Кэтрин Чантер - Тайна имения Велл
Минуло четыре или пять дней после разговора с мужем. Мне почудилось, что я услышала звон разбитого стекла. Погода за окном была просто ужасная. Пылающий закат на фоне пурпурных облаков предвещал, что сильный ветер не утихнет еще несколько часов. Было трудно понять, что же я на самом деле услышала. Рыдающий Люсьен сбежал вниз по лестнице. Из окна спальни внук видел, как Марк что-то ломает в теплице.
– Оставайся в доме, Люсьен!
Град жалил мне лицо и барабанил по крыше пришедшего в негодность автомобиля, но все эти звуки были лишь фоном для сумасшедшего молота, который неистовствовал рядом в сопровождении звона разбиваемого стекла. Марк в одних джинсах и футболке удар за ударом разрушал теплицу. Подошвы ботинок топтались по битому стеклу. Осколки, выступающие из треснутого скелета рам, рвали на нем одежду, впивались в тело…. Кровь стекала по его загорелым рукам и капала на лежащие под ногам градины, которые ошибочно можно было принять за снег. Спрятавшись за живой изгородью, я наблюдала за происходящим до тех пор, пока Марк не выдохся. Все, что осталось от теплицы, – невысокая бетонная стена и металлический остов каркаса из погнутых прямоугольников и квадратов. Со стороны это напоминало разбомбленное здание. Буря затихла, ветер немного унялся, а градины падали уже не так густо, как прежде. Излишне яркий для ночи свет озарил кровь на его руках.
– Я сдержал свое слово! – всхлипывая, произнес Марк. – Смотри. – Резко развернувшись, муж показал на вскопанные грядки. – Ты сказала, что наведешь порядок в теплице, и я тебе поверил. Ты мне пообещала.
Мне нечего было ему ответить.
– Я когда-то говорил тебе, что придет день и тебе придется выбирать между мной и Энджи. Я был неправ. Тебе пришлось выбирать между мной и… Амалией. И теперь я знаю, кого ты предпочла.
Марк, спотыкаясь, прошел мимо меня. Он попытался вытереть катящиеся по лицу слезы, но лишь выпачкался в кровь.
– Постой, Марк! Куда ты собрался?
– Не знаю куда. Я ухожу, Рут, ухожу от тебя.
Позже, когда я пошла в амбар посмотреть, насколько там все испачкано кровью, мужа я не нашла. На ручках дверей и на умывальнике виднелись темные пятна крови. Куртки на вешалке я не обнаружила. Тогда я поняла, что Марк покинул Велл.
Утрата и условия человеческого существования. Кажется, однажды я прочитала на эту тему книгу или прослушала лекцию по радио, когда ехала на работу дождливым утром… в другой стране… в другие времена. На смену приехали новые охранники. На этот раз женщины среди них не было, но я не знала, случайно это или нет. Мальчишка уезжал на неделю в пустоши. Так я теперь называла внешний мир, в котором ведется ожесточенная борьба за работу, водяные привилегии, бензин, жизненное пространство, небо и надежду. Теоретически я должна была радоваться отъезду Третьего, но сержант занимал свое место в той экосистеме, которую я называла домом: он представлял собой объект моей ненависти. Я не могла ненавидеть сарычей, кухонную раковину, пушистые головки одуванчиков, семянки которых разносил ветер, или сереющие сумерки. Приспосабливаться… примиряться… искать компромисс… идти на компромисс… получать от этого выгоду… Я могла и должна была совершать все это ради того, чтобы удерживать свою территорию, но здесь не было ни боксерских груш, если, конечно, не считать таковой саму себя, ни поленьев, которые можно было бы колоть. Был только Третий. Я ощущала, что мне даже по-своему не будет хватать Анонима, вечно прячущего голову за бруствер, расхаживающего в камуфляже и всегда старающегося слиться с окружающей обстановкой. Если начистоту, то, пожалуй, я бы предпочла избавиться от Анонима. Лично мне неприятна мысль, что человек может ходить по этой земле и нисколько при этом не меняться под ее воздействием.
Отъезд Мальчишки я восприняла болезненно. То ли дело быть прикованной цепями в камере. Маленькое отверстие высоко вверху, вытесанное в древнем камне, из которого проникает ровно столько света, чтобы можно было отличить день от ночи. Ничто во внешнем мире не могло мучить сильнее, чем то, в чем мне было отказано – в прикосновении другого человека, в личностных отношениях. Должно быть, существует еще одна истина об условиях человеческого существования: тюрьма другого человека всегда кажется лучше твоей. Но это было далеко не все, о чем я думала. Было еще кое-что такое, что я с трудом отваживалась признавать. Я считала эти мысли признаком моего душевного выздоровления. Я смотрела на Мальчишку и Анонима, непринужденно стоящих под широкой кроной дуба. За плечами – вещмешки. Они разговаривали с новоприбывшими, знали, что уезжают, но верили в то, что вернутся. Мне снова разрешат выходить из дома. Я даже подумывала, а не предложить ли охранникам разводить кур. «Анатомия надежды». Так, кажется, называлась та книга. Нет… Быть может, со временем я сама ее напишу.
Интересно… Мне показалось, что Третий и Мальчишка о чем-то спорят. Аноним, как всегда, отошел в сторону. Кажется, Мальчишка ничего не добился. С видимым раздражением сбросив с плеча вещмешок, он взял протянутый Третьим листок бумаги и направился к дому. Я сбежала вниз по лестнице ему навстречу, распевая глупую песенку из моего детства, хотя прекрасно осознавала, что Третий стоит всего в нескольких метрах от заднего выхода.
Стражу меняют у Букингемского дворца.Кристоферу Робину не повезло с Алисой.Алиса вышла замуж за одного из стражников.«Жизнь солдата ужасно тяжела», – сказала Алиса.
– Рут! Ради бога, прекратите!
Он хочет поскорее отсюда уехать. Ладно. Надо его отпустить.
– Извините, что задерживаю. У вас ко мне дело?
– Сержант поручил мне передать вам это.
Он протянул мне очередной листок бумаги из тех, что я ни разу не удосужилась прочитать. Мне Мальчишка сейчас напоминал угрюмого ученика, протягивающего учителю заведомо плохо сделанную домашнюю работу.
Я выбросила бумажку в мусорное ведро.
– Можно пересказать в двух словах? Я устала читать мелкий почерк.
– Это по поводу посещений священника…
Я не верила собственным ушам. Я буду бороться. У них нет права запрещать Хью меня навещать. Я имею право на священника. Это мое право было зачитано мне в самом начале. Теперь меня лишают последнего связующего звена с внешним миром.
– Нет, парень, нет! – Потянувшись, я схватила его за руку. – Хью не согласится. Вы и сами знаете. Он все равно придет.
– Нет, не придет, Рут.
– Он будет апеллировать к властям. Он так просто этого не оставит.
– Не сможет. Он умер.
За стеной раздался автомобильный гудок. Аноним прокричал что-то насчет того, что они рискуют опоздать на поезд. Тень Третьего появилась в дверном проеме.
– Солдат! Живее в машину!
Мальчишка высвободил рукав из моих пальцев.
– Я вернусь, – прошептал он.
– Живее!
Перед домом Третий и старший из новоприбывших отдали друг другу честь, словно сдавая и принимая пост. После этого Третий уселся за руль автомобиля. Он разогрел двигатель на холостом ходу, и вот уже машина выехала за ворота. Можно было лишь предполагать, что Мальчишка успел залезть на заднее сиденье. Солдат из новоприбывших постучал в дверь и сообщил о том, что сегодня, но несколько позже, он придет и объяснит мне условия моего содержания. Я закрыла за ним дверь.
Он не… Он не придет потому, что умер.
Новость произвела на меня тягостное впечатление. Мне даже показалось, что эту новость услышала не я, а другая, посторонняя женщина. Подобрав распечатку из мусорного ведра, я положила ее на стол. Как я и предполагала, текст представлял собой маловразумительный юридический сленг, но второй параграф полностью подтвердил слова Мальчишки.
…что право на посещение, предоставленное ……………….. (полное имя посещающего согласно правилам оформления запроса по Закону о тюрьмах Ее Величества).
Подпадает под категорию ………………………. (категория получения разрешения на посещение, т. е. медицинская / религиозная / гуманитарная / психиатрическая).
Было аннулировано вследствие следующих причин ……… …………….………. (подробное изложение причин аннуляции, указать, временно или постоянно).
Содержащееся под стражей лицо поставлено в известность о своих правах согласно разделу 4 Закона о чрезвычайном положении, вызванном засухой (с внесенными поправками). Вышеназванное лицо имеет право подать на апелляцию в установленное законом время и получить любую помощь, юридическую и прочую, доступную согласно Правилам содержания лиц под стражей в соответствии с дополнением к Закону о чрезвычайном положении, вызванном засухой (раздел 4).
Судя по всему, в стержне дешевой шариковой ручки закончилась паста. Кто-то нацарапал фамилию Хью в верхнем регистре, но при этом умудрился сделать в ней ошибку. Нигде не упоминалось, что он преподобный. Чиновник свел все его приходы ко мне к тому, что обвел кружком слово «религиозная». Кажется, кто-то хотел написать слово «умер», но затем передумал, решив, что это, пожалуй, несолидно, и потому заменил его на «скончался». Бюрократы не увидели иронии в том, что пришлось подчеркивать слово «постоянно» и предоставлять мне право на апелляцию, словно можно оспорить смерть хорошего человека.
