Карл-Йоганн Вальгрен - Тень мальчика
Два дециметра. Данни удивился точности своих действий, словно он заранее знал, что делать в подобной ситуации. Человек посмотрел на него с удивлением, когда Катц внезапно поднял руку, приставил к его виску твердый металлический предмет и спустил курок. Удивление и, как показалось Катцу, радость прочитал он во взгляде живого мертвеца, но длилось это секунду, не больше, – тот рухнул на Данни, придавив его своим телом.
Данни не имел ни малейшего представления, сколько он так пролежал. Час? Сутки? Слуховые галлюцинации, ему показалось, что мертвец, теперь уже настоящий, говорит что-то по-шведски… или это все же был Кристофер?
Постепенно, как вода прилива, наркотическое опьянение отступило. Вернулась сила в мышцы, он мог двигаться.
Уже был вечер. Ураган прошел дальше. Деревня выглядела как поле боя. Рухнувшие хижины, разбитые стекла, сорванные крыши. Повсюду мусор, какие-то железяки, может быть, запчасти к тракторам, валялись на земле – чугунные чушки, которые, по мнению Данни, не только ветром, а и подъемником не просто поднять. Дикие собаки провожали его взглядом, но держались на расстоянии. «Лендровера» не было. Клингберг уехал на нем, даже не дожидаясь конца задуманного им спектакля.
На втором этаже на столе так и лежал его мобильник, и он зазвонил в ту же секунду, как Катц открыл дверь. Катц решил, что это Клингберг, но это был Йорма. Голос из другого мира.
– Данни, это ты? Мы нашли Лизу… с ней все в порядке… мы…
Последние миллиамперы зарядки испарились, и телефон замолчал.
* * *Он снял комнатку в районе Лас-Мальвинас, в северном пригороде Санта-Доминго. Обстановка более чем аскетическая: кровать, лампа, жестяной умывальник. Туалет и душ в коридоре.
В первый вечер Данни купил несколько граммов ямайканской травы у уличного дилера. Свернул несколько джойнтов и курил у окна, рассеянно глядя на закат. Вновь мгновенно, без всякого перехода, наступила темнота. Море было абсолютно спокойным, даже непохоже на море, зеркальная поверхность напоминала скорее какое-нибудь лесное озеро. Здесь тоже прошел ураган, но особых разрушений не вызвал.
Его довез водитель грузовика, перевозившего керамику из Порто-Пренса в Санта-Доминго. Данни сам не понимал, откуда взялись силы. Как он дотащился до ближайшей гаитянской деревни в джунглях, спотыкаясь и падая на раскисшей глине. Люди оказались добрыми и гостеприимными, позвали случайно оказавшегося в соседнем поселке врача из организации «Врачи без границ». Тот обработал огнестрельную рану в бедре, его уложили спать в гамаке в доме миссионеров, накормили, отпоили какими-то травами и на следующее утро остановили грузовик.
На зеркале заднего вида болталась кукла ребенка в украшенном блестками платье.
– Эрзули Фреда? – спросил Данни и получил в ответ самую широкую улыбку, какую видел за много лет.
Он не знал, сколько он здесь пробудет. Пока не оклемается окончательно, пока не прояснится сознание.
Состояние улучшалось – медленно, но улучшалось. Яд еще не выветрился, мышцы слушались плохо, но рана в бедре заживала на удивление быстро. Он старался не думать об убитом им зомби.
В тот же вечер позвонил Эве.
– Мне тебя не хватает, Данни, – сказала она. – Когда ты вернешься?
– Не знаю…
– Ты сожалеешь, что мы с тобой переспали?
– Нет. Не думаю…
Он вслушался в ее спокойное дыхание, попытался представить, какой мир воцарился в ее душе, когда она нашла Лизу. Она рассказывала, как это произошло, но он мало что понимал – не мог сосредоточиться. И даже не пытался что-то рассказывать сам. Все под контролем, сказал он банальную фразу.
– Как только вернешься, дай о себе знать, Катц. Представляешь, каково будет разгребать всю эту историю юридически?
Он делал все, что требовалось, – наводил справки, обдумывал, достал карту гавани. Как-то утром он пошел на Авенида Сарасота, улица не центральная, но и не очень далеко. Розовое здание построено, судя по стилю, в конце пятидесятых. Рельеф над входом представлял собой менору – семисвечник.
Была суббота. Утренняя служба уже началась. Катц взял с полки кипу и двуязычный молитвенник. Слева – испанский, справа – иврит. Кантор стоял на подиуме и читал амиду, перемежая пением. Катц открыл молитвенник на нужном месте.
Человек тридцать мужчин и женщин сидели по разные стороны от прохода. Была даже драпировка, отделяющая правую половину от левой, но она не использовалась. В основном сефарды, темнокожие, небольшого роста.
На него никто не обращал внимания, видимо, привыкли к американским туристам.
Голос кантора был усыпляюще прекрасен – глубокий, бархатный тенор. В сегодняшней службе речь шла о мести, о том, что Божье возмездие справедливо, оно не может быть несправедливым, но почти всегда неисповедимо. А человеческая месть понятна, но суетна и несправедлива.
Кантор после службы неожиданно направился прямо к нему и представился. Был очень удивлен, когда Катц сказал, что он из Швеции. Рассказал про еврейскую общину – первую в Новом Свете. Первые сефарды прибыли с испанскими колонизаторами и скрывали свою веру. Потом прибывали евреи с голландских Антильских островов, а во время войны – беженцы из Европы. Трухильо, кстати, не возражал против миграции. На собранные Всемирным еврейским конгрессом деньги купили землю на севере острова и домашний скот.
Кантор, смеясь, рассказал о немецкоговорящих ученых, профессорах и академиках, превратившихся в крестьян и животноводов.
– А вам тоже нужна помощь?
– Да…
– Скажите какая.
– Не пугайтесь… мне нужно купить пистолет.
Кантор посмотрел на него очень серьезно.
– У вас трудности?
– Только для самозащиты. Надеюсь, что мне не придется им воспользоваться.
Кантор явно сомневался. Он же не знал Данни, и просьба вполне могла показаться абсурдной.
– Все, что я могу сделать для вас, – дать номер телефона. Все остальное – ваше дело. Шабат продолжится еще… – он посмотрел на часы, – еще восемь часов. Приходите после авдалы.
* * *Яхта стояла у дальнего пирса, среди других роскошных частных судов. Он посмотрел в бинокль – «Санта-Рохус». Панамский флаг. Теперь – панамский.
– Плачу тысячу песо, если ты меня туда доставишь.
Парень, рулевой экскурсионного катера, посмотрел на него презрительно.
– Сейчас? Уже темнеет.
– Да, сейчас.
– А что ты там собираешься делать? Меня не втягивай.
– Посмотреть. Просто посмотреть.
Катц достал из кармана пачку денег, добавил пятидесятидолларовую бумажку и протянул парню. Тот чуть ли не брезгливо взял деньги, и Данни почувствовал, как в нем опять поднимается темная волна ярости – теперь уже совсем не по адресу. Усилием воли подавил раздражение и постарался половчее спрыгнуть в катер, что далось не без труда – мышцы все еще слушались плохо.
Данни снял водонепроницаемый рюкзак и поставил на слань. Рюкзак почти ничего не весил, да в нем и не было ничего, кроме баллончика с перечным спреем, карманного фонарика и миниатюрного «кольта».
Стемнело, как всегда в этих широтах, очень быстро – когда они покинули устье Озамы, была уже ночь. На судах в гавани зажглись бортовые и топовые огни.
«Санта-Рохус». Яхта, которую он когда-то разбомбил, обозлившись, что не нашлось ничего ценного. Это было несколько веков назад, в другой жизни.
Они обогнули довольно короткий внешний пирс. Катц посмотрел на часы. Половина седьмого. Солнце зашло, но жара не спадала, ощущение, что завернут в согревающий компресс.
– Ближе подходить не стану, – сказал рулевой. – Пирсы патрулируют по ночам. Будем возвращаться, или отвезти тебя на набережную?
Он обернулся и остолбенел от неожиданности: странный пассажир исчез. В катере его не было.
Пирс освещен фонарями и перекрыт железной решеткой, на ночь ее запирают, и с берега на пирс не пройти. Мало этого – у решетки стоит охранник. Чуть подальше, на чьей-то яхте, больше напоминающей освещенный трехэтажный дом, что-то празднуют.
Катц подплыл к корме соседней яхты и ухватился за якорную цепь. В тени широкой кормы разглядеть его невозможно. Мужчина в смокинге вышел на палубу и помочился через релинг. Катц не шевелился. Боли в раненой ноге он не чувствовал. Пахло отработанным моторным маслом и жареным на углях мясом. Он дождался, пока денди в смокинге застегнет ширинку и уйдет с палубы.
«Санта-Рохус» стояла без огней. Клингберг был где-то еще, но рано или поздно он вернется. Катц не торопился. Месть не обязательно подавать в горячем виде.
Он проплыл вокруг «Рохуса», стараясь держаться поближе к корпусу. Прислушался. В каютах темно, полная тишина. На палубе ни единого человека. Иногда на яхтах такого класса оставляют вахтенных. Но не на «Санта-Рохусе».
На транце укреплен трамплин для ныряния, рядом – никелированная лестница с поручнями. Катц осторожно поднялся по металлическим с резиновым покрытием ступенькам и присел у ближайшей каюты.
