Фредерик Дар - У кошечек нежная шкурка

Фредерик Дар

У кошечек нежная шкурка

Фредерик Дар:

«Если хочешь заинтересовать — нападай!»

Вот уже четвертое десятилетие вся Франция зачитывается романами о похождениях ловкого комиссара Сан-Антонио, никогда не теряющего присутствия духа обольстителя и хитреца, которому никак не сидится на одном месте — то он выполняет задание французской разведки, то на другом конце земного шара работает на Интеллидженс-Сервис, то на пару с инспектором Берюрье распутывает загадочные убийства парижского «дна» Причем все это — легко, непринужденно, с голливудской тридцатидвухзубой улыбкой, не забывая прихватить из каждого путешествия подружку-другую — привычка, знаете ли… Слегка грубоватый донжуан, любитель соленых шуточек, Сан-Антонио, наряду с комиссаром Мегрэ, стал любимым героем французов, книги о нем читают полицейские и домохозяйки, подростки и интеллектуалы — словом, вся страна. В чем же секрет подобного успеха? На этот вопрос автор романов об удачливом комиссаре Фредерик Дар, больше известный под именем своего главного героя, взятого как псевдоним, отвечает так: «Возьмите рагу… Одни в нем любят морковь, другие — капусту, третьим больше по душе мясо или подливка. Так и с Сан-Антонио — каждый находит в моих романах то, что хочет найти».

И действительно — читателей попроще привлекает лихо закрученный постоянно держащий в напряжении сюжет, как, впрочем, и отсутствие занудства и притянутых за уши детективных загадок. Более образованная публика сразу замечает в романах Дара нотку самоиронии, откровенной пародии на классические образцы жанра; любители же лингвистических изысков наслаждаются виртуозным словотворчеством Сан-Антонио, пересыпающего сочный жаргонный язык повествования неожиданными каламбурами и смелыми неологизмами. Так что фраза о том, что поголовно все население Франции бредит романами Сан-Антонио, никакое не преувеличение.

Но подобный успех пришел к Дару не сразу. Он родился в 1921 году в семье мелкого предпринимателя и прямо перед войной дебютировал как журналист — дебютировал, надо сказать, весьма скромно. Пользуясь оставшимися от времен Сопротивления связями со столичными журналистами, он перебирается в Париж. Но и там его не ждут с распростертыми объятиями — предпринятая им театральная постановка по книге Ф. Карко «Преследуемый» с треском проваливается, а как газетчик он никого не интересует. Остается последний вариант — так называемые «кормящие книги» то есть книги, рассчитанные на быструю продажу и единственной целью написания которых служит позволяющий просуществовать гонорар. Так на свет появляется первый роман о комиссаре Сан-Антонио («Рассчитайтесь с ним», 1949), который, правда, продается из рук вон плохо. Писатель приходит к выводу, что сам по себе детектив уже приелся и его необходимо чем-то «приправить», иначе пресно написанные книжонки никакого успеха не принесут. Рассудив таким образом, Дар решает насытить свои романы пародийными элементами, положив в их основу каламбур и игру словами. Этим он придает интриге бешеный ритм фарса, увлекая читателя за собой и не заставляя ломать голову над хитросплетениями сюжета, которых просто и быть не должно — их бы не поняла и не приняла менее образованная публика. Довершить свою концепцию детектива Дар предпочел массированным ударом по тому, что именуется пристойностью: потребительски-равнодушное отношение к женщине, описания на грани пошлости, более чем вольные шуточки — именно это, по мнению писателя, и должно было привлечь аудиторию.

Изменив свои взгляды на то, как надо писать детективы, Дар выпускает вторую книгу о Сан-Антонио, решив в случае неудачи «завязать» со злосчастным комиссаром. Но понимание психологии читателя, а также несокрушимая вера в себя («Единственное, в чем я никогда не сомневался, так это в том, что чего-нибудь обязательно добьюсь», — говорит он в книге воспоминаний «Клянусь, это так!») не подвели писателя — роман стал бестселлером, и с тех пор каждая книга из серии «Сан-Антонио» — а их выходит по три-четыре в год — разделяет этот головокружительный успех и продается в десятках миллионов экземпляров («Правила поведения по Берюрье», «Крысиный бульон», «Я боюсь мух», «Имею честь вас… пристукнуть», «Ты за это поплатишься, Сан-Антонио»).

Читатели сразу же отметили, что характер главного героя выписан живо и правдоподобно, что комиссар говорит и действует, как живой, и за ним, скорее всего, стоит реальный прототип. Это и не мудрено — впоследствии Дар неоднократно признавался, что доблестный Сан-Антонио был списан с него самого, такого же «мартовского кота» и честолюбца, характернейшего типажа истинного француза. Желая еще теснее слиться со своим персонажем и сделать его еще жизнеподобнее, Дар с 1954 года подписывает свои романы именем самого героя — Сан-Антонио. Пройдоха-комиссар теперь сам повествовал о своих подвигах в написанных от первого лица романах.

Рядовым французам приглянулся образ бесшабашного полицейского, которого не останавливают ни опасности, ни расстояния, который шутя распутывает сложнейшее дело и начинает любовную интрижку, не закончив предыдущей. Добавьте к этому и то, что, не осложняя сюжета боковыми линиями, Сан-Антонио нагнетает напряжение стремительно, по-киношному сменяющимися эпизодами, когда почти на каждой странице нас ждет новое происшествие, неожиданная развязка, блестяще выписанная по своей компактности сцена. Это пришлось по душе простым читателям, тем более, что Сан-Антонио не скрывается за нагромождениями псевдоинтеллектуальных загадок, грубо говоря, не старается показать себя умнее публики: «Я маленькое бистро с твердыми низкими ценами, и вовсе не стремлюсь стать трехзвездочным рестораном».

Еще одна деталь, бросающаяся в глаза прямо с первых страниц и также, несомненно, привлекающая новых поклонников, — это живой, образный язык романов. Арго Сан-Антонио давно уже стало предметом серьезных научных исследований — видных лингвистов привлекает та смелость, с которой он вторгается в сферу казалось бы, неподвластную искусственным авторским новшествам и целиком предоставленную самой себе — в уличный язык. Но именно это и отличает его от массы других писателей: Сан-Антонио не просто включает жаргон в свои произведения, а наоборот, придумывает чрезвычайно остроумные словечки, которые под хватываются даже самыми низшими слоями населения и заставляют выпускать отдельные словари арго писателя. Помимо жаргона поразительно мастерство Сан-Антонио как художника слова, виртуоза, возвращающего жизнь раз и навсегда, казалось, застывшим конструкциям. «Меня безумно интересует язык, — говорит он, текст, сама материя, из которой рождается повествование… Я всегда был очень увлечен процессом построения фразы» Именно это и позволяет некоторым исследователям видеть в нем продолжателя традиций Рабле, этакого языкового хулигана, и вместе с тем — тонкого мастера; почувствовать, что детективная интрига у него — лишь повод для лавины каламбуров и языковых находок, придающих детективу особый аромат.

Представляя читателям роман «У кошечек нежная шкурка», надеюсь, что каждый, как о том говорил сам писатель, найдет в книге то, что хочет найти, и убедится в правоте всего сказанного.

ПРОЛОГ

Тощий адъютант — ну прямо спица от велосипедного колеса — с глазами цвета южных морей и чахлыми усиками, живо напомнившими щеточку для расчесывания бровей, проводил меня в кабинет Паркингса, майора английских спецслужб.

Паркингс — крепкий рыжеволосый мужчина лет пятидесяти, уже начинающий седеть, с лицом характерного кирпичного оттенка, — своей солидностью походил на старую английскую гравюру.

— А, комиссар Сан-Антонио, — поднялся он навстречу, — рад познакомиться!

Поприветствовав его, я погрузился в бездонное, похлеще угольной шахты, кресло и вытянул ноги, весь внимание.

— Мы получили ваш запрос, — продолжал тем временем майор. — Сдается, вам скучновато тут, в Англии?

— Да, есть немного. Местечко, конечно, само по себе недурное, но сейчас, во время войны…

Улыбнувшись, он оценивающе взглянул на меня и, внезапно посерьезнев, спросил:

— А что вы скажете о Бельгии?..

…И тут я, недолго думая, навостряю за девчушкой лыжи. Ступая по ее не успевающим остыть следам, прикидываю, как у малышки с рельефом местности. М-да, когда встречаешь такую кошечку, поневоле задаешься вопросом, сколько же нужно хлопнуть брома, чтобы уже больше не тревожиться по этому поводу!

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ГЛАВА 1

Гнусная чахоточная серость Северного моря ухудшила мое и без того паршивое настроение. Протопав битых два часа по дюнам, до курортного городишка Ля Панн я добрался на последней стадии раздражения. Да и было, по правде сказать, из-за чего: песок тянул книзу отвороты штанов, резал глаза, набился в башмаки, а уж из легких его при вскрытии можно будет выковырять столько, что вполне хватит на реконструкцию, скажем, Берлинской оперы. В довершение всего, песок скрипел на зубах, навевая приятные воспоминания об оккупационном хлебе. Я всегда терпеть этого не мог и поэтому первым делом решил препроводить по назначению кружечку-другую «Гёза», крепкого бельгийского пивка — глотку-то надо промочить! Хотя, по правде говоря, и без этого способного доконать кого угодно песка я бы поступил точно так же.