Джорджетт Хейер - Шаги в темноте. Убийство Адама Пенхаллоу (сборник)
– Старуха Венгрин уже успела нажаловаться? – усмехнулся Пенхаллоу. – От этой поездки мне было больше пользы, чем от десятка микстур, которыми меня пичкает Лифтон. Я чуть не лопнул от смеха, глядя, как старая индюшка кулдыкает и топорщит перья!
Близнецы, услышавшие эту историю впервые, взорвались хохотом, но Ингрэм был слегка шокирован и укоризненно произнес:
– Вы не должны себе позволять подобное! Ведь жена викария…
Барт просто взвыл от восторга:
– У Ингрэма пятерка по поведению! Давай-давай, не подведи школу! Берите с него пример, ребята!
– Бремя белого человека! – провозгласил Конрад. – Пример для всей округи. Да здравствует наш pukka sahib!
– Заткнитесь, балбесы! – оборвал их Ингрэм, покраснев. – И все же при вашем положении, сэр…
– Да кто ты такой, чтобы учить меня, как себя вести? – притворно возмутился Пенхаллоу.
– Не знаю, как мы теперь посмотрим миссис Венгрин в глаза, – тихо проговорила Фейт.
– А я, например, не горю желанием заглядывать ей в глаза, – проворчал Юджин, запрокидывая голову Вивьен, чтобы она могла видеть его обворожительную улыбку. – Это свыше моих сил.
– У меня была лошадь, похожая на миссис Венгрин, – промолвила Клара. – Ты должен помнить ее, Адам, – гнедая с белой звездочкой. У нее была дурная привычка закидывать голову.
– Кстати о лошадях, – сказал Барт, повернувшись к Рэймонду. – Уинс считает, что это костный шпат.
– Что? – встрепенулся Пенхаллоу. – Если у лошади костный шпат, от нее надо немедленно избавляться.
– Правильно, – поддержала Клара. – Лошадь со шпатом – порченая лошадь.
– Чепуха, – буркнул Рэймонд, берясь за свою газету. – Занимайтесь своими лошадьми, тетя Клара, а с моими я сам как-нибудь разберусь.
– А чем будешь лечить? – спросил Барт. – Вытяжным пластырем?
– Да, он хорошо впитывает. Завтра утром осмотрю ее.
– Надо приложить холод, – посоветовал Ингрэм.
– Спасибо за подсказку, – раздраженно проворчал Рэймонд. – Еще будут советы?
– Я бы ее пристрелил, – заметил Конрад.
– Конечно, это же не твоя лошадь, – с зевком отозвался Юджин. – Брось, Рэймонд! Только загубишь ей экстерьер.
– Попробуй сделать свищ, – предложил Барт.
– Да замолчите вы все! – возмутился Рэймонд. – Это всего лишь нарост на кости.
– Йодистая ртуть, – сказал Пенхаллоу. – Нет ничего лучше.
Рэймонд усмехнулся и не стал продолжать дискуссию, которая становилась все оживленнее. Пенхаллоу принялся вспоминать все случаи костного шпата, произошедшие со времен его юности, близнецы затеяли шумный спор об оптимальных способах лечения, а Ингрэм и Клара пытались прорваться сквозь этот гвалт со своими ценными советами.
Сжав зубы, Фейт старалась уйти в себя, в тот мир, где не было лошадей, нахрапистых юнцов и грубых стариков, жарко натопленной спальни с чудовищной мебелью и множеством людей, где она должна была высиживать каждый вечер, страдая от пульсирующей головной боли и рези в глазах от мигания бесчисленных свечей.
Вивьен, приникшая к плечу мужа, мечтала о маленькой квартирке, где она могла бы остаться наедине с обожаемым Юджином и владеть им безраздельно, вдали от дурного влияния его толстокожих братцев. В Тревеллине она никогда не чувствовала, что он полностью принадлежит ей. Юджин мог пререкаться с братьями, но они были одной крови, имели множество общих интересов, и Вивьен опасалась, что из светского денди с артистическими наклонностями, за которого она выходила замуж, он незаметно превратится в заурядного провинциального землевладельца и навсегда осядет в ненавистном Тревеллине.
«Мне нужно вытащить его отсюда, – думала она. – Как угодно, только вытянуть Юджина из этого жуткого болота!»
Дискуссию о костном шпате и методах его лечения неожиданно прервал Пенхаллоу.
– Я хочу выпить! Где этот поганец Джимми? – заявил он и стал дергать малиновую ленту звонка.
Оживленная беседа родственников, сопровождаемая перебранкой, взаимными шпильками, криками и неуместными анекдотами, так и не привела к взаимному согласию. Зато они двадцать минут с наслаждением выпускали пар и были настолько довольны собой, что без сожаления оставили эту тему.
«Господи, как они омерзительны! – подумала Фейт. – Сил моих больше нет! Не могу больше! Сойду с ума!»
На звонок явились сразу двое: Рубен с массивным серебряным подносом, где стояли бутылки, графины, стаканы и блюдо с сэндвичами, и Джимми с рукой на перевязи и маленькой металлической тарелочкой, на которой разместилось остальное.
– Ты где шляешься, старый негодяй? – жизнерадостно приветствовал Рубена Пенхаллоу.
Тот поставил поднос на стол и шмыгнул носом.
– Если бы мистер Барт был так любезен и не обезручил этого молодца, я бы не опоздал, – строго сказал он. Взглянув на стенные часы, Рубен добавил: – Хотя нет, сэр, я как раз вовремя. Насколько я помню, вы всегда требуете выпивку в десять, а если вздумаете менять привычки в вашем-то возрасте, мы все будем в большой растерянности.
– Чертов нахал! – весело крикнул Пенхаллоу. – А что у тебя за дрянь на шее, Джимми? Сними немедленно и взбей мне подушки!
– Мистер Барт вывихнул мне запястье, – напомнил тот с видом мученика.
– И так знаю, дурень! Скажи спасибо, что не сломал, и прекрати этот маскарад! А ты, Барт, не трогай сводного брата, а то я с тобой разберусь!
Рэймонд, набычившись, воскликнул:
– Черт, это уже перебор! Убирайся отсюда, Джимми!
– Нет, никуда он не пойдет! – заявил Пенхаллоу. – Я хочу, чтобы он взбил мне подушки. Иди сюда, Джимми, мой мальчик! Не обращай на них внимания – я тебя в обиду не дам.
Джимми был так счастлив, что ему позволили проигнорировать Рэймонда, что быстренько вытащил руку из перевязи и засеменил к кровати. Но путь ему преградил Барт:
– Ты слышал, что тебе сказал мистер Рэймонд? Убирайся к черту, пока я не надрал тебе задницу!
– Барт! – загремел Пенхаллоу так грозно, что Фейт с испугу уколола себе палец.
– Я сам взобью тебе подушки, отец, когда этот паскудник уберется отсюда, – произнес тот, не поворачивая головы.
– Давай, Барт! – звенящим голосом поддержал брата Конрад.
Джимми отступил, поглядывая на дверь. Рубен невозмутимо расставлял стаканы на столе.
– Барт! – снова рявкнул Пенхаллоу.
– Не устраивай скандала, Барт, умоляю тебя, – вмешался Юджин. – Дело того не стоит!
Опустив голову, Барт нехотя повернулся к отцу, который уже замахнулся на него тростью. Злобные старческие глаза впились в лицо сына.
– Не будешь мне повиноваться, я с тебя шкуру спущу, – прошипел Пенхаллоу. – Джимми, мой крысенок, иди сюда!
Чуть поколебавшись, Барт с усмешкой пожал плечами и снова занял свою позицию у лакированного шкафчика. Джимми с видом оскорбленной добродетели перетряхнул подушки и расправил цветистое лоскутное одеяло, после чего спросил, что еще он может сделать для хозяина.
– Иди и больше не хами своим братьям, слышишь меня? Когда меня не станет, кто за тебя заступится? Проваливай!
– И нечего изображать больного, – добавил Рубен, направляясь вместе с Джимми к двери. – Не так уж и болит твоя рука, раз можешь подушки взбивать. Значит, и в буфетной найдется для тебя работа.
Когда дверь за ними закрылась, Пенхаллоу с улыбкой посмотрел на Барта.
– Ну ты, горячий дьявол! Закусил удила, так, что ли? Налей-ка отцу выпить!
Рэймонд, скомкав газету, поднялся со стула.
– Ты думаешь, я это потерплю? – ледяным тоном спросил он.
– Конечно, или тебе придется вытерпеть кое-что другое! – презрительно бросил Пенхаллоу.
– Наш сводный брат! Еще чего придумал! – возмутился Рэймонд.
– Да, он один из моих сыновей, – подтвердил Адам со злорадным блеском в глазах. – Посмотри на его нос!
– Не сомневаюсь, что это твое чадо! Но если ты воображаешь, будто он или еще кто-нибудь из твоих выродков может плевать на меня, то ошибаешься!
– Черт, но это же ты наплевал на приказ отца, – подал голос Ингрэм.
Рэймонд обернул к нему искаженное гневом лицо:
– Не лезь не в свое дело! Что ты вообще здесь делаешь? У тебя есть свой дом, вот и сиди там, тем более что за аренду платить не надо.
Конрад покатился со смеху и выкрикнул:
– Давай, хватай его за глотку!
Юджин начал хохотать, а Барт горячо поддержал Рэймонда. Среди хора сердитых голосов Пенхаллоу уверенно выводил сольную арию. Почувствовав, что надвигается очередная ссора, Вивьен сжала кулаки.
– Господи, как же я вас всех ненавижу! – громко объявила она.
Фейт трясущимися руками свернула свое вышивание и выскользнула из комнаты. Колени у нее дрожали, и она прислонилась к стене, чтобы успокоиться. «Ссоры стали происходить все чаще», – подумала она. В ушах у нее звучали разъяренные крики, и Фейт бросилась по коридору в главный холл, а оттуда вверх по шаткой лестнице в свою комнату, где рухнула в кресло, прижав пальцы к вискам.
Она представила Клэя среди бушующих родственников. Чувствительный, как мать, боящийся отца и братьев, вздрагивающий от крика, он, если и не сойдет с ума в Тревеллине, так уж точно подорвет нервную систему. Ему придется делать все то, чем занимаются его крепкие братья, хотя бы из страха заслужить их презрение, а значит, жизнь для Клэя превратится в нескончаемое страдание.
