Кэрол Дуглас - Красный замок

Квентин Стенхоуп перехватил мой взгляд и подмигнул мне, прежде чем с абсолютно непроницаемым выражением лица повернуться обратно к Ирен и ее театральному другу.

Отлично! По крайней мере, хоть кто-то в этой компании понимает, что я умна и наблюдательна, а не просто играю роль Санчо Пансы при Дон Кихоте в женском обличье.

– Возвращаясь к Трансильвании, – обратилась примадонна к Брэму; голос ее звучал обеспокоенно. – Вы описывали сложную пересеченную местность.

– Без сомнения!

– И именно туда, по-вашему, отправили Годфри?

– Я не являюсь представителем интересов Ротшильдов. – Мистер Стокер направил обвиняющий взгляд на Квентина Стенхоупа, которого, по-видимому, считал таковым. – Я просто путешественник, странник, но научился запоминать и изучать каждую деталь во время своих одиноких прогулок. Мне видится… какое-то древнее зло, таящееся меж выбеленных временем склепов гор. Я бы не удивился, встретив в лесу трех макбетовских ведьм, склонившихся над кипящим котлом.

– Или одну ведьму над миской горящих углей, – пробормотала Ирен, глядя на меня.

Было ясно, что она принимает во внимание склонность Брэма Стокера к драматичному преувеличению. Ее комментарий, обращенный ко мне, высмеивал театральность, присущую как ему, так и самой примадонне.

И мне? И Квентину? Возможно. В этом мире каждый из нас чуточку переигрывает, исполняя свою партию на сцене жизни. В каком-то смысле мы все лишь актеры. Забавно, что именно двум самым безыскусным участникам нашей труппы, по всей видимости, грозит наибольшая опасность.

– Итак, Брэм, – подобно дирижеру, взмахом палочки указывающему оркестру, что начинается следующая часть музыкального произведения, Ирен вынудила собеседника сменить тему разговора, – почему вы оказались в борделе?

Брэм Стокер, в прямом смысле слова, ощетинил свою огненную бороду:

– А почему там оказался мистер Стенхоуп? – Он посмотрел на Квентина.

– По той же причине, я полагаю, что и вы, – сказал тот. – Я расследовал убийства куртизанок, произошедшие ранее в Праге. К сожалению, еще одно случилось именно в тот момент, когда я… мы… присутствовали там. Ирен говорила мне, что вы приехали сюда раньше нас, но я не знал, кто вы такой, когда вытаскивал вас из лап узколобых богемских властей. Кстати, они абсолютно ничего не знают о возможных международных последствиях этих убийств, и пусть остаются в неведении и дальше.

Брэм выглядел слегка ошеломленным:

– Вы абсолютно правы. Я вернулся в Прагу, потому что понятие не имел, как действовать в Трансильвании. Укрепления в горах, казалось бы, взывают к штурму, но блестящий военный стратег я лишь в своих книгах и на подмостках. – Он тяжело вздохнул. – Правда в том, Ирен, что я хорош только в качестве шпиона, который бродит вокруг театра военных действий и собирает сведения у местных жителей. Покорение замков не входит в число моих навыков.

– Вы уверены, что нашли замок, который нужно штурмовать? – спросила она.

– Возможно. Между тем, мы теперь причастны к еще одному убийству в борделе. Это ужасно неловко.

– Вовсе нет, – сказал Квентин, отталкиваясь от камина, который служил ему опорой. – Это неприятно, но ничего неловкого тут нет. Я был в Праге достаточно долго, чтобы понять: в городе произошла серия убийств проституток.

– Сколько?

– Может быть, четыре или пять. Они случались на протяжении нескольких месяцев. Убийство жриц любви – не редкость, но эти были совершены с невероятной жестокостью.

– Когда? – спросила Ирен.

– До парижских инцидентов.

– И до прошлой осени в Лондоне?

– После Лондона.

– Так… Лондон, Прага, затем Париж… и теперь вновь Прага. Зачем убийце, человеку, одержимому определенным типом женщин – обычно ночными бабочками, которых везде сколько угодно, – ездить туда и обратно по всей Европе, как поезд по расписанию? Может, так оно и есть? Он путешествует на поезде?

– А как насчет, – вставила я, – твоих открытий в Париже? Дни почитания святых и символическое расположение мест преступлений?

– Действительно. Как насчет мест? – Золотисто-карие глаза Ирен вспыхнули, как русский янтарь цвета спелой вишни. – Квентин! Мне нужна карта лондонского Уайтчепела с отмеченными на ней локациями убийств, совершенных Потрошителем. Достанешь такую для меня?

Стенхоуп поднял руки со свежим маникюром:

– И разумеется, сию же минуту?

– Без сомнений. Свяжись с человеком в Министерстве иностранных дел, и тебе окажут содействие. С человеком по имени Майкрофт… Холмс.

Квентин Стенхоуп побледнел под бронзовым загаром:

– С человеком в министерстве? Господи, Ирен, да он и есть министерство. Беспокойство, причиненное сему джентльмену по нежелательному или слишком мелкому поводу, может стоить мне головы.

– Что-то мне подсказывает, он будет нам полезен. Можешь упомянуть имя Шерлок.

– Шерлок. Хм-м-м. Интересно. Я тотчас телеграфирую. – Стенхоуп схватил шляпу и вышел из комнаты, лишь коротко кивнув на прощание.

Я опешила от такого поворота событий и спросила Ирен:

– Ты действительно хочешь дать знать Шерлоку Холмсу, в каком направлении мы двигаемся?

– Нет, Пинк, я не хочу, но ничего не поделаешь. Кроме того, он гораздо сильнее меня предан науке – до такой степени, что не позволит себе погрязнуть в болоте религиозной символики. Он предложил мне помощь своего высокопоставленного брата, и я приму ее. Кроме того… – она улыбнулась как никогда тонко, – если он решит, что я вторгаюсь на его территорию лишь благодаря поддержке Майкрофта Холмса, он не будет пристально следить за мной и, скорее всего, оставит нас в покое, чтобы мы закончили наши спасательные работы. У него нет в этом деле личных интересов, в отличие от нас. И я не собираюсь жертвовать безопасностью Годфри или Нелл ни ради избавления от мигрени любой из королевских голов в мире, ни ради чьих-либо скрытых мотивов.

Я поняла, что она также предупредила и меня насчет моих интересов.

Брэм Стокер поднялся наконец с пуфика, на котором смиренно выслушивал выговор, и наклонился над картой Праги, которую Ирен использовала в качестве скатерти.

– Замечательно, – пробормотал он. – До того как прибудет Стенхоуп, чтобы рассказать нам о расположении мест лондонских преступлений, я полагаю, можно составить карту аналогичных происшествий в Праге. Вот. Это место, где находится бордель, в котором мы со Стенхоупом, э-э-э, повстречались. А здесь – старое еврейское кладбище, всего в нескольких кварталах отсюда.

– Так и есть. – Ирен встала возле писателя. Она выглядела фарфоровой куклой рядом с большим и дружелюбным плюшевым медведем.

Я внимательно наблюдала за нашим гостем, не забывая о том, что примадонна обозначила космополитичного ирландца как подозреваемого на роль Потрошителя: он допоздна работал в театре, был в Лондоне во время уайтчепелских ужасов, находился в Париже в мае, когда вновь была убита женщина, и мог с легкостью ускользнуть в Прагу во время своей уединенной пешей «прогулки» в далекие и неизведанные края. В Праге же оказался уже второй по счету бордель, в котором Брэма нашли в тот же самый вечер, когда обнаружили мертвую женщину. Добавьте к этому его очевидное увлечение оккультными и мистическими делами… Мистер Стокер все еще оставался одним из главных подозреваемых. Крафт-Эбинг отмечал в своей книге, что убийцы на почве похоти часто выглядят совершенно обычными людьми, которых невозможно заподозрить в чем-либо подобном. Кроме того, интеллигенту вроде Стокера проще сбежать незамеченным с места преступления, в то время как Джеймс Келли слишком очевидно безумен, чтобы выступать в роли хитроумного злодея, которого во всем мире называют Дерзкий Джек.

Ирен достала из своего саквояжа этюдник, принадлежащий Нелл, и вытащила один из множества хранящихся там рисунков.

– Существует человек, с которым мы столкнулись в наших расследованиях, – сказала она мистеру Стокеру. – Он находился в Париже в то же время, что и мы. Я смогла описать его другу-художнику на Монмартре.

– Не Тулуз-Лотреку?

– Нет, Анри хороший карикатурист, но у него слишком яркий индивидуальный стиль, чтобы люди на его портретах выходили узнаваемыми: сходство намечено разве что одной-двумя плутовскими линиями, трудноуловимыми даже для самого педантичного наблюдателя. – Ирен улыбнулась. – Мы с Нелл познакомились с ним во время нашего первого посещения Парижа. Она была совсем не в восторге от его работ.

Я прикусила язык, едва не ляпнув, что неумение восторгаться служит мисс Пенелопе Хаксли чем-то вроде религии. В Штатах ее бы называли просто занудой.

Брэм Стокер поднес набросок к свету:

– Я не знаю руку художника, но… – Он снова покосился на рисунок: – Клянусь богом, это тот самый скользкий тип, который крался по улице неподалеку от борделя прошлой ночью. Я принял его за фетишиста из тех, кто любит копаться в грязном белье.