Лилиан Браун - Кот, который читал справа налево (сборник)
– Национальное достояние?
– Кажется, как раз так их и называют…
– Хмм… А полицейским вы это рассказали, мистер Старквезер?
– Нет…
– Почему?
– Они ни о чем таком не спрашивали…
На какой-то миг Квиллер возликовал. Уж он-то мог себе представить грубого Войцека, допрашивающего лаконичного Старквезера. Потом он продумал еще один вопрос:
– Можете ли вы припомнить кого-либо, кто выказывал особый интерес к этим «охраняемым» предметам?
– Нет, но я хочу знать…
– Что? Что вы хотите знать, мистер Старквезер?
Партнер Лайка закашлялся.
– Несет ли студия ответственность… я разумею, если обнаружится что-нибудь незаконное… могли бы они…
– Сомневаюсь. Почему вы не поспите, мистер Старквезер? Почему не примете таблетку и не попробуете уснуть?
– О нет!.. Я должен идти в студию… Я же не знаю, что сегодня произойдет… Ужасная, знаете, нервотрепка…
Когда Старквезер повесил трубку, Квиллер чувствовал себя так, будто ему выдернули все зубы. Он пошел в кухню сделать кофе и увидел там Коко, растянувшегося на холодильниковой подушечке. Кот лежал на боку, откинув назад голову и закрыв глаза. Квиллер заговорил с ним – он и усом не шевельнул. Он погладил кота, и тот испустил во сне глубокий вздох. Задняя лапа Коко подрагивала.
– Сны смотришь? – спросил Квиллер. – Что тебе снится? Цыплячье кэрри? Люди с ружьями, издающими грохот? Я и в самом деле хочу знать, чему ты был свидетелем.
Когда телефон зазвонил еще раз, звонок прервал Квиллерово бритье, и он ответил с тихим недовольством. Он видел в бритье возвышенный обряд: частью – поклонение предкам, частью – подтверждение мужественности, частью – проявление респектабельности, и обряд этот требовал предельного артистизма.
– Это Коки, – сказал задыхающийся голос. – Я только что услышала по радио объявление о Дэвиде Лайке. Я не могу этому поверить.
– Все так, он убит.
– Как по-вашему, кто это сделал?
– Откуда мне знать?
– Вы сердитесь на меня? – спросила Коки. – Сердитесь, потому что я предложила на обложку эллисоновский дом.
– Я не сержусь, – ответил Квиллер, смягчая тон. Он сообразил, что ему может понадобиться задать Коки несколько вопросов. – Я бреюсь. У меня все лицо в пене.
– Простите, что так рано звоню.
– Я вам скоро перезвоню, и мы пообедаем.
– Как там Коко?
– Прекрасно.
После прощания у Квиллера возникла идея. Он стер с лица пену, разбудил Коко и посадил его на словарь. Коко выгнул спину в напряженном, вибрирующем потягивании. Он встопорщил усы, потупил глаза и широко зевнул, показав тридцать зубов, ребристое нёбо, пять дюймов языка и добрую половину глотки.
– О’кей, давай сыграем, – предложил Квиллер.
Коко трижды повернулся на месте, потом перекувырнулся и принял ленивую позу на раскрытых страницах словаря.
– Игра! Игра! Играть! – Квиллер впился ногтями в страницы, чтобы напомнить.
Коко скромно перевернулся на спину и удовлетворенно изогнулся.
– Бездельник! Да что с тобой случилось?
Коко не согласился сотрудничать, пока Квиллер не помахал у него под носом сардинкой. Однако игра оказалась невыразительной: Майами и Майданек, лук и лукавый, скандал и Скандинавия. Квиллер надеялся на более существенный улов. Правда, ему пришлось признать, что в паре слов был какой-то смысл. Открытая им банка сардин гласила: Сделано в Норвегии.
Квиллер поспешил к себе в офис и схватил следующий выпуск «Любезной обители». Но мысли его витали где-то вдалеке от журнала. Он подождал, пока, по его расчету, Старквезер не доберется до студии, и позвонил домой к миссис Старквезер.
Она разрыдалась.
– Не правда ли, это ужасно! – закричала она. – Мой Дэвид! Мой дорогой Дэвид! Кому вздумалось учинить такое?!
– Трудно понять, – сказал Квиллер.
– Он был так молод! Всего тридцать два, знаете. И так полон жизни, талантливых идей. Не знаю, что Старк будет без него делать!
– У Дэвида были враги, миссис Старквезер?
– Не знаю. Я вообще думать не могу. Я так расстроена.
– Может быть, кто-нибудь завидовал успеху Дэвида? Была кому-нибудь выгодна его смерть?
Слезы перешли в шмыгание носом.
– Особой выгоды никто не получил бы. Дэвид жил широко, и все проматывал. Он не сберег ни пенни. Старк всегда его предостерегал.
– А что будет с Дэвидовой долей в студии? – спросил Квиллер со всей небрежностью, какую мог изобразить.
– О, она, конечно, отойдет Старку. Таково было соглашение. Старк вкладывал в бизнес все деньги, а Дэвид – талант. У него так много его было! – всхлипнув, добавила она.
– Была у Дэйва какая-нибудь семья?
– Никого. Ни одной живой души. Я думаю, оттого он и затевал так много вечеринок. Хотел, чтобы вокруг него были люди, и думал, что должен покупать их привязанность. – Миссис Старквезер испустила шумный вздох. – Но он ошибался. Люди и без того его обожали.
Квиллер закусил губу. Ему хотелось сказать: «Да, но разве он был не скотина? Разве не говорил гадостей о людях, которые теснились вокруг? Разве вы не знаете, что Дэвид звал вас пьянчужкой средних лет?»
Но вместо этого он сказал:
– Интересно, что будет с его коллекцией восточного искусства?
– Не знаю, право, не знаю. – Ее тон стал тверже. – Однако я могу припомнить трех или четырех паразитов, которым хотелось бы наложить на коллекцию лапу.
– Не знаете ли, упомянуты произведения искусства в завещании Дэвида?
– Нет, не знаю. – Она чуть-чуть подумала. – Я не удивилась бы, узнав, что он оставил коллекцию молодому японцу, который у него стряпал.
– Почему вы так думаете?
– Они были очень близки. Дэвид положил начало поварской карьере Юши. И Юши был предан Дэвиду. Мы все были преданы Дэвиду. – Слезы возобновились. – Я рада, что вы меня не видите, мистер Квиллер. Я ужасно выгляжу. Плачу, плачу и не могу остановиться. Благодаря Дэвиду я чувствовала себя молодой. И вдруг стала такая старая…
Затем Квиллер позвонил в «ОРГУР». Он узнал вкрадчивый голос, ответивший ему.
– Боб, это Квиллер из «Прибоя».
– А, в самом деле! Телефонные провода нынче так и гудят. Телефонная компания может декларировать сверхдоход.
– Что вы слышали об убийстве Дэйва?
– Увы, ничего такого, что стоило бы повторить.
– На самом-то деле я звоню, – быстро нашелся Квиллер, – чтобы спросить про Юши. Не знаете ли, можно будет его пригласить постряпать для банкета? Я даю вечеринку в честь одного парня, который собирается жениться.
– Уверен, – сказал Орекс, – что у Юши теперь будет масса времени – ведь Дэвид в мире ином… Он вписан в телефонную книгу под рубрикой «Международная кухня»… А увидим ли мы вас на посмертном возлиянии?
– А что это такое?
– О, разве вы не знаете? Когда Дэвид писал завещание, то выделил деньги на пьянку с коктейлями – для всех своих друзей – в «Толедо»! Без нытья – только смех, танцы и выпивка, пока не кончатся деньги. А в «Толедо» они очень быстро кончаются.
– Дэвид был воистину личностью! – сказал Квиллер. – Я хотел бы написать о нем очерк для газеты. Кто были его лучшие друзья? Кто сможет меня хорошенько о нем проинформировать?
Орекс на несколько секунд замялся:
– Старквезеры, конечно, и Нойтоны, и милый Юши, и несколько бесстыжих бездельников вроде меня.
– А враги?
– Возможно, Жак Буланже, но в наши дни трудно отличить друга от врага.
– А были в его жизни девушки?
– Ах да, девушки, – сказал Орекс. – Была у него Луиза Эвери, но она вышла замуж и уехала. И было еще создание с длинными прямыми волосами, которое работает на миссис Мидди, – забыл, как ее зовут.
– По-моему, – отозвался Квиллер, – я знаю, кого вы имеете в виду.
Шестнадцать
Квиллер взял такси, чтобы добраться до Сорбоннской студии. О визите он условился по телефону: женщина с обворожительным французским акцентом пригласила его приехать tout de suite[19], если он желает rendevous[20] с мсье Буланже.
В такси он снова задумался о Коки. Теперь он знал! Коко учуял ее обман. Коко пытался выразить это сообщение, когда ущипнул Коки за голову и лизнул фотографию из ее бумажника.
Квиллер уловил только общие контуры снимка, но почти догадался, чье подобие лизнул кот: эта артистическая поза, эти светлые волосы! А теперь он знал! Коки, столь искренняя, столь безоружная, – оказалась способна на двойную игру! Позволила Квиллеру представить ей Дэвида, и дизайнер принял игру – лишь чуть заметно изменился его взгляд. Сыграл ли он джентльмена в импровизированной сценке? Или был предварительный сговор?
Если Коки обманула Квиллера один раз, то, вероятно, обманула его и второй. Не была ли заварушка с эллисоновским домом ее работой? Не было ли у нее связей с «Утренней зыбью»?
