Дарья Донцова - Хобби гадкого утенка
«Сам сначала попробуй!»
Делать нечего, пришлось несчастному навоз жевать, а благоверная спрашивает:
«Ну, вкусно?»
«Нет, – отвечает подкаблучник, – мерзость жуткая».
«Ой, – кричит баба, – так я и пробовать не стану, верю тебе».
Я усмехнулась. Сама выходила замуж четыре раза, только подобные угощения во всех браках доставались мне. Наверное, я слишком мягкотелая и не умею пользоваться когтями и зубами или у меня их просто нет.
– Дай мне телефон Чванова, – попросила я.
Галка радостно хлопнула в ладоши.
– Согласна! Ну, спасибо! Сейчас, погоди.
Она принялась рыться в огромной сумке, приговаривая:
– Нет, выкину эту торбищу, вечно в ней все исчезает, словно в черной дыре.
Не успела она с криком «нашла» выложить на стол черненькую книжечку, как с порога раздалось тихое:
– Здравствуйте!
Слегка удивившись, я перевела взгляд и чуть не перекрестилась. В комнату входил Севка Лазарев.
– Ты откуда? – ляпнула я от неожиданности.
– Как это? – изумился Севка. – Из Израиля, конечно. Вот, приехал ненадолго. Мама велела у вас остановиться, говорила, места полно. Я, между прочим, теперь подданный Израиля, в этой стране иностранец, знаешь, какие деньги за гостиницу заламывают, когда паспорт видят. Поэтому мы с Тузиком к тебе.
– Ты собаку привез? – изумилась я.
Надо же, какие метаморфозы жизнь делает с людьми. Помнится, у Севки была жуткая аллергия, он чихал и кашлял, стоило только вытащить из шкафа пушистую шубку, сшитую якобы из белки. Но не зря внутренний голос мне подсказывал: манто состряпано из кошачьих шкурок, аллергию-то не обманешь! И вот теперь Лазарев обзавелся собачкой!
– При чем тут животные, – побагровел Севка, – забыла, что ли, про мою болячку!
– Но ты сказал: «С Тузиком», – пролепетала я.
– Знакомьтесь, – буркнул Севочка. – Тузик, мой лучший друг.
Я увидела за широкой спиной Лазарева небольшую худенькую тень и вежливо сказала:
– Добрый день.
Севка посторонился, и Тузик вошел в столовую. У меня опять, в который раз за последние дни, челюсть уехала в бок, словно каретка у пишущей машинки. Назвать мужчиной существо, вползшее в комнату, язык не поворачивался. Щуплая, даже изможденная фигурка, плечики примерно сорок четвертого размера переходили в цыплячью грудь с явными признаками кифоза. Талия Тузика была сравнима с моей, да и размер обуви небось совпадал. Волосы нежданного гостя были мелированы, брови выщипаны, глаза подведены, а губы накрашены, правда, помадой естественного тона, и с первого взгляда казалось, что просто рот у незнакомца такой яркий от природы. Но сильный блеск без слов говорил: тут не обошлось без косметики. Довершала его облик крохотная брильянтовая сережка в ухе.
– Здравствуйте, – слегка жеманясь, выдавил из себя Тузик и вытянул вперед тонкую бледную лапку с нежной кожей.
Я взяла его нервную, слегка влажную ладошку, осторожно подержала в руке и отпустила.
Ну надо же! Тузик! Интересно, как его кличут по паспорту? Туз Иванович? Хотя, учитывая, что оба прибыли из Израиля, такое отчество не подойдет. И вообще, каково его полное имя. Тузиил? Тузовец?
Севка никогда не был моим мужем. Правда, какое-то время я думала выйти за него. Первый раз в жизни во мне проснулась расчетливость. В год, когда познакомилась с Лазаревым, я уже имела два развода за спиной. Успела уйти от Костика, отца Аркадия, и Кирилла Артамонова. К слову сказать, Аркадий не родной мой сын, на самом деле это ребенок Константина от первой жены, но после разрыва малыш остался со мной. Нас разделяет всего четырнадцать лет. Но я пришла в дом к Косте восемнадцатилетней, а Кешке было только четыре. Через пару недель он начал звать меня мамой, а через полтора года мы убежали с ним от отца и мужа вместе.
Поднимать ребенка одной тяжело, да еще Костик, будучи патологически жадным, старался, как мог, не платить алиментов. В год, когда Кеша собрался идти в первый класс, мне пришлось при помощи друзей из милицейских кругов сделать ему метрику, в которой черным по белому, вернее, фиолетовым по зеленому стояло: мать – Васильева Дарья.
В тот же год я и познакомилась с Севой. В отличие от меня, нищей преподавательницы, долбящей целыми днями в деревянные студенческие головы знания за крохотный оклад, Севка был более чем обеспечен. Будучи старше меня на десять лет, он имел кандидатское звание и сидел на доцентской ставке, и не где-нибудь, а в университете, работал в цитадели науки. Но основные материальные блага получал он от матери, очаровательной хохотушки Анны Николаевны. Вернее, Нюши, потому что по имени-отчеству я назвала несостоявшуюся свекровь только однажды, придя первый раз в гости.
– Да ладно тебе, – отмахнулась женщина, – меня все Нюшей зовут!
Я принимала решение связать свою судьбу с Севкой из расчетливости, устав от безденежья и постоянного сражения с житейскими неприятностями, но не последнюю роль сыграло и то, какая меня ожидает свекровь. Ровно через час после знакомства Нюша превратилась в мою подругу, и мы до сих пор перезваниваемся и ходим друг к другу в гости, несмотря на то что поход в загс отменился. А разбежалась я с Лазаревым по крайне простой причине. Узнав, что Кеша на самом деле не мой кровный родственник, Севка отрезал:
– Отдавай пацана назад, его родным, на фига мне приемыш! Ладно бы сирота! А то при живом отце. Я, значит, корми, пои, а почему? В общем, выбирай: или я, или Аркадий.
В моей душе не было колебаний. Мужья приходят и уходят, а дети остаются.
Встречаясь с Нюшей, я была в курсе дел Севки, знала о его двух, быстро распавшихся браках и об отъезде в Израиль. Но Нюша ни словом не обмолвилась о том, что Севка сменил половую ориентацию. Хотя, насколько я помню, бабы его не слишком волновали, и обе жены убежали от Лазарева, хором обвиняя его в импотенции. Может, он всегда был «голубым»? Просто хорошо скрывал свои наклонности. При коммунистах-то существовала специальная статья в Уголовном кодексе.
– Слышь, Дашутка, – тронула меня за локоть Галка, – я поеду домой. Телефончик Чванова на столе.
Я кивнула. И то верно, при гостях не поговоришь по-человечески.
– Позвоню вечером.
– Ладно, – кивнула Верещагина и ушла.
Севка окинул взглядом комнату, увидел Снапа, благополучно проспавшего приход гостей, и подпрыгнул.
– Собака!
Я развела руками.
– Вообще-то их в доме пять.
– Жуть, – взвизгнул Лазарев.
– Еще две кошки…
– Катастрофа!
– Хомячки и жаба.
– Отвратительно, – заявил Севка, – мне придется ходить по дому в противогазе. А нельзя весь этот зоопарк временно отселить?
– Куда?
– Ну в гостиницу для кошек и собак!
– Извини, – железным тоном ответила я, – никак не получится. Лучше я тебе номер сниму, за свой счет. «Мариотт-отель» подойдет? Там Клинтон, кажется, останавливался, говорят, приличное место.
– Не хочу.
– Почему? Сказала же, сама заплачу!
– У меня у самого деньги есть, – поджал губы мой несостоявшийся муженек, – слава богу, не нуждаюсь.
– Тогда в чем дело? – нагло поинтересовалась я, все-таки проглотив вторую часть вопроса, которая висела на кончике языка: «Отчего ко мне в гости, коли в гостинице поселиться можно».
– Из принципа, – серьезно ответил Севка, – не желаю, чтобы на мне наживались хозяева. Поэтому остановимся у тебя.
– Нюша не обидится?
Севка вздернул брови.
– У нее ремонт, жуткая грязь, вонь, пыль… А у нас с Тузиком аллергия.
«У меня тоже, на гостей», – чуть было не выпалила я, но, проявив чудеса выдержки, смолчала.
Тихонько скрипнула дверь, и в столовую вошел Хучик. Увидав людей, мопс начал вертеть круглым толстым хвостиком. Севка мигом чихнул и, вытащив носовой платок, спросил:
– Это жаба?
– Нет, мопс, – ответила я, ощущая острое желание опустить на его безукоризненно причесанную голову тяжелый бронзовый торшер, – собака такая, очень хорошая.
Сева брезгливо отошел от Хуча, а Тузик присел и погладил животное по спинке.
– Ой, Севик, – взвизгнул он, – у него шелковая шерстка, такая приятная! Попробуй.
– Вымой руки, – велел Севка, – а то сейчас курить захочешь и грязь в рот потянешь.
– У вас тоже аллергия? – спросила я, глядя, как Тузик нежно пощипывает мопсика за жирные бока.
– Только на пыль, – ответил Тузик, – вообще я люблю животных, но дома у меня их никогда не было.
Он внезапно улыбнулся и глянул мне прямо в лицо большими ярко-голубыми глазами. Неожиданно Тузик преобразился, даже похорошел, и я невольно улыбнулась в ответ. А он ничего, во всяком случае, приятней Севки, который отшатнулся от ласкового Хуча, словно от больного проказой.
Вспомнив об обязанностях хозяйки, я заорала:
– Ира, открой две комнаты для гостей.
– Одну, – спокойно прервал Севка и, чтобы расставить точки над i, добавил, – желательно с широкой кроватью.
– Мать, – донеслось из холла, и Аркадий влетел в столовую, – мать…
