Кэрол Дуглас - Танец паука

Ирен поднялась и сунула книгу в пустой саквояж. Мы с Анной обнялись на прощание. Поля капора коснулись моей щеки, словно крыло бабочки, но я больше не боялась.

Эдит проводила нас вниз, не переставая щебетать. Как расцвела эта малютка с тех пор, как ее забрали из мрачного многоквартирного дома, в котором мы их нашли!

Чудо-профессор ждал нас за дверью. Эдит удалилась на маленькую кухоньку готовить чай, к которому подавалось варенье и все, на что его можно намазать, включая и отвратительное американское печенье. Ирен прошлась вдоль стены с афишами. Тут мы впервые узнали, что матерью Ирен может быть Лола Монтес. Я тоже приблизилась.

Подруга внимательно смотрела на красивый портрет женщины в кавалеристской шапке и черной бархатной накидке. Эту женщину я могла представить в роли матери Ирен. Другую нет.

– У Лолы так много лиц, – прокомментировала я, вспоминая все те фотографии и портреты, что мы находили в книгах под слоем папиросной бумаги.

– Как и у всех нас, Нелл. Просто она их чаще демонстрировала.

– Не могу сказать, что вижу сходство.

– Нет? А кто припоминал мне несчастливый союз с иностранным монархом, пистолеты, дуэли и инцидент с хлыстом в примерочной Ворта, а еще тот случай, когда Лола в мужском костюме тайно приехала в Баварию, чтобы повидаться с Людвигом? А курение?

Я растерялась:

– Речь-то идет о физическом сходстве! Ну разве что вот здесь… – Я ткнула в портрет дамы в черном бархате.

Ирен иронично улыбнулась, бог весть почему.

– Ты сама-то веришь, что она твоя мать?

– Я не знаю, Нелл, но знаю, что та женщина, что оставила меня на воспитание артистам варьете, любила меня, и Женщина в черном, которая могла быть Лолой, была добра к детям, как и сама Монтес. Несмотря на противоречивые мнения о ее танцах и взрывной характер, она обладала большим сердцем. Я бы предпочла быть ее дочерью, чем иметь отношение к какой-нибудь расчетливой родительнице, вроде матери самой Лолы. Иногда лучше быть сиротой.

Я не знала, что ответить на это довольно категоричное замечание, но подруга добавила резко, словно захлопывая книгу:

– Это не важно. Я рада, что узнала Лолу Монтес лучше, чем кто бы то ни было во всем мире. Она прожила свою жизнь, и в этом смысле она мать всех женщин и мужчин, как она говорила в довольно выразительном посвящении к «Искусству красоты»: «Тем, кто осмеливается рассчитывать на силу собственной индивидуальности».

– Это вполне применимо к тебе, но вряд ли ко мне.

– А я думаю, очень даже.

За нашими спинами профессор покашлял:

– Она была бесподобной красавицей.

Ирен повернулась, а ее глаза сияли от восхищения и чего-то еще.

– Жаль расстраивать вас, профессор, но я изучила множество изображений этой женщины, и вот этот нежный портрет – вовсе не Лола Монтес.

– Да? – Профессор нацепил очки и подошел поближе, разглядывая карикатуру, на которой Лола плывет из Европы в Америку. – Боюсь, любую женщину с хлыстом можно по ошибке принять за Лолу Монтес, но она прелестна, так что я не стану снимать эту картинку. – Он посмотрел на Ирен. – Ты должна прислать мне свою фотографию. И мисс Хаксли тоже.

– Я? Нет.

– Отличная идея, – сказала Ирен. – Сделаем свежие снимки по возвращении в Париж. Как и у покойного короля Людвига, у вас своя галерея красавиц, из которых самая известная – Лола Монтес.

– Или была самой известной. – Профессор снял очки, протер их грязным носовым платком и снова водрузил на нос. – Слава не задерживается надолго, как и красота. Предпочитаю видеть мир через легкую дымку, это гораздо приятнее для моих старческих глаз.

Эдит вернулась с крошечными чашечками и тарелками, так что пришлось задержаться, уступив маленькой хозяйке с ее искренней радостью.

– Нам стоило приехать в Нью-Йорк хотя бы ради того, чтобы спасти Эдит и ее мать из ужасающей нищеты, – сказала Ирен, когда мы вышли из пансиона, обе едва удерживаясь от рыданий после прощания с его обитателями, а возможно, даже с Лолой, которую нашли здесь неожиданно для себя.

Эдит и профессор махали нам в окно, пока мы спускались по ступеням на улицу. Признаюсь, я тоже видела мир через дымку, поскольку на глаза навернулись слезы. Увижу ли я этих людей снова? Не сомневаюсь, что и Ирен мучили подобные переживания, поскольку она по какой-то причине решила, что узнала наконец имя матери.

Неожиданно двое прохожих преградили нам путь, а потом схватили под локти и потащили за угол по узкому переулку.

– Нет! – закричала Ирен.

Слезы тут же высохли у меня глазах, и я увидела, что незнакомец пытается вырвать из рук подруги саквояж, а она отчаянно старается удержать его.

Второй злоумышленник держал меня за руку и прижимал к кирпичной стене, не давая прийти на выручку.

– Отпусти, гад! – свободной рукой я выдернула шляпную булавку и со всего размаху воткнула в плечо бандиту, державшему меня. Тот взвыл и бросился наутек, унося с собой и мою лучшую шляпную булавку.

Я осталась без оружия, но услышала позвякивание цепочки на талии и бросилась к Ирен. Если бы она просто отпустила пустой саквояж, они бы от нас отстали. Но внутри была книга про Лолу. Осталось всего несколько ее копий. Примадонна не отдаст книгу без боя. И я налетела на злодея, что было сил пнула его по коленке, а потом отцепила ножнички от шатлена и принялась без разбора тыкать везде, где видела грубую голую кожу, будь то руки или шея. Грабитель визгливо заорал.

Вдали загромыхали чьи-то шаги. Прохожие по ошибке приняли крик первого грабителя за женский. Вокруг нас столпились несколько мужчин в костюмах.

– Леди, вы в порядке?

– Вот ваша сумка, мэм!

– Трусливые ублюдки, вон туда побежали!

– Мы найдем вам экипаж.

Через пять минут нас уже посадили в кэб. Шляпу пришлось положить на колени, поскольку она не держалась без булавки. Ирен прижимала к себе саквояж, как ребенка. Галантные спасители даже заплатили за проезд до отеля, а кто-то вызвался проводить нас на другом экипаже.

Кучер щелкнул поводьями, и мы поехали в гостиницу.

– Никому нельзя об этом говорить, – мрачно сказала мне Ирен.

– Никому? Кого ты имеешь в виду?

– Особенно Годфри.

– А…

– Ни Квентину, ни Пинк, ни королеве Англии. Ты слышала, что они кричали?

– Нет, не разобрала, я вообще с трудом понимала, что слышу, делаю и даже вижу… поняла только, что лишилась шляпной булавки.

– Mein Gott!

– Ну вот, теперь ты богохульствуешь, но почему по-немецки?

– Это злодей пробормотал, когда не смог отнять саквояж, а ты принялась тыкать в него спицей.

– Это не спица, а ножницы для рукоделия, слабоватое оружие. Почему ты не могла просто отдать ему саквояж?

– Из-за Годфри.

– Годфри купил бы другой, тут универмаги всюду понатыканы.

– Я не хотела, чтобы он узнал, что случилось, а если бы мы пришли с новым саквояжем, это было бы неизбежно.

– Секреты между супругами – происки дьявола.

– Нелл, а ты хочешь, чтобы Квентин узнал, что на нас напали ультрамонтаны?

– Ультрамонтаны уехали, вернее, уплыли, – возразила я.

– Видимо, не все. Если Годфри или Квентин узнают об этом, то никуда нас одних больше не отпустят.

Я подумала над ее словами и взвесила все за и против. В отличие от подруги я не стремлюсь к независимости. Кроме того, я не возражала бы, если Квентин сочтет своим долгом защищать меня, и это чувство перевесит обязанность затыкать рот Нелли Блай.

Несколько секунд я наслаждалась этим предположением, но потом отринула его.

– Хорошо, но тогда мы должны подготовиться к дальнейшим нападениям ультрамонтанов, которые, видимо, считают, что мы знаем, где потерянные богатства Лолы Монтес.

– Отлично, – сказала примадонна рассеянно, ощупью ища в саквояже книгу о Лоле. – Мы купим тебе новую шляпную булавку. Или несколько. Из лучшей испанской стали. Завтра, до отплытия.

Глава шестьдесят вторая

Покидая статую Свободы

Я не та злая женщина, о которой вам рассказывали. Я ошибалась в жизни, и часто, но кто этого не делал? Я была тщеславной, легкомысленной, амбициозной и гордой, но никогда жестокой, вероломной или злой. Я обращаюсь к либеральной прессе и умным джентльменам, управляющим ею, с просьбой о помощи в моих усилиях вернуть себе средства для достойной жизни.

– Как прошла миссия? – осведомился Годфри, когда мы вернулись в отель взмокшие, в мятой одежде, чувствуя себя виноватыми, словно дети, съевшие все печенье с чайного подноса на кухне.

Однако молодой адвокат выглядел таким оживленным, даже светился от самой мысли об отъезде из Америки, что я поняла, почему Ирен не пожелала его беспокоить.

Примадонна открыла пустой саквояж.

– Одежда доставлена и принята с благодарностью. – Она еще в экипаже вынула книгу Лолы и положила ее в карман юбки. – Теперь ты можешь забрать это и заполнить неприлично скудным количеством одежды, необходимой джентльмену, по сравнению с дамой для пересечения Атлантического океана.