Кен Фоллетт - Трое
– Знаю, – невозмутимо ответил Кортоне. – Я сам туда поеду.
Суза удивилась: такая возможность ей в голову не приходила.
– Так, теперь что делать с тобой… – продолжил он размышлять вслух. – Даже если я не скажу тебе, куда направляюсь, ты все равно можешь пустить людей по моему следу. Значит, за тобой нужен глаз да глаз. Сама понимаешь, я не могу тебе доверять, так что ты поедешь со мной.
Суза уставилась на него. Напряжение вдруг разом спало.
– Спасибо! – прошептала она и разразилась слезами.
Летели бизнес-классом – Кортоне на себе не экономил. После ланча Суза отправилась в туалет. Питая смутную надежду, она осторожно выглянула из-за шторки, отделяющей экономкласс от бизнеса, но была разочарована: через ряды кресел прямо на нее настороженно смотрел Хасан.
Суза заглянула на кухню, отозвала в сторонку старшего стюарда и доверительно поведала о своей проблеме: ей нужно связаться с бойфрендом, но ее итальянский папочка хочет, чтобы она хранила девственность до совершеннолетия. Не будет ли он так добр позвонить в израильское посольство в Риме и оставить сообщение для Натаниэля Дикштейна: «Хасан все мне рассказал, мы с ним едем к тебе». Она дала ему деньги – куда больше, чем нужно для звонка, он записал сообщение и обещал передать.
Суза вернулась к Кортоне.
– Плохие новости: арабы все-таки нас преследуют – один из них сидит в экономклассе.
Кортоне чертыхнулся и пообещал ей позаботиться об этом позже.
Господи, что я наделала…
По длинной зигзагообразной лестнице, ступеньки которой были вырублены прямо в скале, Дикштейн спустился на пляж, прошлепал по мелководью к катеру, запрыгнул в него и кивнул рулевому.
Взревел мотор, и катер направился в открытое море, подпрыгивая на волнах. Солнце только что село. На небе сгущались облака, заслоняя первые звезды. Дикштейн погрузился в свои мысли: вспоминал несделанное, прикидывал дополнительные меры предосторожности, искал слабые звенья. Снова и снова он прокручивал всю схему в уме, словно важную речь, которую нужно отполировать до блеска.
Вскоре над ними нависла громадная тень «Стромберга». Катер развернулся и подошел к борту, с которого уже свисал веревочный трап. Дикштейн вскарабкался на палубу.
Капитан пожал ему руку и представился. Как и весь комсостав судна, он служил в израильском флоте.
Они обошли палубу кругом.
– Проблемы есть? – спросил Дикштейн.
– Ну, посудина, конечно, так себе – старая, медленная, неповоротливая. Сделали что могли…
Насколько Дикштейн смог разглядеть в сумерках, «Стромберг» был в лучшей кондиции, чем его «родной брат» в Антверпене: на борту царил полный порядок, палуба чисто прибрана.
Они поднялись на мостик, осмотрели новейшее оборудование в радиорубке, затем спустились в столовую, где команда как раз заканчивала ужинать. Все матросы были агентами «Моссада», у большинства имелся кое-какой опыт плавания. С некоторыми из них Дикштейну даже доводилось работать. Он отметил, что все они по меньшей мере лет на десять моложе его: крепкие, веселые парни в разношерстных джинсах и домашних свитерах.
Дикштейн налил себе кофе и уселся за одним из столов. Он намного превосходил их рангом, но в израильской армии «дедовщины» почти не было, а в «Моссаде» и того меньше. Четверо ребят, сидевших за столиком, кивнули и поздоровались.
– Погода меняется, – заметил Иш, мрачный палестинец со смуглым лицом.
– А я так надеялся немного подзагореть в круизе! – притворно сокрушался долговязый блондин из Нью-Йорка по фамилии Файнберг с обманчиво смазливым личиком и длинными ресницами, которым позавидовала бы любая женщина. «Круиз» уже стал у них дежурной шуткой. Ранее на инструктаже Дикштейн сказал, что к тому времени, как они доберутся до «Копарелли», там почти никого не будет.
– Сразу после выхода из Гибралтарского пролива у них заглохнет двигатель, и починить его на месте не удастся. Капитан отправит радиограмму владельцам – а это мы и есть. По счастливой случайности еще одно из наших судов окажется поблизости – «Гил Гамильтон», сейчас стоит на якоре в бухте. Они подойдут к «Копарелли», заберут всю команду, за исключением механика, и в ближайшем порту отправят экипаж по домам.
У ребят был целый день на обдумывание этой информации, и теперь Дикштейн ожидал вопросов. Ливай Аббас, приземистый крепыш («вылитый танк», по мнению Файнберга), спросил:
– А откуда вы знаете, что «Копарелли» сломается в нужный момент?
– Ах да… – Дикштейн глотнул кофе. – Вы знаете Дитера Коха из морской разведки?
Файнберг кивнул.
– Так вот, он сейчас на «Копарелли» механиком.
– Ага… И поэтому мы сможем его починить – нам будет известна причина поломки.
– Верно.
– Значит, мы перекрасим название, подменим судовой журнал, затопим «Стромберг» и поплывем на бывшем «Копарелли» с грузом в Хайфу? Почему бы тогда просто не перетащить груз с одного судна на другое прямо в море? У нас ведь есть краны.
– Такова была первоначальная идея, – сказал Дикштейн. – Но это слишком рискованно, особенно в плохую погоду.
– Все равно можно попробовать, если погода позволит.
– Теперь, когда у нас есть одинаковые суда, проще сменить название, чем таскать груз туда-сюда, – мрачно заметил Иш. – Да и погода долго не продержится.
Тут вмешался четвертый – коротко стриженный юнец с мощной грудью по фамилии Поруш, женатый на сестре Аббаса:
– Если все так просто, зачем тут собрали столько крутых ребят?
– Последние полгода мне пришлось разъезжать по всему свету, – сказал Дикштейн. – Пару раз я натыкался на людей противника. Вряд ли они знают, что мы затеяли, – но если знают, то, возможно, у нас будет шанс выяснить, насколько мы круты.
К нему подошел помощник капитана.
– Сэр, радиограмма из Тель-Авива: «Копарелли» только что миновал Гибралтарский пролив.
– Ну все, – сказал Дикштейн, вставая. – Утром отплываем.
В Риме Суза с Кортоне пересели на другой рейс. На Сицилию они прибыли рано утром, в аэропорту их встречали родственники Кортоне.
Завязался долгий спор – не то чтобы ожесточенный, но на повышенных тонах. Их быстрый говор толком разобрать не удалось, но Суза поняла, что кузены хотели сопровождать Кортоне, а тот возражал, поскольку намеревался выплатить долг чести в одиночку.
Судя по всему, Кортоне взял верх. Из аэропорта они уехали одни на большом белом «Фиате». За рулем сидела Суза, Кортоне показывал дорогу.
В сотый раз она прокручивала в голове воображаемую сцену встречи с Натаниэлем: вот издалека появляется его худощавая фигура, он поднимает голову, узнает ее и расплывается в улыбке… Она бежит к нему, они бросаются друг другу в объятья… Он обнимает ее изо всех сил, она шепчет: «Люблю тебя!» – и целует его в щеки, в нос, в губы… И все же она была напугана и чувствовала себя виноватой, поэтому в мозгу всплывала и другая картина: он смотрит на нее с каменным выражением лица и злобно шипит: «Ты что, сдурела?!»
Это напомнило ей детство: когда Суза плохо вела себя на Рождество, мама сердилась и говорила, что Санта-Клаус насыплет ей камней в чулок вместо игрушек и конфет, и она долго лежала в темноте без сна, одновременно дожидаясь и страшась утра.
Суза покосилась на Кортоне. Перелет через океан его явно утомил. Трудно поверить, что они с Натом ровесники – он такой толстый, лысый… На нем лежала печать утомленной порочности, и это было бы смешно, если бы не было банальным признаком старости.
Солнце взошло, и остров похорошел. Суза любовалась пейзажем, пытаясь отвлечься от тяжелых мыслей и убить время. Дорога петляла вдоль побережья через маленькие городки, по правую руку виднелись каменистые пляжи и сверкающее изумрудное море.
Кортоне зажег сигару.
– Знаешь, в молодости я частенько такое проделывал. Отправлялся куда-нибудь с хорошенькой девушкой, брал машину, разъезжал по окрестностям… Теперь-то уж годами не вылезаю из Буффало. А все этот чертов бизнес – вместе с деньгами растут и проблемы. И ездить никуда не надо – люди сами к тебе приходят и все приносят. И развлекаться просто лень…
– Вы сами выбрали такую жизнь, – заметила Суза. Она сочувствовала ему больше, чем показывала.
– Сам выбрал, да, – согласился Кортоне. – Какая нынче молодежь пошла безжалостная! – Он криво улыбнулся и пыхнул сигарой.
В зеркале заднего обзора уже в третий раз мелькнула одна и та же голубая машина.
– Нас преследуют, – сказала Суза нарочито спокойным тоном.
– Араб?
– Наверное. – За лобовым стеклом лица было не видно. – Что делать? Вы обещали разобраться.
– Разберусь.
Кортоне замолчал. Ожидая продолжения, Суза взглянула на него: он заряжал пистолет уродливыми коричневато-черными пулями. У нее перехватило дыхание: она ни разу в жизни не видела настоящего оружия.
Кортоне поднял голову в ее сторону, затем перевел взгляд на дорогу.
