Монс Каллентофт - Дикая весна
Фонарик погашен.
Малин и Зак смотрят друг на друга в темноте. Качают головами, прежде чем Зак указывает в сторону виллы, и они пускаются вперед.
* * *Братья сидят на диване в большой гостиной особняка, совершенно измотанные. Они собрали вещи, взяли чемодан с деньгами и присели отдохнуть на минутку, прежде чем спуститься к катеру, стоящему у мостков.
Пора в путь.
Бомба.
Она должна взорваться примерно тогда, когда они взойдут на борт катера. Через десять минут.
«Только не взрывом, а всхлипом»[20], – думает Леопольд.
Они задернули тяжелые портьеры, погасили все лампы, и темнота заполнила комнату.
Пистолеты они отложили; те блестят черным металлом на стеклянной столешнице. Братья сидят тихо, не разговаривают друг с другом. Вглядываются в темноту.
Кажется, что-то шевельнулось в саду. Неужели вараны вырвались на свободу? Уж этого-то они долго добивались…
А свет, который померещился братьям, исчез. Может, его и не было?
Только что они обсуждали, не позвонить ли отцу, не рассказать ли ему. Но жив ли он? Или рак уже отнял у него жизнь?
«Что мы наделали?
Кто мы такие?
Что мы за люди?»
Выстрелить они все же не смогли. Сами не решились на то, на что вынудили другого.
Когда им казалось, что они объединены в решимости, выяснилось, что в них есть только нерешительность – и еще глубокий, все заполоняющий стыд.
Детей они снова затолкали в комнату. Они взорвутся вместе с домом и будут погребены под обломками.
И тут на террасе раздается глухой удар. Братья одновременно вскакивают, подходят к стеклянной стене и отводят в сторону портьеру.
Варан, длиной почти в два метра от кончика носа до кончика хвоста, пробирается по белым камням террасы, его тело поблескивает в темноте. Должно быть, он взобрался по уступу и каким-то образом попал сюда.
Он видит их через стекло. Останавливается, поворачивает к ним голову, затем раскрывает челюсти… И они почти физически ощущают вонь у него из пасти, урчание пустого живота, скрип когтей по каменным плитам террасы.
Животное стоит неподвижно. Смотрит на них своими злобными желтыми глазами, и братьям на мгновение кажется, что это любимый варан их отца, тот самый, который скребся когтями в дверь гардеробной в Лидингё. Но они знают, что то животное давно умерло, из него сделали чучело, и его разинутая пасть – пустой жест, его уже не стоит бояться.
Животные в клетках. Ими пришлось обзавестись, чтобы заполучить этот особняк. Однако они не должны бродить вокруг дома на свободе, они опасны.
– Убирайся! – кричит Леопольд.
– Прочь! – шепчет Хенри.
Животное удаляется, переваливаясь через край террасы, и уползает в заросший сад, расположенный под ней.
Оно исчезло, и тут Леопольд Куртзон замечает тень, мелькнувшую в свете, льющемся из окна.
Человеческая фигура, крадущаяся по террасе, да?
Но он не видит никакого человека. Или это отец умер и явился к ним, как привидение? Неужели все поздно? Поздно бежать? А бомба? До взрыва осталось несколько минут. Надо выбраться отсюда.
* * *Возьми их.
Убей их.
Уничтожь наших омерзительных дядей, сотри их с лица земли!
Заверши нашу месть, Малин Форс, теперь, когда ты приближаешься к этим мерзким существам.
Суть зла.
Воплощение зла. То, что является, когда зло перестает маскироваться, – то, что создается, когда детей бросают наедине с их болью.
Но не останавливайся на этом.
Уничтожив их, копай глубже, доберись до истины.
Найди детей – доброе начало в тебе самой.
Но убей братьев нашей настоящей мамы, Малин. Убей их, они злые, убей их за нас, за маму, за папу.
Конечно, их можно пожалеть, но все люди несут ответственность перед другими людьми, перед всеми детьми.
Торопись, Малин!
Хотя мы и завидуем запертым мальчику и девочке, мы хотим, чтобы они остались жить. Часы тикают. Время скоро кончится. Скорее, Малин, торопись!
* * *– Это они, – говорит Леопольд брату. – Они пришли за нами. Это наверняка полиция.
– Что делать? – спрашивает Хенри и кивает, понимая, что человек, присматривающий за варанами, никогда не вошел бы на территорию, не позвонив в дверь. Да и вход заперт. Стало быть, это полиция. Или кто-то другой, кто хочет схватить их.
Леопольд шепчет:
– Мы доведем все это до конца, как планировали. Отделаемся от них – и бежим к катеру.
Хенри молча следует за ним, когда они берут свои пистолеты, снимают с предохранителя автомат, прячутся за белым диваном и ждут.
И вот тень становится черным силуэтом за белыми портьерами. Темное на темном фоне.
Человек, затем еще один. Братья наводят пистолеты на тени, но не нажимают на курок.
Они держат пальцы на спусковых крючках, но не могут выстрелить. Но вот первая тень возвращается. Или же это вторая… В конце концов Леопольд спускает курок, и комната взрывается звуками, когда стеклянная раздвижная дверь разбивается на тысячи осколков, которые дождем сыплются на террасу.
* * *Малин и Зак пересекли участок, прокрадываясь от одного дерева к другому, приглядываясь к свету, падавшему с верхней террасы дома, озираясь с мыслью о жутких ящерицах, только что появлявшихся из тьмы.
Подходя к особняку, они увидели, даже несмотря на темноту, какой он роскошный.
Здание было построено из бетона, кедра и мрамора, террасами, следовавшими уступам скалы, к которой был пристроен особняк.
Белые одноэтажные постройки у воды.
«Не там ли они держат своих варанов?» – подумала Малин.
Они подкрались к входной двери на первом этаже. Заперто. Здесь тоже нет никаких камер.
Затем они вскарабкались вверх по склону и оттуда на верхнюю террасу дома.
«Вы здесь?» – спросила Малин, тихо, насколько это возможно, приземляясь на белые каменные плиты террасы.
Марко и Елена, вы здесь? Или это просто сон? От неожиданного усилия и усталости голова у нее пошла кругом, мозг отказывался повиноваться, а рядом с собой она услышала тяжелое фырканье Зака.
«Особняк площадью метров пятьсот», – подумала она.
– Как поступим? – спросил Зак, когда они перевели дух.
Они прокрались вдоль по террасе, держа пистолеты наготове, заглянули через окно в пустую кухню. Раздвижная дверь была закрыта, а они не захотели шуметь, стараясь проникнуть в дом, – им не нужен был звон разбитого стекла. Затем прошли мимо стеклянной стены, задернутой изнутри тяжелыми белыми портьерами.
Затем спустились по бетонной лестнице вниз, на другую террасу.
Снова стеклянные стены, снова портьеры. Клумба с цветами метрах в десяти под ними.
«Что скрывается за этими стеклянными стенами? – подумала Малин. – Неужели дом все-таки пуст и здесь никого нет?»
Затем они осторожно прокрались обратно, шепотом обменявшись сомнениями, снова поднялись на верхнюю террасу, твердо решив пробраться в дом.
Когда они во второй раз проходили мимо белых портьер, мир вдруг взорвался, и Малин услышала, как пули свистят у виска, а затем раздался крик Зака.
* * *В темноте Малин видит Зака, распростертого на белых плитах террасы, из него хлещет кровь, но непонятно откуда, и она ползет к нему, слыша свист пуль над головой, над Заком; заглядывает за разорванные портьеры, туда, где только что было стекло, видит стол и белый диван длиной метров двадцать вдоль длинной стены комнаты.
Они притаились там.
Это явно братья Куртзон. Она выпускает по ним весь магазин и быстро вставляет новый, пока Зак хватается за руку.
Неужели повреждена артерия?
В этом случае ему суждено умереть здесь.
Ему осталось недолго.
Малин выпускает еще две пули, потом вскакивает и кидается к дивану.
Тут она видит две фигуры, одетые в черное, бегущие к лестнице, и стреляет им вслед. Один выстрел, другой, но они убегают вниз по лестнице, и Малин несется за ними, мимо открытого чемодана, набитого зелеными пачками долларов и других валют, которые она не знает. Она сжимается – нельзя допустить, чтобы в нее попали. Лестница кончается на нижней террасе, Малин видит братьев у приставной лестницы, ведущей вниз, и кричит:
– Стоять! А не то стреляю!
Один из них оборачивается и наводит на Малин нечто, похожее на автомат, и как раз собирается выстрелить, когда Малин вдавливает спусковой крючок своего пистолета, надеясь, что еще не поздно для нее, для Зака, для детей, пропавших одиноких детей, которые, возможно, где-то здесь.
Которые, возможно, еще живы.
Скажите, что они живы.
* * *Зак зажимает рану на руке и слышит с нижней террасы автоматную очередь.
«Кажется, был еще выстрел из пистолета?
Малин.
Они подстрелили тебя?
Я должен спасти тебя.
Проклятье, как хлещет кровь…»
Верхушки елей и кроны сосен раскачиваются в темноте. Он крепко зажимает руку. «Удастся ли мне остановить кровь? Если пуля задела аорту, то я не жилец, но я должен спасти Малин».
