стол, оказавшись отрезанным от внешнего мира тонкими деревянными ножками стульчиков, обильно окружавших его. Неожиданно шум воды стих.
Наступившая тишина заставила Гангу вздрогнуть. Федор сжался в комок, затаившись в своем укрытии.
Нянечка, окончив мыть посуду и сменив «Калина красная» на «Ой, кто-то с горочки спустился», плавающей походкой вырулила из моечной, направившись к столам. Ганга изо всех сил постарался слиться с окрестностью, маскируясь за паучьими ножками стульев. Однако женщина не собиралась заглядывать под стол и кричать на всю округу, что поймала вора. Толстые, со вспухшими венами и обильно поросшие темным волосом ноги в красных домашних тапочках оказались прямо перед лицом курсанта, временно замещающего вакантную должность дворника. Ганга услышал, как мокрая тряпка шлепнулась о стол. Нянечка смахивала со стола крошки.
Федор напряженно следил за ногами, топтавшимися на одном месте, так и намеревающимися наступить на нервно подрагивающие пальцы.
Как ни старался парень сложиться компактно под плоскостью стола, пальцы, упирающиеся о пол, предательски старались выскользнуть наружу прямо под пресс красных тапочек.
Народные напевы стихли, и женщина направилась обратно в моечную, положила там тряпку, после чего, прихватив ведро, удалилась в спальную комнату. Ганга с минуту прислушивался, но нянечка не возвращалась.
Путь к цели оставался свободным на неопределенный срок. Эх, Федька бы выстлал его красными ковровыми дорожками, усыпал бутонами роз!
Торжествующая его душа уже слышала триумфальные звуки фанфар, а также пиликающий звук, характерный для победы в компьютерной игре после прошествия всех туров. Оставалось только ворваться в финальный гейм и захватить приз.
Можно было бы вылезти из-под стола и смело шагнуть к двери, принявшей в глазах курсанта образ небесных врат. Но парень не торопился.
Слишком много на сегодня у него случилось проколов. Так дальше продолжаться не могло. Отбросив в сторону глупое ребячество, Ганга отодвинул вправо стоявший на пути стул и продолжил свои поползновения.
Предстояло преодолеть еще два обеденных стола и свободный отрезок пути метров в пять. Первое препятствие в форме стола преодолено было без сучка и задоринки: ни один стул не громыхнул, ни один не упал. На подходе к следующей преграде Федор услышал приглушенные голоса, тревогой отозвавшиеся в сердце. Гул десятков детских голосов, приближаясь, нарастал, наступая лавиной на уши нового дворника. Ганга юркнул под третий стол и затаился.
Как раз вовремя. Несколько секунд спустя в групповую комнату ввалила шумная толпа ребятни, вернувшейся с прогулки.
– Ребята, моем руки и садимся за столы, – прозвучал уже знакомый Федору голос воспитательницы.
– Лидия Алкадьевна, а что у нас будет на ужин?
– Манная каша.
– Фу-у-у.
По светло-коричневому линолеуму затопали детские ножки в сандаликах, туфельках, тапочках и просто в носочках. Все рванули в ту дверь, которая еще минуту назад обещала открыть бедному курсанту райские кущи. Зажурчала вода, вырвавшаяся из плена водопроводных труб.
Коричневые сандалики с порванным ремешком, голубые гольфики и сбитые пыльные коленки подошли к столу, под которым сидел лазутчик. Выше Ганга не мог разглядеть малыша по причине того, что сквозь столы вообще он не научился видеть. Худенькие ножки в сандаликах нерешительно потоптались, а потом присели на корточки. Обладателем их оказался мальчик с непослушной черной челкой и худым изможденным лицом.
– Ой, – удивился он, – а раньше я тебя здесь не видел.
– Я только сегодня сюда приполз, – шепотом, чтобы никто более не услышал, сказал Федор.
– Ты здесь будешь жить? – тоже перейдя на шепот, спросил мальчик.
Ганга утвердительно кивнул. Непонятно, зачем он соврал малышу и чего хотел этим добиться, но почему-то подумал, что так надо.
– А можно, я с тобой посижу? Я мешаться не буду.
Просто сейчас Лидия Алкадьевна будет всех манной кашей кормить, а я ее не люблю. Ты меня пустишь?
Мальчик посмотрел таким молящим взглядом, что у Ганги ком к горлу подкатил, а на глаза навернулись предательские слезы.
Он был болен, покрыт безобразными нарывами. Но с другой стороны, болезни, передающиеся половым путем, посредством бытового контакта не передаются. Это Федор знал еще со школы. А мальчишка выглядел очень несчастным.
– Скорее думай, а то воспитательница нас увидит, – попросил малыш.
Это помогло парню решиться. Ганга подвинулся, расчистив небольшой пятачок рядом с собой, и махнул ребенку заходить. Мальчик юркнул под стол и уселся на корточки. Вместе оказалось так тесно, что Федя понял, слишком глубоко дышать не стоит, дабы выпирающие от вдоха бока не выглядывали из-под стола. Мальчик оглядел свое временное убежище и остался доволен.
– Здесь уютно, – заметил он. – Лучше, чем дома. И жвачка есть.
Он поковырял ногтем у края деревянной доски, на которую какой-то запасливый ребенок прилепил изжеванную резинку, и бросил серый комочек в рот. Выражение любопытства на лице сменилось удовольствием.
– Это лучше, чем манная каша, – пережевывая, сказал малыш. – А я знаю, кто ты. Ты – Маманович, наш новый дворник. У нас дворников много было, только они под столами не жили. А ты теперь здесь всегда будешь?
Размышления вслух ребенка прервались неожиданно. Шумная толпа детворы вырвалась наружу из помещения санузла и стала занимать места за столами. Перед взором Ганги возникли и повисли на маленьких стульчиках детские ножки: и опрятненькие в беленьких носочках и чистеньких туфельках, и с грязными разводами на икрах, и с болячками на коленях, и с собранными гармошкой у щиколоток гольфиками. Все эти ножки ерзали, устраивались поудобнее, раскачивались взад-вперед, покушаясь на неприкосновенность будущего защитника закона. Пришлось вспомнить занятия по рукопашной, а именно тему номер пять: «О тактике непротивления и приемах уворачивания от нападения». Семь раз удалось выказать чудеса, извиваясь в узких рамках ограниченного пространства. Причем делалось это без единого лишнего звука. Федя извивался, словно угорь на сковородке, приводя тем самым в восторг своего нового знакомого, которого словно специально обходили стороной непоседливые ноги.
