Джорджетт Хейер - Тупое орудие

Джорджетт Хейер

Тупое орудие

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Легкий, едва ощутимый ветерок шевельнул занавески по обе стороны распахнутых в сад стеклянных дверей и вдохнул в комнату аромат покрывавшей стену дома глицинии. Шорох занавесок заставил полицейского поднять голову, его тускло-голубые глаза смотрели сумрачно и с опаской. Он выпрямился, ибо доселе стоял склонившись над человеком, который сидел за резным письменным столом посредине комнаты. Полицейский подошел к дверям и выглянул в темный сад. Луч его фонарика обследовал тени от двух цветущих кустов, однако там не было никого, только смутно обрисовался силуэт и вспыхнули отраженным светом глаза кошки, тут же скользнувшей в заросли. Полицейский с минуту пристально всматривался в сад – других признаков жизни там не было – и возвратился к письменному столу. Сидевший за ним не шевельнулся, ибо был мертв, в чем полицейский уже убедился. Голова мертвеца лежала на раскрытом бюваре, в напомаженных волосах застывала кровь.

Полицейский перевел дыхание. Он был бледен, и рука его, потянувшаяся к телефону, слегка задрожала. Голова мистера Эрнеста Флетчера была не вполне естественной формы, пленка крови не скрывала глубокой вмятины.

Полицейский отдернул руку от телефона, вытащил носовой платок, стер кровь с руки и только тогда поднял трубку.

В коридоре послышались приближающиеся шаги. Не оставляя трубки, он посмотрел на дверь.

Дверь раскрылась, и в комнату вошел пожилой дворецкий с подносом, на котором стоял сифон, графинчик с виски и пара бокалов. При виде полицейского констебля он вздрогнул. Тотчас же он перевел взгляд на хозяина, и бокал на подносе зазвенел о графин. Симмонс не уронил поднос, он продолжал держать его, не сводя глаз со спины Эрнеста Флетчера.

Констебль Гласс назвал номер полицейского участка. Его ровный, бесстрастный голос нарушил оцепенение Симмонса.

– Господи, он мертв? – спросил он приглушенным голосом.

В ответ он получил лишь суровый взгляд.

– Не произноси имени Господа твоего всуе, – мрачно сказал Гласс.

Симмонс принадлежал к той же секте, что и констебль, и воспринял совет правильнее, чем телефонистка, которая, очевидно, обиделась. К моменту, когда недоразумение с ней разъяснилось и номер участка был повторен, Симмонс поставил поднос на столик и опасливо подошел к телу хозяина. Увидев проломленный череп, он отступил на шаг, и лицо его исказилось.

– Кто это сделал? – спросил он нетвердым голосом.

– Это установят другие, – ответил Гласс. – Будьте добры, мистер Симмонс, закройте дверь.

– С вашего позволения, мистер Гласс, я закрою ее с той стороны, – сказал дворецкий. – Это… это зрелище не для меня, по правде сказать, мне дурно.

– Вы останетесь здесь, ибо долг повелевает мне задать вам несколько вопросов.

– Но я ничего не могу сказать! Я не имею к этому ни малейшего отношения!

Гласс не ответил, ибо в это мгновение его соединили с полицейским участком. Симмонс сглотнул, подошел к двери, закрыл ее и остался на месте, так что ему были видны только плечи Эрнеста Флетчера.

Констебль Гласс назвался, сообщил о своем местонахождении и доложил сержанту об убийстве.

«Эти полицейские! – думал Симмонс, возмущенный спокойствием Гласс. – Можно подумать, что трупы с проломленными черепами валяются на каждом шагу. Да он не человек, этот чурбан Гласс, стоит бок о бок с мертвецом, а говорит по телефону, словно дает показания на суде, и все время на него смотрит, и хоть бы что – да другому на его месте стало бы худо от одного взгляда».

Гласс положил трубку и засунул носовой платок в карман.

– Вот человек, который не в Боге полагал крепость свою, а надеялся на множество богатства своего, – сказал он.

Мрачная сентенция изменила ход мыслей Симмонса. Соглашаясь с ней, он вздохнул:

– Истинно так, мистер Гласс. Горе венку гордости! Но как это случилось? И как вы сюда попали? Вот уж не думал, что окажусь в такой передряге!

– Я попал сюда через сад. – Гласс, кивнул в сторону стеклянных дверей. Он достал из кармана записную книжку и огрызок карандаша и официальным тоном проговорил: – Итак, мистер Симмонс, приступим!

– Что меня спрашивать: я же сказал, что ничего не знаю!

– Вы знаете, когда вы в последний раз видели мистера Флетчера живым, – проговорил Гласс, нимало не тронутый очевидным смятением дворецкого.

– Должно быть, когда я проводил сюда мистера Бадда, – поколебавшись с минуту, ответил Симмонс.

– Время?

– Не могу сказать… точно не знаю. Примерно час назад. – Он собрался с мыслями и уточнил; – Около девяти. Я убирал со стола в столовой, так что позже быть не могло.

– Этот мистер Бадд – вы его знаете? – Гласс не поднимал глаз от записной книжки.

– Нет. Никогда в жизни не видел – не помню.

– Так! Когда он ушел?

– Не знаю. Я вообще думал, что он здесь. Он, должно быть, ушел через сад – как вы пришли через сад, мистер Гласс.

– Ходить через сад здесь принято?

– Да… и нет, – ответил Симмонс, – вы меня понимаете, мистер Гласс?

– Нет, – бескомпромиссно отрезал Гласс.

– К хозяину через сад ходили знакомые. – Симмонс тяжело вздохнул. – Женщины, мистер Гласс.

– Ты живешь в обители коварства, – произнес Гласс, презрительным взглядом окинув уютную комнату.

– Истинно так, мистер Гласс. Я восставал в молитвах…

Открывшаяся из коридора дверь не дала ему кончить. Ни он, ни Гласс не слышали приближающихся шагов и не могли помешать войти в кабинет гибкому молодому человеку в нелепом смокинге; при виде полицейского он заморгал длинными ресницами и, застыв на пороге, непочтительно хмыкнул.

– Ах, простите! – сказал вошедший. – Чудно, что вы здесь!

Он говорил быстро, низким голосом и достаточно тихо, явно не заботясь о том, чтобы слова его разобрали. Жидкая прядь темных волос спадала ему на лоб; на нем была плотная рубашка и неописуемый галстук; такими констебль Гласс представлял поэтов. Его бормотание озадачило Гласса, и он спросил подозрительно:

– Почему это вам чудно, что я здесь? Вы разве меня знаете, сэр?

– О нет, – сказал молодой человек.

Его порхающий взгляд облетел комнату и обнаружил тело Эрнеста Флетчера. Он отпустил дверную ручку, подошел к столу, и лицо его побледнело.

– Было бы не по-мужски, если бы меня вырвало, правда? Не знаю, что надо делать в подобных случаях. – Он искал подсказки в ничего не выражавших глазах Гласса и Симмонса. Его взгляд остановился на подносе, который Симмонс внес в комнату. – Именно это и нужно, – сказал он и, подойдя к подносу, налил себе виски, слегка разбавив его содовой.

– Это племянник хозяина, мистер Невил Флетчер, – ответил Симмонс на немой вопрос Гласса.

– Вы живете в этом доме, сэр?

– Да, но я не люблю убийств. Так неэстетично, правда? Кроме того, их не бывает.

– Как видите, они бывают, сэр, – проговорил несколько удивленный Гласс.

– Это-то и возмущает меня. Убийства бывают всегда в посторонних домах. Не в своем кругу. Вы это замечали? Впрочем, вряд ли. Ничто в жизненном опыте – а кажется, он такой огромный – не подсказывает, как надо себя вести в столь причудливых обстоятельствах.

Он хмыкнул. Легковесная болтовня не скрывала его потрясения. Дворецкий с любопытством посмотрел на него, а потом на Гласс, который с минуту изучал Невила Флетчера взглядом, потом облизал кончик карандаша и спросил:

– Когда вы в последний раз видели мистера Флетчера, сэр?

– За ужином. В столовой. Нет, неверно: не в столовой, в коридоре.

– Говорите точнее, сэр, – бесстрастно посоветовал Гласс.

– Да-да, все верно. После ужина он пошел сюда, а я в бильярдную. Мы расстались в коридоре.

– В котором часу это было, сэр?

– Не знаю. – Невил покачал головой. – После ужина. Вы не знаете, Симмонс?

– Точно не могу сказать, сэр. Обычно без десяти девять хозяин уже уходил из столовой.

– А после этого вы не видели мистера Флетчера еще раз?

– Нет. До сих пор. Еще что-нибудь, или я могу уйти?

– Было бы очень полезно, сэр, если бы вы дали отчет о ваших действиях с того момента, как вы с покойным вышли из столовой, и до десяти часов пяти минут.

– Ну, я пошел в бильярдную и немного погонял шары.

– Вы там были один, сэр?

– Да, но туда заявилась тетя, и я ушел.

– Ваша тетя?

– Мисс Флетчер, – вставил дворецкий. – Сестра хозяина, мистер Гласс.

– Вы ушли из бильярдной вместе с вашей тетей, сэр? В дальнейшем вы были с ней?

– Нет. Что доказывает, что деликатность всегда окупается. Я улизнул от нее и теперь раскаиваюсь, потому что, если бы я сопроводил ее в гостиную, у меня было бы алиби, которого у меня нет. Я пошел наверх к себе и читал книгу. Интересно, я над ней не заснул? – Он вопросительно посмотрел на дядино кресло и поежился. – Нет. Господи, такого бы мне не приснилось! Это фантастика.

– Простите, мистер Гласс, кажется, в парадную дверь звонят, – прервал его Симмонс, направляясь к двери.