Дарья Донцова - Домик тетушки лжи
Михаил выскочил на улицу, но «Форд», не обращая внимания на постового, на четвертой скорости вошел в поворот, зад машины занесло, послышался скрежет, удар, дикий крик…
Все происшествие заняло минуту, нет, пару секунд… Миша даже не успел и моргнуть, как дорогая иномарка мигом превратилась в груду металлолома с зажатым внутри трупом.
– Прямо все настроение испортилось, – жаловался инспектор, – так хорошо день начинался, и на тебе! ДТП со смертельным исходом!
– Сама она виновата, – припечатал второй мент, – чего жалеть? Гололед, декабрь… Если она так всегда ездила, то точно не жилица была.
– Но вы-то тут никого не знаете, – неожиданно обозлился Миша, – а я пятый год стою и всех ихних друзей и родственников различаю… Полина аккуратная…
– Ну ты сказал, – хихикнул парень.
Миша замолчал. Я села в «Рено» и, стараясь не смотреть на кровавые лужи, тронулась с места. Уже подъезжая к Москве, я запоздало удивилась, почему Миша звал своего коллегу, такого же молодого парня, на «вы»?
Дегтярев встретил меня без улыбки.
– Полина! – выкрикнула я с порога.
Александр Михайлович кивнул.
– Ты уверен? – цеплялась я за последнюю на-дежду.
– Абсолютно!
– А врач ее осматривал, может, жива?
– Не может, – отрезал полковник, – там все кости перебиты, разрыв печени и легких, перелом шейных позвонков…
– Ты должен немедленно открыть дело!
– По какому факту? – вызверился приятель. – Где предусмотренный законом случай?
Я села на стул, расстегнула куртку и устало сказала:
– Ну посуди сам! Сначала она по непонятной причине умирает…
– Ничего странного, – отрезал полковник, – я проверил. «Скорая» констатировала сердечный приступ. Самая обычная вещь.
– Но не в двадцать же лет!
– Ей двадцать три.
– Тоже не возраст. Ладно, хорошо, согласна, пусть дикая вещь, произошедшая в клинике, случайность, но взрыв машины? Сама по себе она не взлетит на воздух.
– Кто сказал про взрыв? – удивился Дегтярев.
Я растерялась.
– Но ведь «Жигули» загорелись, погибла Лена, подруга Поли…
– Ничего криминального, следов тротила не нашли, просто замкнуло электрику, вот и полыхнуло…
– Хорошо, пусть и это происшествие без злого умысла, но убитая дама в примерочной? Ведь туда вошла Поля, и никто не знал, что женщины поменялись кабинками!
– С чего ты взяла про выстрел?
– Полина сказала, а ей милиционер объяснил!
– Глупости. Никто никого не убивал.
– Я сама видела кровь!
– Ну и что? У умершей был туберкулез, просто случилось легочное кровотечение, и несчастная погибла в примерочной. Жаль, конечно, но опять ничего особенного.
– Но в занавеске была дырочка, такая круглая, с опаленными краями…
– Ерунда, – не сдавался Дегтярев, – кто-то случайно приложил к драпировке сигарету, от пули остается совсем другой след.
Я в растерянности добавила:
– Но Поля сама мне сказала, что кто-то за ней охотится…
– У Полины в голове солома, – обозлился Дегтярев, – вернее, была, потому она и разбилась! Виданное ли дело – так гонять…
– Она всегда ездила осторожно.
– А сегодня изменила этому правилу. Кстати, ты разрешила ей взять «Форд»?
– Нет, – пробормотала я, – она вчера не про-сила…
– Вот видишь, – удовлетворенно вздохнул приятель, – совершенно безголовая девица, сначала хватает бесцеремонно чужую машину…
– Но ее «Жигули» сгорели, – попыталась я оправдать девушку, – она небось только утром сообразила, что в институт не на чем ехать! Кеша с Зайкой отбыли в семь, за Маруськой школьный автобус прибыл в полвосьмого, а Поля только через тридцать минут после этого сообразила, что до города не добраться, ну и прихватила «Форд». Кстати, она хорошо знала: я всегда даю машину, если кому надо.
– Ага, – кивнул Дегтярев, – значит, она не захотела тебя будить?
– Именно!
– Влезла в иномарку и, естественно, не справилась с управлением. Сама виновата!
Честно говоря, я не ожидала от Дегтярева такой жестокости, но, наверное, профессия накладывает отпечаток на поведение. Вот и для моей подруги, Оксаны, человек, лежащий на операционном столе, всего лишь тело.
– Не могу жалеть больного, – говорит она, – потом обязательно проникнусь, а во время вмешательства ни за что.
И Женька зовет трупы «жмуриками», и Аркадий совершенно спокойно советует клиентам-»браткам», как лучше избежать ответственности. Он не думает в момент обсуждения стратегии поведения обвиняемого на суде, что перед ним убийца или разбойник. Работа есть работа, и иногда она огрубляет человека, лишает его эмоций.
– Значит, дело не откроют…
– Нет причин, не было случая, предусмотренного Уголовным кодексом.
– Когда можно забрать тело?
– Не нужно, – ответил Дегтярев, – я позвонил в Америку Нине, она приедет через пару дней и отвезет останки в США.
– Почему? – удивилась я. – И потом, как ты дозвонился, она уехала отдыхать!
Александр Михайлович вздернул брови.
– Это ее дело, где хоронить дочь. Говорит, в России никого не осталось, ухаживать за могилой некому. Насчет отдыха, не знаю. Набрал номер, Нина сняла трубку.
– Но кто же разрешит хоронить российскую гражданку в Штатах?
– Ты забыла, что Поля еще и американка, – напомнил Дегтярев.
Я прикусила язык. А ведь верно. В 1977 году Нинка была на пятом месяце, когда ей предложили сопровождать в Нью-Йорк в качестве переводчицы артистов то ли драматического театра, то ли какого-то симфонического оркестра, сейчас уже не вспомню. Тот, кто не забыл семидесятые годы, знает, как трудно, вернее, невозможно было попасть в Америку. Нинушка поколебалась пять минут и, естественно, согласилась. Рассуждала она просто: пять плюс два будет семь. Успеет вернуться до родов. К тому же Ниночка у нас дама полная, с большой грудью, живот у нее и без беременности выдавался горой… Одним словом, она рассчитывала на то, что никто ничего не заметит, и оказалась права. Никому и в голову не взбрела мысль о беременности переводчицы. Тем более что Нинка носилась колбасой, совершенно не испытывая недомоганий. Правда, она постоянно покупала бутылочки, соски, костюмчики и невиданные в СССР непромокаемые трусики… Любопытствующим Нинка коротко сообщала:
– Скоро племянница должна родить…
Все шло прекрасно, неприятность случилась в предпоследний день гастролей. Ночью неожиданно начались схватки, и Нинку сволокли в госпиталь. Назрел жуткий скандал. Артисты улетели на Родину без переводчицы. Представитель советского посольства влетел в палату и начал злобно выплевывать фразы о предателях социалистического строя, решивших отдаться в лапы платной капиталистической медицины. Нинка страшно нервничала, ей даже закралась в голову мысль: а не попросить ли политического убежища? Дома-то все равно теперь жизни не будет. Остановило ее от этого поступка воспоминание о матери-пенсионерке…
Уж не помню, кто был в 1977 году американским президентом, но его супруга навестила с благотворительным визитом клинику, где лежала Нинка. Узнав, что в одной из палат лежит советская гражданка, родившая недоношенного младенца, первая леди мигом извлекла из этой ситуации все политические дивиденды.
Она направилась к Нинушке, принялась, элегантно улыбаясь для бесчисленных журналистов, обнимать роженицу, а потом сделала несколько заявлений. Во-первых, все расходы по содержанию и пребыванию Нины с дочерью в клинике оплатит первая леди. Во-вторых, она готова стать крестной матерью младенца, в-третьих, девочка по законам США считается американской гражданкой, поэтому завтра в палату доставят соответствующий документ.
На другое утро в больницу и впрямь вновь прибыла жена президента. За ней двигались ладные парни, несущие огромную корзину с орхидеями и чемодан, забитый приданым для новорожденной.
Советское посольство мигом сменило звериный оскал на сладкую улыбку и даже прислало цветы и коробку шоколадных конфет.
Но, вернувшись в Москву, Нинка стала, как тогда говорили, невыездной. Вплоть до 1986 года ей не разрешали поездки за рубеж, даже в Болгарию, но потом система пала…
– Отправляйся домой, – велел Дегтярев.
Я машинально повиновалась и побрела по бесконечным коридорам к выходу.
– Дашка, привет! – крикнул бежавший навстречу Женька. – Отчего у тебя вид такой? Хочешь кофе?
Я кивнула. Женя впихнул меня в свой кабинет, включил чайник и потряс пустой жестянкой.
– Погоди минуту, сахарку принесу.
Я хотела было сказать, что не люблю сладкий кофе, но Женька уже ускакал. В комнате стоял холод, я прислонилась к батарее и увидела на столе несколько листков, исписанных четким круглым почерком. Глаза машинально понеслись по строчкам. «Мною…, машина, номерной знак 277 МАМ, цвет баклажан…» Но это же автомобиль Поли, тот, что сгорел. Мне стало интересно. «…значительное обгорание салона… следы копоти…», так, что там в конце? «…на основании вышеизложенного…» «…следы взрывчатого вещества, предположительно…»
