Патрик Квентин - Головоломка для дураков. Алый круг. Семеро с Голгофы (сборник)
Мисс Браш старалась успокоить его, но все оказалось бесполезно. Он был уверен, что слышал голос своего биржевого агента-брокера. Слышал прямо у себя в ухе. Старик умолял и спорил с отчаянным упрямством, словно хотел убедить в разумности своих слов даже не медсестру, а самого себя.
Мисс Браш в нескольких словах посочувствовала ему, но твердо заявила, что не сможет прервать прогулку, даже если обрушится вся Уолл-стрит. Мне это показалось даже несколько чрезмерной резкостью с ее стороны. Но, как ни странно, Лариби такое отношение даже понравилось. Он сделался серьезным, выражение страха исчезло из глаз, уступив место надежде на лукавую убедительность своих доводов.
– Мисс Браш… Изабелла, вы должны меня понять, – он снова взял ее за руку. – Это нужно не только для меня, но и для нас. Мне бы хотелось, чтобы вы имели все, что только можно купить за деньги. Все, чем владеет моя дочь, и даже много большим…
Он понизил голос, заговорил быстро и тихо, так что я не разбирал слов. Зато Билли Трент сразу же перестал кидаться снежками, и в его глазах вспыхнул огонь. Никто больше не проявил к их беседе особого интереса.
Мисс Браш снова улыбнулась, и на этот раз ее улыбка показалась мне далеко не профессиональной.
– Конечно же, все будет хорошо, Дэн. Поторопитесь с выздоровлением. А курсами акций мы займемся потом.
Лариби пришел в величайшее возбуждение. Он даже начал напевать себе под нос какую-то мелодию, когда мы возобновили прогулку. Создавалось впечатление, что он уже напрочь забыл о предупреждении и о голосе своего брокера, проникшем к нему в уши.
Но я не забыл.
Разумеется, в тот момент я представления не имел, какие необычайные и ужасные события скоро произойдут в заведении доктора Ленца. И никак не мог распознать, насколько важными и значительными были самые мелкие и бессмысленные на вид происшествия. И все же я не мог избавиться от острого ощущения чего-то глубоко неправильного и опасного в нашем окружении. Даже тогда я чувствовал, что за всем этим безумием таится чей-то план. Но чей план и какая зловещая мотивация за ним крылась, я никак не смог бы понять, поскольку задача оказалась в то время слишком сложной для моего все еще наполовину отравленного алкоголем ума.
Чтобы немного приободриться, я вступил в беседу с мисс Браш. Эта молодая женщина умела обращаться с мужчинами. Всего несколько фраз и пара ее фирменных улыбок заставляли чувствовать себя чертовски привлекательной личностью. И я полетел как на крыльях, словно и сама лечебница и весь огромный парк вокруг нее принадлежали мне одному.
Этот приступ веселости и легкости заставил меня возглавить наше шествие. Я первым обогнул небольшую рощицу и буквально столкнулся с группой пациенток-женщин, которые тоже совершали ежедневную оздоровительную прогулку.
Как правило, мы почти не встречались с особами противоположного пола. Впрочем, тем из нас, кто заработал поощрение примерным поведением, разрешалось побыть в обществе дам после ужина для светских бесед, игры в бридж и традиционных танцев, которые обычно устраивали по субботам. Вот только я до сих пор ни разу не заслужил подобной привилегии, поскольку мое поведение трудно было бы назвать примерным, а потому эта встреча с женщинами оказалась для меня первой. И за такую возможность следовало благодарить в первую очередь глубокий снег, заставлявший и нас и их строго держаться проложенных тропинок.
Большинство женщин были одеты по последней моде и даже дорого, но в нарядах многих сразу бросалась в глаза нелепая странность. Пальто и шляпы они надели так залихватски небрежно, что выглядели сильно подвыпившими клиентами модного ночного клуба, выбравшимися из него уже ближе к рассвету.
Сзади подошли остальные мужчины, и мисс Браш мгновенно воззвала к нашим рыцарским инстинктам, заставив сойти с узкой дорожки и уступить леди путь.
Дамы прошествовали мимо довольно-таки шаткой цепочкой, а самая последняя из них внезапно остановилась как вкопанная. Она была молода, в шикарной норковой шубе, а на черную шевелюру нахлобучила меховую шапку в русском стиле.
Быть может, меня слишком долго продержали вдали от женщин, но мне она сразу показалась самым красивым созданием, какое я встречал когда-либо в жизни. Ее лицо отличали экзотические черты и благородная бледность, как у тех изумительных белых заморских цветов, которые у нас выращивают только в оранжереях. В огромных глазах читалась неизбывная, неизгладимая печаль. И мне действительно никогда не приходилось прежде видеть на женском лице выражение такой трагической и безнадежной тоски.
При этом она не сводила пристального взгляда с одного из мужчин в нашей группе. Все тоже замерли. Никто не двигался с места. Складывалось впечатление, что нас всех сковали те же чары, то же заклятие, которое первой настигло ее.
Я располагался от нее всего в нескольких дюймах. Очень медленно она подняла затянутую в перчатку руку и прикоснулась к моему рукаву. При этом незнакомка вовсе не смотрела на меня. Не думаю, что она вообще осознавала мое присутствие. Но затем произнесла тихим и невыразительным голосом:
– Видите вон того мужчину? Он убил моего отца.
Почти в ту же секунду коллега мисс Браш из женского отделения подхватила незнакомку под локоть и настойчиво увлекла дальше по тропинке, спеша увести от нас. И среди мужчин и среди женщин после этого эпизода возникло некоторое оживление, прозвучали удивленные реплики, но все закончилось ничем.
Я бросил последний взгляд вслед девушке с экзотическими чертами лица и мучительной печалью в глазах. А затем повернулся, чтобы понять, в чью сторону она указывала. И я смог определить это сразу. Места для сомнений не оставалось.
Мужчина, который «убил ее отца», стоял рядом с мисс Браш. Это был Дэниел Лариби.
VI
Когда мы вернулись во «Второй флигель» и мисс Браш тщательно проследила, чтобы мы не забыли сменить промокшие носки, я пригласил Геддеса сыграть партию на бильярде. Мы едва успели закончить, как явился Джо Фогарти и повел меня на предобеденные физические процедуры.
Мы начали серию обычных телодвижений в кабинете физиотерапии. Джо тут же завел речь о Геддесе, которого считал славным малым. Он заявил, что ему вообще нравятся англичане, а Геддеса он причислял к типичным представителям этой нации. Ему самому довелось побывать в Лондоне в 1929 году, когда он победил чемпиона Англии, и все парни там показались ему похожими на Геддеса. Затем он продолжил перемывать косточки другим пациентам. По каким-то личным причинам он больше ни к кому не испытывал особых симпатий. Фенвика считал рохлей и неженкой, как девушка. Билли Трент, напротив, сплошь состоял из мускулов, и справиться с ним бывало порой нелегко.
А вот уже упоминание о мускулах моментально заставило его заговорить на излюбленную тему – о себе самом. С понятной гордостью он хвалился собственной силой, объяснял, почему он более классный борец, чем нынешние мозгляки, портреты которых печатают во всех газетах, а на самом деле они только позорят славный вид спорта, и лучше бы им вообще не появляться на борцовском ковре. Далее последовало несколько скабрезных историй о его интрижках с женщинами в Лондоне, хотя я к тому времени едва ли слишком внимательно слушал его. Обычно я находил его похвальбу занятной, но в этот момент все мои мысли занимала та девушка в русской шапке с печалью в глазах.
И как только подвернулся малейший повод, я попытался упомянуть о ней в нашем с Джо разговоре. Лицо Фогарти, похожее на морду добродушного бульдога, расплылось в понимающей ухмылке.
– Да, что есть, то есть, – сказал он. – Она на редкость хороша собой.
– А как ее зовут?
– Пэттисон. Айрис Пэттисон. Одна из бывших светских львиц с Парк-авеню. Отец разорился и выбросился из окна зимнего сада при своем пентхаусе. Причем на глазах у девушки. На нее это само по себе сильно подействовало. Когда же она узнала, что папаша оставил ей всего несколько тысяч баксов, а возлюбленный, не будь дурак, порвал с ней, то совсем рехнулась. Ее привезли сюда, и с тех пор она лечится у нас.
Наступила пауза, пока он с силой обрабатывал кулаками мне спину. Потом я спросил:
– Чем конкретно она больна?
– Мне всегда трудно запоминать эти их научные названия. У нее что-то вроде меланхии. Так, кажется?
– Меланхолия?
– Точно! Все время сидит, уставившись перед собой, и ничего не делает. Миссис Делл из женского отделения говорила мне, что у нее от этой Айрис иногда мороз идет по коже. Она может за целую неделю вообще ни слова не вымолвить.
Бедняжка Айрис! Я ощущал безграничную жалость к ней. И был глубоко потрясен, осознав, что впервые со времени смерти Магдален жалею кого-то, кроме себя самого. Быть может, я начал возвращаться к норме?
– Но сегодня вы не могли не слышать ее слов, Фогарти, – пришлось напомнить ему. – Что она имела в виду, когда обвинила Лариби в убийстве своего отца?
