Элизабет Хейнс - Ласковый голос смерти

Естественно, стоило мне открыть дверь, улыбка исчезла с моего лица.

— Колин Фридленд? Детектив-констебль Кит Топпинг. А это мой коллега Саймон Льюис. Можно войти?

— Сейчас не слишком удобно, — ответил я, окидывая их взглядом.

Тот, что помоложе, — Льюис? — был выше меня и вдвое шире. Настоящий регбист. Я хотел спросить, играет он в нападении или в защите, но удержался.

— Вот как? — спросил Льюис. — Почему же?

— Я готовлю обед, — сказал я.

— Боюсь, дело срочное, — заявил Топпинг.

Ну и имя. Кит Топпинг? Наверняка его дразнили в школе — как там его звали, Тип-Топ?

После короткой дискуссии меня арестовали и повели к полицейской машине, неприметно припаркованной в конце улицы. Забавно, что первая моя мысль была вовсе не о том, что что-то случилось с матерью в доме престарелых, — я сразу понял, кто они такие. Похоже, в моей жизни начиналась новая восхитительная глава — новая игра по новым правилам. Сидя на заднем сиденье со скованными за спиной руками, я улыбался, с наслаждением предвкушая то, что будет дальше.

Эти двое — тупой и еще тупее. Те же, что меня арестовали. Худой теперь сидит в кресле в углу, а тот, что похож на регбиста, — на пластиковом стуле, слишком маленьком для его жирной задницы, за столом напротив меня. Я молча жду.

— Колин Фридленд, вы арестованы по подозрению в убийстве Рашель Хадсон, Робина Даунли, Шелли Бертон, Эдварда Ленгдона, Даны Вилишчевиной и Эйлин Форбс. Вы вправе ничего не говорить, но если вы не упомянете на допросе того, на что впоследствии станете ссылаться в суде, — это может повредить вашей защите. Все сказанное вами может быть использовано в качестве доказательства.

Я молчу.

— Как я уже упоминал, вы имеете право на законного представителя. Вы сказали, что не желаете присутствия адвоката, но хочу напомнить, что вы вправе в любой момент изменить свое решение. Вам понятно?

— Да, — отвечаю я. — Мне не нужен адвокат.

— Допрос записывается на DVD, Колин. Вам понятно все, что я сказал?

— Да, конечно, — киваю я.

— Хорошо. Давайте начнем. Можете рассказать, когда вы познакомились с Рашель Хадсон?

Приходится искренне задуматься. Похоже, они считают, что я крепкий орешек, и приготовились к долгому броску, словно рыбаки, идущие в Северную Атлантику.

— Кажется, где-то в начале февраля. Не помню точно.

Я ожидаю, что они переглянутся, — я почти чувствую их удивление, подобное электрическому разряду. Вряд ли они думали, что все окажется так просто. И все же они до сих пор ничего не понимают.

— Как вы познакомились?

— В парке в Бэйсбери. Она там бегала. Вернее, сидела на скамейке — но занималась там бегом. Мы с ней разговорились.

— О чем?

— Я почувствовал, что ей плохо, и попытался помочь.

— Вы бывали дома у Рашель Хадсон?

— Да, — отвечаю я. — Она меня пригласила.

— Только в тот раз или вы еще приходили?

— Приходил, после того как она умерла.

Наступает короткая пауза, нарушаемая лишь жужжанием DVD-рекордера. Оба таращатся на меня.

— Колин, вы убили Рашель Хадсон?

— Нет, конечно, — улыбаюсь я. — Она все сделала сама. Я просто хотел ее утешить, убедиться, что принятое решение доставит ей лишь радость.

Снова пауза — они переваривают услышанное, явно пытаясь придумать новую стратегию допроса, поскольку нынешняя, очевидно, ведет в никуда.

— Вы помогли ей покончить с собой?

— Нет, — говорю я.

— Вы к ней прикасались?

Я на мгновение задумываюсь, пытаясь вспомнить.

— Пожалуй, нет. Может, дотронулся до руки или вроде того. Но силы не применял никогда.

— Она говорила вам, что хочет покончить с собой?

— Да.

— Что она говорила?

— Вроде она говорила, будто иногда ей кажется, что она была бы только рада, если бы ее не стало.

— Вы не предлагали ей обратиться за помощью? Поговорить с кем-нибудь о своих чувствах?

— Она говорила о своих чувствах со мной.

— Но вам не кажется, что следовало бы попытаться помешать ей покончить с собой?

— Нет. Это было ее решение — решение взрослой женщины.

— И вы не сообщили о ее смерти?

— Нет.

— Почему?

— Разве это не дело родственников?

Я весело улыбаюсь Льюису, но он не улыбается в ответ.

— Вы пытались отговорить Рашель от самоубийства?

— Зачем? Приняв решение умереть, она стала намного счастливее. Разве это плохо?

Льюис не отвечает и впервые с начала допроса смотрит на Топпинга. Тот уже начинает выходить из себя, а ведь мы разговариваем всего минут пять или около того. Мне его почти жаль.

Поколебавшись, он заходит с другой стороны:

— Вы давали Рашель мобильный телефон?

— Да.

— Зачем?

— Чтобы поддерживать с ней связь.

— Она когда-нибудь звонила вам с этого телефона?

— Нет. Я сам несколько раз звонил ей на этот номер.

— И вы забрали у Рашель ее собственный телефон?

— Да. Она хотела прекратить все контакты с семьей. Телефон был ей больше не нужен.

— Вы взяли его без разрешения?

— Нет, она разрешила мне его взять.

— Что вы сделали с телефоном?

— Я от него избавился.

— Каким образом?

— Точно не помню. Возможно, выкинул где-нибудь в урну.

Льюис тяжело вздыхает и сверяется со своими записями, затем говорит:

— Вернемся к мобильному телефону, который вы оставили дома у Рашель. Вы сказали, что несколько раз ей звонили. Что вы говорили?

— Точно не помню. Я звонил, чтобы узнать, как у нее дела, не нужно ли ей чего-нибудь.

— Вы знали, что она умирает от голода?

— Да.

Они снова переглядываются, и я улыбаюсь. Веселье отменное. Может, стоило сознаться во всем еще несколько месяцев назад.

— Вы не думали, что ей нужна еда?

— Нет. Именно так она решила умереть. Если бы я привез ей еду, я бы поступил против ее воли. Она уже выбрала этот путь и была в своем праве.

Льюис впервые за все время слегка повышает голос:

— Она выбрала свой путь?

— Именно, — беспечно заявляю я. — Каждый из нас выбирает свой путь, детектив-констебль Саймон Льюис. Вы ведь тоже выбрали свой? И вы, детектив-констебль Кит Топпинг. Лишь выбрав свой путь и ступив на него, понимаешь, что такое настоящее счастье. Вы не согласны?

Аннабель

Машина Сэма остановилась у бокового въезда на полицейскую автостоянку и развернулась. Я открыла дверцу и села.

— Все в порядке? — спросил он.

Я позвонила ему на мобильный, и, судя по удивленному тону, он не ожидал, что я освобожусь так рано. Сперва я хотела поехать на автобусе или такси к себе домой и послать ему эсэмэс, но поняла, что он все равно приехал бы туда. А запираться в доме, отрезая себя от всего мира, у меня больше не было желания.

— И да и нет. Меня отстранили от дела. Похоже, меня больше к нему не допустят — я теперь жертва преступления.

— Это хорошая новость или плохая?

— Хорошая новость — преступника арестовали и будут допрашивать, видимо, сегодня днем.

— В самом деле? И кто он?

— Сэм, я не могу об этом говорить.

— За кого вы меня принимаете? Вы же знаете — назвать его имя, пока не предъявлено обвинение, я все равно не могу. Завтрашний выпуск уже ушел в печать. В местных новостях обязательно появится сообщение об аресте. К утру вторника все уже будут все знать.

— Ладно, в таком случае я не хочу об этом говорить. Так лучше?

Он замолчал, и мне стало его жаль, — в конце концов, он-то был ни в чем не виноват. Лобовое стекло усеивали капли дождя, слышался скрежет стеклоочистителей. Я попыталась сменить тему, чтобы подбодрить Сэма:

— В городе было что-нибудь интересное?

— В общем, нет, — ответил он.

— Что-то вы не в духе.

— Вовсе нет.

— А я вижу, что да.

Он не ответил, и я поняла, что права. Терпеть не могу, когда кто-то хандрит.

— Послушайте, — сказала я, — что, если я куплю для всех нас еду навынос? Хочется поблагодарить вас и ваших родителей за то, что так долго меня терпели.

— Это лучше обсудить с Айрин, — ответил он. — Вряд ли вам удастся нарушить график ее стряпни. Она планирует ее, словно военную операцию.

— В любом случае хотелось бы вас поблагодарить, — сказала я. — Вещи я соберу позже, может, останусь еще на ночь — вы не против?

— О чем вы? — удивился он. — Уходите?

Остановившись на светофоре, он повернулся ко мне. На лице его застыл такой ужас, словно я собралась отпилить себе ногу.

— Сэм, вам больше не нужно за мной присматривать. Преступник за решеткой. Дома мне ничто не угрожает.

— Дело не только в нем, — сказал Сэм. — Мне просто не хочется, чтобы вы были одна. Вам многое пришлось пережить, и вам нужны друзья.

— Вы очень ко мне добры. Но рано или поздно все равно придется вернуться домой. И, думаю, лучше всего сделать это сейчас.

Он столь долго не сводил с меня взгляда, что сзади начали гудеть, — сигнал светофора уже успел смениться. Сэм тряхнул головой и поехал дальше.