Дуглас Адамс - Долгое безумное чаепитие души

Дневной свет вломился, точно наряд полиции, и сунул нос во все щели кухни, которая, как и спальня, вызвала бы стойкое неприятие у человека, пребывающего в возвышенном расположении духа. Подобно всем помещениям в доме Дирка, кухня была просторной, мрачной и крайне неопрятной. Она словно насмехалась над любыми попытками привести ее в порядок и обращала на них внимания не больше, чем на кучку дохлых мух, что лежали под окном на стопке коробок из-под пиццы.

При свете стало отчетливо видно, каким был второй волос – у корня седой, а дальше ярко-рыжий с металлическим отливом. Дирк поджал губы и крепко задумался. Чтобы понять, кому принадлежит этот волос, много умственных усилий прилагать не потребовалось – на кухню регулярно заходила лишь одна персона, голову которой словно использовали для извлечения окисей металлов из промышленных отходов. Серьезно же поразмыслить Дирку пришлось над тем, чем ему грозит находка – прилепленный ею к дверце холодильника волос.

Похоже, негласное противостояние между ним и домработницей перешло на новый, более зловещий уровень. По подсчетам Дирка, прошло уже полных три месяца с тех пор, как дверцу холодильника открывали в последний раз. Теперь он не просто стоял в углу кухни, а фактически держал оборону. Дирк прекрасно помнил, когда впервые это заметил – с неделю назад. В тот день он как раз попробовал обманом заставить Елену (по иронии судьбы имя старой грымзы рифмовалось с «гигиеной»; впрочем, Дирка это больше не радовало) открыть дверцу. Обман был мастерски изобличен и едва не срикошетил по нему самому.

Согласно выбранной Дирком стратегии, для начала следовало отовариться в расположенном по соседству продовольственном магазинчике. Он взял понемногу молока, яиц, бекона, баночку-другую шоколадного крема и полфунта обычного сливочного масла – в общем, ничего особенного, – и как ни в чем не бывало выложил на холодильник, будто хотел сказать: «Если выдастся свободная минутка, не запихнете ли все это внутрь?…»

Когда в тот день он вернулся домой, его сердце радостно подпрыгнуло: на холодильнике было пусто. Продукты исчезли! Их не отодвинули и не переставили на полку – их нигде не было видно. Наверное, она все-таки капитулировала и спрятала продукты. В холодильник! И конечно, раз уж она его открыла, то вымыла там все внутри. В первый и единственный раз его переполнило теплотой и благодарностью к ней, и он уже хотел было с облегчением и триумфом распахнуть дверцу, когда восьмое чувство (согласно последним подсчетам, чувств у Дирка было одиннадцать) подсказало ему проявить величайшую осмотрительность и проверить, куда Елена выбросила содержимое холодильника после уборки.

Неприятная догадка шевельнулась в его душе, когда он бесшумно приблизился к мусорному ведру под раковиной. Затаив дыхание, Дирк поднял крышку.

Внутри, в складках только что вставленного черного мешка покоились купленные им яйца, бекон, шоколадный крем и полфунта обычного сливочного масла. Две вымытые бутылки из-под молока ровным строем стояли у раковины, в которую предусмотрительно вылили их содержимое.

Она все выбросила.

Она избавилась от его продуктов, лишь бы не открывать холодильник! Дирк медленно обернулся и посмотрел на засаленный, приземистый белый монолит. Именно в тот миг он отчетливо понял, что его холодильник ушел в глухую оборону.

Дирк налил себе густого черного кофе и сел, слегка дрожа. Сперва он даже не взглянул на раковину, а скорее всего краем глаза заметил там две чистые молочные бутылки, и какая-то напряженно работающая часть его мозга приняла сигнал об опасности.

На следующий день Дирк придумал оправдание случившемуся. Напрасно он ведет себя как параноик. Елена определенно поступила так по ошибке, ненамеренно. Ее наверняка терзают тревожные мысли о сыне: у него обострился бронхит, появилась раздражительность или склонность к гомосексуализму – то, что заставляло ее время от времени прогуливать работу или выполнять ее без должного усердия. Она итальянка и, видимо, по рассеянности приняла его продукты за мусор.

Но теперь случай с волосом все изменил. Вне всякого сомнения, Елена прекрасно понимала, что делает. Ни при каких обстоятельствах она не собиралась открывать холодильник первой, и он – тоже.

Судя по всему, она не заметила волос, иначе просто убрала бы его, чтобы ввести Дирка в заблуждение и заставить думать, что открыла холодильник. Наверное, сейчас следовало бы сыграть такую шутку с ней, однако вряд ли это сработает. Их затянуло в тугую спираль, и теперь им обоим светит душевное расстройство или вечные муки.

Может, нанять кого-нибудь, чтобы открыл холодильник?

Нет. На это у него не хватит средств. Ему даже нечем заплатить Елене за последние три недели. Он до сих пор не уволил ее лишь потому, что тогда пришлось бы выдать ей расчет, а сделать это он пока не в состоянии. Секретарша в конце концов нашла в себе силы уйти от него по собственной инициативе и занялась какой-то ерундой, связанной с туристическим бизнесом. Дирк попытался высмеять ее за то, что предпочла монотонность получения зарплаты («Регулярного получения», – невозмутимо поправила она) удовлетворению от работы.

Она едва не переспросила: «От чего, от чего?» – но вдруг поняла: тогда ей придется выслушать ответ, который, несомненно, ее разозлит и заставит спорить. Впервые до нее дошло, что единственный выход – это не дать втянуть себя в дискуссию. Если она не ответит, можно будет спокойно уйти. Она попыталась. И внезапно почувствовала свободу. И ушла. А неделю спустя, пребывая в том же настроении, выскочила замуж за стюарда по фамилии Смит.

Дирк пинком перевернул ее стол, но позже ему пришлось собственноручно ставить его на место, потому что секретарша так и не вернулась.

В детективном агентстве биение жизни сейчас ощущалось не больше, чем в могиле. Никто не желал ничего расследовать. Не так давно, чтобы свести концы с концами, Дирк подвизался хиромантом. Занятие это ему было не по душе. Он вполне мог бы с ним смириться – фактически он уже стал привыкать к омерзительному чувству унижения, а в темноте палатки, установленной в саду позади бара, его никто не узнавал, – если бы у него не проявились потрясающие способности. В нем то и дело вспыхивало отвращение к самому себе. Всеми известными путями он старался обмануть, смухлевать, вел себя нарочито по-хамски или цинично, но какую бы глупость ни сморозил, она неизменно оказывалась правдой.

Самый неприятный случай произошел в тот вечер, когда в палатку заглянула одна женщина из Оксфордшира. Решив поиздеваться, он посоветовал ей хорошенько приглядывать за мужем, который, судя по линиям на руке, тот еще летчик. Оказалось, ее муж действительно управлял истребителем. Двумя неделями раньше во время учебного полета он пропал над Северным морем.

Дирк смутился и пробубнил какие-то жалкие слова утешения. Уверен, заявил он, пробьет час и муж вернется, все встанет на свои места, жизнь наладится и тому подобное… На что женщина ответила: вряд ли, ведь чтобы погибнуть в Северном море, с лихвой хватит и часа, а поскольку за две недели следов мужа не обнаружилось, было бы странно предполагать что-то иное, кроме того, что он мертв, и она старается свыкнуться с этой мыслью, так что большое спасибо. Все это она произнесла довольно язвительным тоном.

Выслушав ее, Дирк понес полную ахинею.

Он сказал, что крупная сумма денег, которая четко прослеживается на ее руке, – ничто по сравнению с потерей ее любимого, драгоценного мужа, однако, возможно, ей будет приятно узнать, что сейчас он на небесах, плывет на самом пушистом из облаков и чудесно выглядит в новом комплекте крыльев, а сам Дирк очень сожалеет, что ему приходится городить весь этот огород, но она сама виновата – застала его врасплох. Не желает ли дама чаю? Водки? Может быть, супу?

Она отказалась. Объяснила, что заглянула в палатку случайно, что просто искала туалет, и спросила, сколько ему должна.

– Пустое! – бросил Дирк. Он испытывал крайнюю стесненность в средствах, поэтому, отвечая так, сорвался на фальцет. – Я все насочинял. Прошу разрешить мне принести свои глубочайшие извинения за то, что грубо вторгся в ваше личное горе, и сопроводить вас… э-э… нет, лучше указать дорогу в… так и быть, назову это место… туалет… Как выйдете, сразу налево.

Тот случай поверг Дирка в уныние, однако через некоторое время он был ошарашен, узнав, что буквально на следующий день бедняжка заработала двести пятьдесят тысяч на облигациях выигрышного займа. Несколько часов Дирк простоял на крыше, тряся кулаками в темное небо с криками «Прекрати немедленно!», пока какой-то зануда-сосед не вызвал полицию. Под вой сирен прибыл наряд и перебудил вообще всю округу.

Сейчас Дирк понуро сидел на кухне. Бешеный энтузиазм, который обычно помогал ему пробиться сквозь перипетии дня, напрочь вышибла эта история с холодильником – теперь в нем словно была заточена и заперта как на щеколду единственным волоском воля Дирка.