Тесс Герритсен - Клуб Мефисто
– Вы имеете в виду – кроме крестов, вырезанных на стенах хлева?
– Я имею в виду пропавшую козу. Из хлева исчезли четыре козы, но фермер нашел только трех. А четвертая куда подевалась?
– Может, убежала. Может, в лесу заблудилась.
– В Левите, в шестнадцатой главе, Азазель называется другим именем – «козел отпущения». Он тот, кто принимает на себя все грехи, все зло рода человеческого. По традиции избранное животное выводили в пустыню и вместе с ним избавлялись от всех грехов человеческих. Там, в пустыне, его и бросали.
– По-вашему, мы снова имеем дело с символом Азазеля.
– Его голова была нарисована у вас на двери. Вы не могли забыть об этом.
«Я и не забыла. Разве можно забыть, что мой дом помечен убийцей?»
– Знаю, вы не верите, – продолжал Сансоне. – Понимаю, вы думаете, дело это закончится так же, как и многие другие подобные истории. Следы в конечном итоге приведут к какому-нибудь жалкому одиночке. Очередному Джеффри Дамеру[22] или Сыну Сэма. Возможно, убийца слышит голоса. Может, начитался «Сатанинской Библии» Антона ЛаВея[23] и она глубоко запала ему в душу. Но давайте рассмотрим другую возможность, куда более страшную. – Сансоне снова взглянул на Мауру. – Что нефилим – стражи – существуют на самом деле. Что они существовали всегда и сегодня живут среди нас.
– Дети падших ангелов?
– Это всего лишь библейская трактовка.
– Это же все взято из Библии. А я человек неверующий.
– Ветхий Завет не единственный источник, где говорится об этих существах. О них упоминается и в мифах более ранних культур.
– У каждой цивилизации есть свои легенды о злых духах.
– Я говорю не о духах, а о плоти и крови, о существах с человеческим лицом. О виде хищников, который развивался и разрастался одновременно с нами. Скрещивался с нами.
– В этом случае мы бы уже наверняка знали об их существовании.
– Мы знаем о них по их злодеяниям. Но нам неизвестно, какие они в действительности. Мы называем их социопатами или тиранами. Или вампирами. С помощью обаяния и соблазна они оказываются у власти, становятся могущественными. Они благоденствуют, развязывая войны, революции и учиняя беспорядки. А мы даже не сознаем, что они отличаются от нас. Основательно отличаются в том, что касается генетического кода. Они рождаются хищниками, и весь мир для них – поле охоты.
– Вот, значит, чем занимается ваш Фонд Мефисто? Поисками этих мифических существ? – усмехнулась Маура. – А на единорогов не пробовали охотиться?
– Многие из нас тем не менее в них верят.
– И что вы будете делать, когда найдете хотя бы одного такого? Застрелите, а голову высушите и повесите на стенку как охотничий трофей?
– Мы всего лишь исследовательская группа. Наша задача – распознавать и изучать. И консультировать.
– Кого?
– Правоохранительные органы. Мы снабжаем их сведениями и результатами наших исследований. И они все это используют в своей работе.
– И правоохранительные органы воспринимают все это всерьез? – с нескрываемой ноткой сомнения спросила Маура.
– Да. К нам прислушиваются, – только и произнес он. С невозмутимостью человека, твердо уверенного в своих словах, которому нет никакой нужды их отстаивать.
Маура вспомнила, с какой легкостью он заручился доступом к конфиденциальным сведениям по расследованию этого дела. И почему на запросы Джейн о Сансоне не последовало ответов ни из ФБР, ни из Интерпола, ни из министерства юстиции. «Все они покровительствуют ему».
– Наши труды не остаются незамеченными, – снова заговорил он. И тихо прибавил: – К сожалению.
– А я думала, вы именно этого и хотите. Чтобы их замечали.
– Но только не преступники. А они, однако ж, каким-то образом нас вычислили. Они знают, кто мы такие и чем занимаемся. – Сансоне немного помолчал. – И думают, вы одна из нас.
– Ведь я даже не верю, что они существуют.
– Но они пометили ваш дом. А значит, отождествляют вас с нами.
Маура посмотрела на залитый лунным светом снег, поражавший своей белизной. Он делал сумерки почти такими же светлыми, как день. Ни укрытия, ни тьмы. На фоне этого беспощадного пейзажа будет заметно каждое движение добычи.
– Я же не состою в вашем клубе, – возразила она.
– А вполне могли бы. Вас видели у меня дома. Видели вместе со мной.
– Я была и на всех трех убийствах. Делала свою работу, и только. Убийца мог меня заметить в любую из тех ночей.
– Я тоже так сначала думал. Что вы оказались в его поле зрения ненароком, став дополнительной добычей. Точно так же думал я и о Еве Кассовиц, – может, он ее просто заприметил на месте преступления еще в первый раз, в сочельник, почему-то обратил на нее внимание.
– А теперь вы так не думаете?
– Нет.
– Почему?
– Ракушка. Узнай я о ней раньше, мы сумели бы принять меры предосторожности. И Джойс была бы сейчас жива.
– Так вы считаете, ракушка была для вас чем-то вроде послания?
– Столетиями мужчины из рода Сансоне шли в бой под знаменем с изображением такой раковины. Это была насмешка, вызов, брошенный фонду. Предупреждение о том, что будет дальше.
– А что будет дальше?
– Нас попросту уничтожат.
Сансоне проговорил это тихо-тихо, как будто, произнеси он эти три слова громко, они тотчас же обратятся в разящий меч, готовый обрушиться ему на голову. Но страха в его голосе Маура не уловила – только смирение перед роковой неизбежностью. Она даже не нашлась что ответить. Их беседа перешла в чуждое ей русло, и она не знала, как реагировать. Мир Сансоне походил на мрачную пустыню, населенную кошмарами, и, даже просто сидя рядом с ним в машине, она почувствовала, что ее собственный взгляд на мир изменился. Теперь кругом таились жуткие чудовища. «Даниэл, – подумала она, – ты мне так сейчас нужен. Мне так нужна твоя поддержка, твоя надежда и вера в светлый мир. Этот человек – живое воплощение тьмы, а ты – олицетворение света».
– А знаете, как умер мой отец? – вдруг снова заговорил Сансоне.
Маура посмотрела на него в полном недоумении:
– Простите?
– Поверьте, это имеет самое прямое отношение к делу. Да и вся история моего рода в этом смысле весьма показательна. Я пытался забыть о ней, сбежать. Тринадцать лет преподавал в Бостонском колледже, думал, смогу жить, как самый обыкновенный человек. Отца своего я считал порядочным чудаком, как и деда. А все те странные истории, на которых я вырос, казались мне забавными семейными байками. – Он взглянул на нее. – Я верил им не больше, чем вы сейчас моим словам. Иначе говоря, не верил ни на грош.
«Его речи кажутся абсолютно разумными. Но это не так. Этого не может быть».
– Я преподавал историю, так что легенды и мифы древних знал неплохо, – продолжал между тем Сансоне. – Вы ни за что не убедите меня, что когда-то на свете жили сатиры, русалки или крылатые кони. Так с чего же мне было верить тогда в отцовские россказни про нефилим?
– И что же произошло?
– О, я знал, что кое-какие из его рассказов – правда. Смерть Изабеллы, например. Как-то в Венеции мне удалось разыскать сведения о ее заключении и гибели – все это хранилось в церковных архивах. Ее и вправду сожгли заживо. И она действительно родила сына незадолго до того, как ее казнили. Так что, как выяснилось, далеко не все, о чем говорили в роду Сансоне, было сказками.
– А то, что ваши предки охотились на демонов?
– Отец в это верил.
– А вы?
– Я верю, есть враждебные силы, готовые уничтожить Фонд Мефисто. И они нашли нас. Как когда-то нашли моего отца.
Маура молча смотрела на него, ожидая продолжения.
– Восемь лет назад, – снова заговорил Сансоне, – он полетел в Неаполь. На встречу со старым другом, которого знал еще со студенческой скамьи, – они вместе учились в Нью-Хейвене. Оба вдовцы, оба страстно увлекались древней историей. Они собирались сходить в местный Национальный археологический музей и обменяться новостями. Отец мой радовался в предвкушении поездки. Я впервые услышал оживление в его голосе с тех пор, как умерла мама. Но когда он прилетел в Неаполь, друга в аэропорту не оказалось. В гостинице тоже. Отец позвонил мне, сказал – стряслось что-то ужасное и он на следующий день собирается обратно. По его голосу я понял, что он сильно встревожен, но по телефону больше ничего не сказал. Наверно, он думал, нас подслушивают.
– Он что, на самом деле решил, что его телефон прослушивают?
– Вот видите! И вы восприняли это так же, как я тогда. Что это-де очередные бредни чудака-папочки, вообразившего, будто за ним снова гоняются гоблины. Последнее, что он мне сказал: «Они нашли меня, Энтони. Они знают, кто я такой».
– Они?
– Я сразу смекнул, что к чему. Та же бредятина, которую мне рассказывали с самого детства. Про зловещие силы в правительстве. Про всемирный заговор нефилим, проталкивающих друг дружку на вершины власти. И про то, что, если им удастся прибрать всю политическую власть, они поохотятся на славу, не страшась возмездия. Как это было в Косове. В Камбодже. В Руанде. Они расцветают во время войн, беспорядков, кровопролитий. Подпитываются от всего этого. Армагеддон для них – охотничий рай. Потому-то им не терпится, чтобы он скорей настал, – они с наслаждением предвкушают этот день и час.
