Кэрол Дуглас - Красный замок
Величественные и торжественные звуки, правда, едва пробивались сквозь гудение возбужденных голосов.
Я слышала по преимуществу грубый смех мужчин, собравшихся вместе и околачивавших горлышки глиняных бутылей о массивные деревянные брусья, которые двое или трое селян держали стоймя. Все это напоминало праздник новоиспеченных плотников, но я видела, что воск, запечатывавший горлышки бутылок, отваливается, и сразу после этого бревна тащили к центру пещеры, где вот-вот должен был загореться огромный костер.
Тут я заметила, что среди белых рубах мелькнула фигура в черном – вот же он, третий соглядатай парижской резни! Он ли настоящий Джек-потрошитель, раз уж это не Джеймс Келли?
Человек в черной накидке нагибался, выдавая бутыли для открывания, затем переправлял их в толпу с вдумчивой медлительностью, подобно священнику во время причастия. Высокого роста; лицо скрыто капюшоном, но не для того, чтобы остаться неузнанным. Более того: многие с уважением кивали ему, когда он проходил среди них. Подумать только, с уважением!
Я же наблюдала за главарем с отвращением, замечая то острый нос, то впалые щеки, то кустистые брови, затеняющие глубоко посаженные глаза, то тонкие обветренные красные губы и белые крепкие зубы. Не считая зубов, лицо вроде бы выдавало человека в возрасте. Черты были смутно знакомы мне, но по отдельности, а не как целое.
Наконец темный предводитель закончил раздавать сосуды с алкоголем и остановился, чтобы, запрокинув голову, отхлебнуть жидкости самому. Капюшон наполовину сполз, и я увидела густые седые волосы, редеющие ближе ко лбу; черная ткань его одеяния еще более подчеркивала их серебристый оттенок. Это же граф Лупеску! Известный селянам в качестве пастора.
Здесь имелась своя извращенная логика, если только вообразить невозможное – что воцерковленный христианский священник не отверг участия в отвратительном языческом ритуале. Этот человек, какое бы имя он ни носил, напоминал цепкую и зоркую хищную птицу. На виденных мною гравюрах так изображали церковников времен испанской инквизиции, такими были и черты на портретах религиозных фанатиков вроде Савонаролы. Должна отметить, что речь только о католических священниках, поскольку Англиканская церковь не имеет обыкновения пытать и жечь прихожан. Правда, давние процессы над ведьмами все же имели место, но то был всемирный феномен, успевший, увы, запятнать и Англию, прежде чем восторжествовал здравый смысл.
Похоже, подумала я, местных крестьян очень легко сбить с толку, но как их винить в отступничестве, если сам пастор продался дьяволу!
Теперь даже женщины в цветочных венках, выглядевшие поначалу такими очаровательными и чистыми сердцем, вовсю хлебали из глиняных сосудов, передаваемых из рук в руки.
– Я ждала, что тут будут цыгане со своими безумными скрипками, – прошептала я Годфри.
– Я тоже, – кивнул он. – Наверное, цыгане пригодны только для перевозки.
– Узнаешь ли ты язык, на котором говорят эти люди?
– Их говор типичен для здешней области – немецкий, чешский, румынский. В этом уголке Европы есть десятки диалектов, Нелл, каждая деревня здесь почти как отдельная страна.
Так же, как и бутыли, из рук в руки передавались свечи. Собравшись в широкий круг, люди в белом начали петь и танцевать, прочие расселись позади них кругами на бревнах, не попавших в центральное кострище. Может, эти бревна и были в тяжелых ящиках, раскиданных по замку? Хотя зачем возить по морю гробы с древесиной, когда здесь кругом лес?
С одной стороны, вид танцующих и поющих людей мог бы создавать праздничное настроение и даже воодушевлять, но бутыли с выпивкой, постоянно мелькающие в руках как зрителей, так и танцоров, придавали всему действу лихорадочную ноту, усиливая шум и суету.
Я вспомнила вкус мерзкой жидкости на собственных губах и не смогла сдержать гримасы отвращения.
Брэм Стокер пробормотал себе под нос:
– Ну ладно, пусть это праздник солнцестояния, но почему не на улице? Ведь он предполагается как прославление природы. Зачем забиваться так далеко от света и воздуха?
– Потому что вам предоставляется возможность увидеть один из наиболее тайных ритуалов в мире! – донесся у нас из-за спин голос Татьяны, искаженный триумфальной радостью. – Это в буквальном смысле «подпольная» секта, которая быстро обретает последователей благодаря предводительству подлинно выдающейся персоны, обладающей сверхъестественными силами.
– Мне казалось, что вас не особенно интересуют духовные поиски, – заметила я.
– Вы, как всегда, правы, мисс Хаксли. Однако меня привлекают заблуждения, правящие человечеством. Религия – самое сильное из них, и ее силу можно измерить тем, насколько она позволяет себе приблизиться ко злу.
– Поклонники дьявола, я так и знала.
– Тут вы ошибаетесь. Но может быть, лишь временно? Сдается мне, после сегодняшнего вы пересмотрите свои несгибаемые взгляды, мисс Хаксли. Нет, эти люди – так называемые хлысты. Замечаете сходство с именем Господа? Это христианская секта.
– Ни один христианин не позволит себе напиваться во время богослужения.
– Разве? А как же церковное вино?
– Вино – не крепкий напиток, – резонно возразила я.
– Зато вы считаете его кровью вашего Господа, – ухмыльнулась русская.
– Так полагает лишь Римская церковь.
– То, что пьют здесь, получило свое название от слова «вода». Что же больше подходит для религиозных целей, чем живая вода?
– То же значение имеет слово «виски» в моем языке, – вставил Брэм Стокер. – Правда, по-ирландски теперь говорят только старики.
– Неужели? – зачарованно произнесла Татьяна. – Тонкости английского и ирландского языков неизменно восхищают меня. Мою «воду» изготавливают из ржаного зерна, как и ваш виски. Раньше ее применяли для дезинфекции, но потом начали использовать в религиозных обрядах. Это было лет шестьсот назад. Церемониальную чашу литра на четыре передавали из рук в руки – бутылок тогда не было. Того, кто отказывался, считали безбожником, недостойным спасения. – Она зловеще посмотрела в мою сторону.
– То есть пьянство – государственная религия России, – заключила я.
Полковник Моран громко хохотнул в ответ на мою ремарку, но, прежде чем я успела порадоваться поддержке с неожиданной стороны, Татьяна придвинулась ко мне до неприятного близко.
– Вы снова угадали, мисс Хаксли, – сказала она и глазами василиска уставилась в мои, глядя будто сквозь меня. – Уже четыреста лет императорские застолья начинаются хлебом и нашей живой водой – тем, что в мире теперь называют водкой. Но в большинстве случаев это самогон, напиток, который люди делают сами для себя. Поэтому водка объединяет царей и народ.
– Она, по всей видимости, объединяет их и с помойными крысами, – откликнулась я. – Вкус-то омерзительный.
– Где ж это вам удалось попробовать водки? – с любопытством спросила Татьяна.
– Ваш слуга, Медведь, влил мне в глотку немного – правда, б́ольшую часть я успела выплюнуть.
– Интересно. – Злодейка наклонила голову точно птица, услышавшая потрясающую новость от червяка. – Он был, конечно, пьян. Он почти всегда навеселе, и потому такой забавный.
– В цивилизованных странах не принято смеяться над алкоголиками.
Это было не совсем так: говорят, в мюзик-холлах часто отпускают шутки насчет пьяниц, но я никогда не была в мюзик-холле и потому могла себе позволить позицию превосходства.
Татьяна рассмеялась мне в лицо:
– Россия – не цивилизованная страна. И слава богу! Крестьянам все равно больше не над чем посмеяться, кроме пьяниц. А как насчет ирландцев? – Тут она взглянула на Брэма Стокера. – Как у них обстоят дела с простонародьем и пьянством?
– Слухи о нашем национальном алкоголизме сильно преувеличены, мадам, – с достоинством ответил мистер Стокер, и прежде бывший в моих глазах эталоном трезвости. – С вашего позволения, я уступаю эту честь русским.
– Принимаю, – кивнула бывшая танцовщица и, высунувшись из сводчатого окна балкона, выкрикнула в пространство серию гортанных звуков.
Через мгновение человек в рубахе с широкими рукавами подбросил в нашу сторону бутылку. Полковник Моран быстро шагнул вперед, чтобы поймать сосуд, но наш спутник-цыган опередил его и поднял руку с трофеем высоко над головой, как бы отказываясь отдать по назначению.
Со времени своего неудачного побега Шерлок Холмс так мало проявлял себя, что я, как и все остальные, была немало удивлена его стремительным броском и безошибочной хваткой.
Он улыбнулся немой улыбкой, покачал сосуд возле своего предположительно глухого уха и пожал плечами, обозначая, что не слышит, как внутри плещется жидкость. После этого он с поклоном передал бутыль полковнику. Его маленькое представление, полагаю, не осталось незамеченным.
