Артур Дойл - Его прощальный поклон. Круг красной лампы (сборник)
– Я увидел вас здесь, – застенчиво, как бы извиняясь, произнес он, – и решил поговорить. У вас не найдется полчаса? Это мой коттедж. Я снимаю его с Харрингтоном, он в Кингсе учится. Давайте зайдем, выпьем по чашечке чаю.
– Вообще-то мне нужно возвращаться, – сказал Смит. – К экзамену готовлюсь. Но с удовольствием зайду на минуту. Я бы и не выходил сегодня, но Хасти мой друг.
– И мой тоже. Он отлично гребет, не правда ли? У Маллинза нет шансов. Но пойдемте в коттедж. Не скажу, что там очень уютно, однако летом в нем прекрасно работается.
Это был небольшой белый домик с зелеными дверьми и ставнями и легкой деревянной решеткой у крыльца. Он стоял ярдах в пятидесяти от берега реки. Главная комната была кое-как превращена в кабинет: сосновый стол, некрашеные полки, заставленные книгами, на стене несколько дешевых олеографий. Через минуту на спиртовке закипела вода, и на подносе были принесены чайные принадлежности.
– Садитесь сюда. Попробуйте сигарету, а я пока налью вам чаю, – сказал Ли. – Я знаю, насколько вы заняты, поэтому очень благодарен вам за то, что зашли. Я хотел сказать, что на вашем месте я бы как можно скорее сменил жилье.
– Что?
Смит замер с горящей спичкой в одной руке и незажженной сигаретой в другой.
– Да, это может показаться очень странным, и самое худшее то, что я не могу назвать вам причину, поскольку связан клятвой… суровой клятвой, но я имею право сказать, что Беллингем – опасный сосед. Лично я намерен на время перебраться сюда.
– Опасный! Но что вы имеете в виду?
– Ах, это как раз то, что я не имею права говорить. Но отнеситесь серьезно к моему совету, переезжайте. Мы с ним сегодня очень сильно повздорили. Вы наверняка слышали это, когда спускались по лестнице.
– Я видел, как вы выходили из его комнаты.
– Он страшный человек, Смит. Да-да, страшный. У меня не осталось в этом никаких сомнений после того вечера, когда он потерял сознание… Ну, вы помните, когда сами спускались к нему. Сегодня я решил поговорить с ним о его недостатках, но он наговорил мне такого, от чего у меня волосы встали дыбом, к тому же еще хотел, чтобы я присоединился к нему. Я человек не очень религиозный, но, знаете, у меня ведь отец священник, поэтому я считаю, что существуют определенные границы, за которые нельзя выходить. Слава Богу, что я раскусил его сейчас, когда еще не слишком поздно. Он ведь собирался породниться с моей семьей.
– Это, конечно, очень интересно, Ли, – сдержанно произнес Аберкромби Смит, – но вы либо сильно преувеличиваете, либо многого недоговариваете.
– Я просто предупредил вас.
– Если существует какая-то реальная угроза, никакое обещание не должно вас останавливать. Если бы я узнал, что какой-нибудь мерзавец собирается взорвать динамитом дом, никакие клятвы не помешали бы мне остановить его.
– Но я не могу остановить его. Все, что я могу – это предупредить вас.
– Не сказав, чего мне стоит бояться.
– Беллингема.
– Но это же несерьезно! Почему я должен бояться его или вообще кого-нибудь?
– Я не могу этого сказать. Я могу только умолять вас уехать оттуда. Там вам грозит опасность. Я не хочу сказать, что Беллингем хочет причинить вам зло, но это может случиться. Сейчас рядом с ним оставаться опасно.
– Возможно, я знаю больше, чем вы думаете, – сказал Смит, внимательно всматриваясь в мальчишеское простодушное лицо Монкхауса Ли. – Предположим, я скажу, что Беллингем живет не один в своей комнате.
В страшном волнении Монкхаус Ли вскочил со стула.
– Так вам все известно? – вскричал он.
– Женщина.
Ли со вздохом опустился на свое место.
– Я обещал молчать, – тихо произнес он, – и не имею права рассказывать.
– Как бы то ни было, – сказал, вставая из-за стола, Смит, – я не хочу по непонятной причине покидать комнату, которая меня полностью устраивает. Согласитесь, с моей стороны было бы несколько малодушно бросать все свои пожитки и бежать куда глаза глядят только потому, что, по вашим словам, Беллингем может мне чем-то угрожать. Я, пожалуй, все-таки рискну и останусь, и уже пять часов, так что прошу меня извинить.
Он коротко попрощался с молодым студентом и направился домой, ощущая в душе недовольство и удивление, как любой сильный, лишенный излишней впечатлительности мужчина, узнавший о том, что ему грозит неопределенная призрачная опасность.
Как бы ни был занят Аберкромби Смит, он всегда позволял себе одну небольшую поблажку. Дважды в неделю, во вторник и в пятницу, он проходил полторы мили от Оксфорда до особняка Фарлингфорд, резиденции доктора Пламптри Петерсона, близкого друга его старшего брата Фрэнсиса. Поскольку доктор был холостяком, довольно состоятельным, и имел прекрасный винный погреб и еще лучшую библиотеку, дом его являлся идеальным местом отдыха для совершающего пешие прогулки. И вот два раза в неделю студент-медик покидал Оксфорд, шел неспешным шагом по темным проселочным дорогам и проводил часок в уютном кабинете Петерсона, за бокалом старого портвейна обсуждая с ним последние университетские слухи и новости медицины или хирургии.
На следующий после разговора с Монкхаусом Ли день в четверть девятого, в то время, когда он обычно уходил к своему другу, Смит закрыл свои ученые книги и встал из-за стола. Однако, когда он уже взялся за дверную ручку, взгляд его случайно упал на одну из тех книг, которые давал ему почитать Беллингем. Тут же легким уколом дала о себе знать совесть: книгу надо было вернуть. Каким бы неприятным ни был этот человек, нельзя было выставлять себя перед ним невежей. Взяв книгу, Смит спустился вниз и постучал в дверь соседа. Ответа не последовало, но, взявшись за ручку, он обнаружил, что дверь не заперта. Обрадованный тем, что ему удастся избежать разговора с Беллингемом, Смит зашел в комнату и положил на стол книгу, снабдив ее своей карточкой.
Лампа горела вполсилы, но этого света было вполне достаточно Смиту, чтобы хорошо рассмотреть комнату. Со времени его прошлого визита обстановка комнаты почти не изменилась: фриз, звероголовые боги, крокодил под потолком, заваленный бумагами и сухими листьями стол. Саркофаг стоял, прислоненный к стене, но мумии нигде видно не было. Ничто здесь не указывало на присутствие второго обитателя, и Смит, покидая комнату, подумал, что, пожалуй, был несправедлив к Беллингему. Если бы у него были какие-нибудь неблаговидные тайны, он бы не стал уходить, оставляя незапертой дверь.
На винтовой лестнице было темно, как в шахте. Смит шел медленно, чтобы не потерять равновесие на неровных ступенях, когда вдруг ощутил, что в темноте мимо него что-то проскользнуло. Послышался легкий звук, колыхнулся воздух, где-то около локтя мелькнула светлая точка, однако все это случилось так быстро и до того незаметно, что он даже не мог с уверенностью сказать, не почудилось ли все это ему. Он остановился и прислушался, но кроме шелеста ветра в ветвях плюща не услышал ничего.
– Это вы, Стайлз? – крикнул он.
Ответа не последовало, все было тихо. Пожалуй, это был сквозняк – в стенах старой башни полно трещин и щелей. И все же Смит готов был поклясться, что тот звук, который он услышал рядом с собой, больше всего походил на шаги. Он вышел на квадратный, окруженный со всех сторон зданиями дворик, все еще обдумывая это происшествие, когда к нему через ровно подстриженный газон бросился какой-то человек.
– Смит, это ты?
– А, Хасти, привет!
– Господи, идем скорее! Молодой Ли утонул! Мне Харрингтон из Кингса рассказал. Доктора нет дома, может, ты поможешь! Скорее, скорее, он, может быть, еще жив.
– У тебя бренди есть?
– Нет.
– Нужно захватить. Я сейчас сбегаю к себе, у меня на столе фляга.
Смит взбежал по лестнице, перепрыгивая через три ступени, схватил флягу и ринулся вниз, но, пробегая мимо комнаты Беллингема, увидел нечто такое, что заставило его остановиться и замереть в изумлении.
Дверь, которую он, уходя, закрыл за собой, теперь была открыта, и прямо за ней, освещенный тусклым светом лампы, стоял саркофаг. Три минуты назад он был пуст, Смит мог бы поклясться в этом. Но теперь в нем находилось худое тело его страшного обитателя, которое неподвижно стояло, устремив черное иссушенное лицо к двери. Фигура была безжизненна, но, когда Смит всмотрелся в крошечные глаза на дне глубоких черных глазниц, ему показалось, что в них блеснула живая искорка, какой-то едва различимый признак разума. Это настолько его поразило, что он совершенно забыл о том, зачем возвращался, и продолжал стоять и смотреть на жуткую тощую фигуру, пока донесшийся снизу крик его друга не заставил его вздрогнуть и прийти в себя.
– Давай же, Смит! – прокричал Хасти. – Он ведь там умереть может. Скорее! Наконец-то, – добавил он, когда студент-медик снова вышел на двор. – Придется устроить забег на короткую дистанцию. Это почти в миле отсюда, и нам нужно уложиться в пять минут. Человеческая жизнь больше, чем какой-нибудь спортивный приз, стоит того, чтобы побегать.