Наталья Александрова - Рассмешить Бога
– Сейчас-сейчас! – отозвалась регистраторша из-за стеллажа. – Видите, я занята!
– А мне это по барабану! – огрызнулся парень. – Талон у меня на полседьмого, понятно? А Васильева, она сегодня вообще только до семи принимает!
– Да вот, женщина же раньше вас пришла… сейчас я с ней закончу и немедленно займусь вами… – старушка попыталась урезонить скандального посетителя.
– Вы тут час будете копошиться! – раздраженно проворчал парень. – Сказано вам – я спешу!
– Давайте я сама карточку поищу! – предложила Надежда Николаевна. – А вы пока займетесь этим нервным мужчиной…
– Вообще-то это не положено… – огорчилась регистраторша, но опасливо взглянула на раздраженного посетителя и согласилась на предложение Надежды.
Надежда Николаевна, которой только это и было нужно, прошла за барьер и устремилась к стеллажам.
На самом деле здесь был относительный порядок. Карточки стояли по алфавиту, фамилии и данные пациентов аккуратно отпечатаны на первой странице.
Надежда незаметно сверилась со своим списком. Первой в нем значилась Эля Маленко.
На букву «М» карточек было очень много. На первой полке попались Мавроди, однофамилец знаменитого махинатора первых лет перестройки, человек с замечательной фамилией Магарыч, семья Мажейкиных, оперно-историческая фамилия Мазепа, целое созвездие Макаровых и один Макаровский. Надежда напряглась, но следующая карточка принадлежала Николаю Маленкову, дальше шло несколько Малининых, один престарелый Малиновский и семья Маневич. Никого по фамилии Маленко не оказалось.
Первая неудача не разочаровала Надежду Николаевну, и она перешла к букве «Р». Быстро проскочив мимо Раевских, Раковых, Ребровых, Ремневых, Ржевских, Роговых, Рогозиных и Розовских, она добралась до Рубашкиных и Рублевых. Был еще один Рубин, но Рубинины напрочь отсутствовали.
На этот раз Надежда расстроилась. Ее версия, на первый взгляд такая логичная, трещала по всем швам. Однако упорство было ее второй натурой, и она перешла к последней секции – туда, где находились карточки с фамилиями от «Ц» до «Я».
На букву «Ч» было не слишком много пациентов. Надежда миновала пенсионера Чаплина, мужа и жену Чашкиных, одинокую старушку Черенкову. Дальше последовал большой выводок птичьих фамилий – целая семья Чибисовых, несколько Чижиковых, Ольга и Олег Чижовы… и наконец перед ней оказались целых три карточки с фамилией Чонишвили – Георгий Вахтангович, Анна Васильевна и, судя по всему, их дочь Мария Георгиевна.
– Маша Чонишвили! – вполголоса повторила Надежда. Это было именно то имя, которое назвала по телефону покойная старушка Варвара Степановна.
Надежда незаметно списала с карточки координаты Маши Чонишвили и спрятала листочек в карман. Поставив карточку на место, она выглянула из-за стеллажа:
– Нету нигде моей карточки!
– Значит, в кабинете у врача осталась… – предположила старушка. – Знать бы только, у какого…
– Что же делать? – Надежда взглянула на часы. – До конца приема всего пятнадцать минут осталось…
– А я вам так скажу, – старушка доверительно понизила голос. – Не ходите вы к дежурному. Что он вам в спешке-то скажет? И не прослушает как следует… Лучше вы, душечка, завтра к нормальному врачу приходите, и не к концу приема, а к началу, пока врач еще не утомился, пока еще и видит, и слышит нормально…
– Наверное, вы правы… – согласилась Надежда Николаевна и тут же зашлась хриплым кашлем.
– Вам, душечка, хотя бы чаю горячего выпить нужно! – переполошилась регистраторша. – Я как раз чайник поставила… больных все равно нет. Выпейте со мной чашку!
Надежда горячо поблагодарила старушку и вынула из сумочки специально припасенный для такого случая пакет шоколадных конфет. Старушка достала из ящика стола две чашки, чайные пакетики и разлила чай.
– Из пакетиков, конечно, чай не настоящий, – проговорила она, пододвигая чашку Надежде. – Но тут особенно не разгуляешься, все-таки на работе – не дома…
– Да что вы, хороший чай! – успокоила ее Надежда. – Извините, а как вас зовут?
– Альбина Францевна, – представилась регистраторша.
– Ну, как меня зовут, вы знаете, – проговорила Надежда, выкладывая конфеты в вазочку. – А раньше, я помню, здесь работала Варвара Степановна…
– Ох! – Старушка скорбно опустила глаза и вздохнула. – Вареньки не стало!
– Да что вы! – Надежда округлила глаза, сделав вид, что поражена новостью. – Умерла?
– Хуже!
– Что может быть хуже?
Альбина Францевна боязливо огляделась по сторонам и прошептала:
– Ее убили!
– Боже мой! – Надежда Николаевна всплеснула руками. – Как же это случилось?
– Подробностей не знаю. – Старушка отпила чаю и печально добавила: – В наше время, душечка, человеческая жизнь ничего не стоит! Может быть, какой-нибудь наркоман…
– Такая приятная была женщина! – продолжила Надежда. – Ведь она, кажется, не всегда работала в поликлинике?
– Конечно! – подхватила Альбина Францевна. – Варенька раньше на радио работала, редактором… но потом, с возрастом, стала плохо слышать и ушла.
– Да, слышала она плохо! – со знанием дела согласилась Надежда Николаевна.
– Здесь это ей тоже мешало, – вздохнула старушка. – Иногда из-за этого Варенька путала карточки. Но мы всегда старались ей помочь. У нас здесь, вы знаете, душечка, вообще подобрался замечательный коллектив! Все женщины интеллигентных профессий. Варенька работала на радио, я – в театре…
– В театре? – заинтересованно переспросила Надежда.
– Ну да, – Альбина Францевна приосанилась. – Я была актрисой… травести… играла мальчиков, девочек…
– То-то у вас такой замечательный голос! – подольстилась к ней Надежда. – Звонкий, молодой…
– Да, душечка… – старушка вздохнула, взгляд ее затуманился. – Кого я только не играла – Буратино, Малыша из «Карлсона», Кая в «Снежной королеве», Мальчика-с-Пальчика… Раньше, в советские времена, я переиграла всех пионеров, какие только есть в репертуаре… помните, был такой спектакль «Друг мой Колька»?
Надежда смутно припомнила далекое детство, школьный культпоход в театр, взрослых людей в красных галстуках, разговаривающих неестественно звонкими голосами и усиленно изображающих детей.
– Еще была пьеса «А с Алешкой мы друзья»… – вспомнила она. – Очень хорошая пионерская комедия.
– В этой я не играла, – старая актриса поджала губы. – Всюду, душечка, интриги… эту роль у меня буквально из-под носа увела эта бездарность, Марианна Самокатова. Зато я играла Витю Малеева… и еще Колю Колокольчикова в «Тимуре и его команде»… и вообще, Федор Кузьмич очень меня ценил!
– Федор Кузьмич? – переспросила Надежда.
– Ну да, Федор Кузьмич Короедский, наш главный режиссер. Большой талант!
Надежда Николаевна решила, что начался вечер воспоминаний, и думала, как бы повернуть разговор в другую сторону, но старушка и сама спохватилась:
– Что это я все о себе? Остальные женщины у нас были тоже очень интересные! Нинель Андреевна – бывший ведущий инженер, крупный конструктор сельскохозяйственной техники. Комбайны, косилки, сноповязалки… впрочем, я в этом не разбираюсь. Но она была очень, очень уважаемым специалистом в своей области. Один раз ее даже лично министр отметил, Михаил Иванович Топтыгин. И премию она получила большую за какую-то особенную сноповязалку.
Альбина Францевна подлила себе еще чаю, положила за щеку конфету и продолжила:
– Опять же Офелия Филаретовна – тоже интересная личность. Перешла к нам не откуда-нибудь, а из самого Эрмитажа!
– Да что вы! – отозвалась Надежда, почувствовав, что собеседница ждет от нее подобной реакции. – Неужели из Эрмитажа!
– Да, – Альбина Францевна отпила еще чаю. – Правда, ушла она оттуда не по собственной воле. Можно сказать, со скандалом. Представляете, заснула на рабочем месте, и ее застукал сам директор! Обходил залы музея и увидел, как она спит на посту. Так что пришлось увольняться. Но она говорит, что даже довольна. Там, говорит, очень скучно было – сидишь целый день и смотришь на одну и ту же картину. Всю ее, говорит, уже запомнила – натюрморт французского художника Пьера Монталье. Народ в этот зал почти не заходил, так что она весь день проводила один на один с этим натюрмортом. Главное, очень аппетитно все на нем изображено, очень жизненно, так что до обеда смотреть просто невозможно, так и тянет в столовую. А потом, когда поешь, – в сон клонит. Через этого самого Монталье она и пострадала, не выдержала воздействия классического искусства. А у нас в регистратуре как-то поживее, целый день люди, разговоры, опять же, коллектив хороший, все такие интеллигентные, образованные женщины подобрались, есть с кем поговорить о живописи, о театре, о литературе…
– О сноповязалках, – машинально вставила Надежда.
Альбина Францевна не расслышала ее реплику и продолжила:
